плоской. А маленький житель внутри меня несколько раз лёгким пинком намекнул, что неплохо бы мне вонзить свои зубы хоть в какую-нибудь еду. Достаю телефон и пишу Марку: «Мы хотим есть. Ты скоро?» И Громов отвечает почти мгновенно: «Рыжик, прости. Препод до сих пор не пришёл. Торчу под дверью кафедры. Может, ты все-таки зайдёшь в универ? Столовка сегодня работает» Вздыхаю и бросаю взгляд на нашу альма-матер через лобовое стекло машины. Заходить туда я как раз таки и не планировала. По дороге домой Марк решил заскочить в универ, закончить какие-то свои пятиминутные дела, которые, по всей видимости, уже явно затягиваются... Но еды мой организм требует с каждой секундой все сильнее... Ладно! «Ну раз столовка работает... Тогда встретимся там» — пишу и отправляю сообщение Громову. «Отлично. Скоро буду» — и целая поэма из смайликов сердечек, обнимашек и поцелуйчиков. Я закатываю глаза, но улыбаюсь сообщению Марка. Он теперь всегда такой. С той самой новогодней ночи его будто бы прет от нежности. Марк словно под кайфом, когда рядом со мной. А рядом он теперь постоянно. Может, я и оказалась слабовольной и бесхребетной, но решение оставить всю грязь и боль в старом году все же приняла. У нас не было многочасовых разговоров кто прав, кто виноват... кто плохой, а кто -хороший. Мы просто вместе. Я и Марк. Как семья. Я устала думать и перемывать все, что было ДО того, как он нашёл меня в новогоднюю ночь. Марк нужен мне. И как муж и как отец нашему малышу. Два сердца во мне одновременно чувствуют это. Он влюблён, я влюблена. У нас будет ребёнок. И тот шанс, о котором молил Марк под бой курантов для меня сейчас неизбежен. Поэтому наши новогодние каникулы больше походили на медовый месяц. А еще мы решили вообще не касаться прошлого, хотя Громов сразу предупредил, что его встреча с Кариной после праздников неизбежна. После своей выходки с видео эта трусливая курва оказалась недоступна. И у Марка были свои планы, как поставить ее на место. Но оставить и не трогать эту ненормальную попросила именно я. Все чего хочу - не знать, не слышать и не пересекаться. Особенно сейчас. Даже ради эфемерной мести. И состроив недовольное лицо, Марк мне это пообещал. Поэтому появляться без надобности в универе я не планировала. Осталась ждать его в машине. Но мысль о вкусной котлетке или булочке оказывается сильнее тягучей мысли, что нужно зайти в университет. С обреченным вздохом стаскиваю с заднего сиденья свою куртку, шапку и забираю ключи от внедорожника Марка. И стоит мне переступить порог холла, тот неприятный мандраж лишь усиливается. Он пристал ко мне. Прилип и все больше впитывается под кожу. Дело даже не в заинтересованных взглядах мимо проходящих студентов. Видимо тех, кто вообще хоть как-то в курсе о нашей с Марком эпопее. Теперь мне уже все равно. Но моем пальце обручальное колечко, в паспорте фамилия «Громова», да и живот прикрывать бессмысленно. Он уже заметен. Я, как назло, сегодня надела тонкий обтягивающий свитер. Но через секунду я понимаю, почему так быстро во мне ширилась тревога. До столовой не дохожу всего пару шагов. Потому что перед моим носом появляется она. Дева в черном: водолазка, скинни, волосы, глаза - все чёрное. Да и душа там вряд ли имеет другие оттенки. — Какие люди... Ну привет, — хмыкает Карина, едко рассматривая меня с высоты своих каблуков. Стискиваю зубы до скрежета в ушах. Это что? Закон подлости? Или я так отрабатываю свою карму? Замечаю, что взгляд Карины цепляется за мой живот. Я тут же одергиваю расстегнутые полы куртки. — До свидания, — фыркаю я и намереваюсь как можно скорее выйти из поля зрения этой контуженной. Отшагиваю в сторону, но Карина как магнит: дублирует мое движение. — Поздравляю, — скалится она. — Как тебе мой свадебный подарок? Делаю один терпеливый вдох. И медленный выдох. Хочет поиграть в едкие бирюльки? Хорошо... — Шикарный, — оскаливаюсь Карине в ответ, приподняв подбородок. — Очень понравился. Съемка. Ракурс. Все круто. Извини, что на торжество не пригласили. Решили, что тебе там будет некомфортно. — А тебе комфортно знать, что пока ты унитаз обнимала, твой ненаглядный Марк трахал меня, — она смакует каждое слово. Я заставляю себя дышать ровно, когда хочется просто выцарапать ей глаза. Может, зря уговорила Громова оставить все то дерьмо на совесть этой крысе. — Ну вот и тешь себя этим дальше, — хмыкаю я и жму плечами. — А сейчас все просто. Марк - мой муж и когда я рожу, он будет трахать меня. Карину передергивает. И на ее красивом лице одной эмоцией проступает все ее уродство. — Если родишь, — кривится она, косясь на мой живот. — Чтоб оно у тебя там сдохло. Меня выдергивает из реальности. Я быстро оказываюсь где-то за гранью. Сердце раздалбывает болью, и она глушится лишь в моменте, когда моя ладонь горячо и с размаха соприкасается с лицом. Не с моим. С чужим. Я выдаю Карине пощёчину. Прямо на публику посреди коридора. И вокруг, кажется, стынут не только зеваки, но и пылинки в воздухе. Несколько секунд Карина и я просто смотрим друг другу в глаза. И все что я ощущаю -страх с начинкой из мерзости. Но выбора у меня не было. Это меньшее, что она вообще заслужила. — Ты рыжая сука! — Ее визг разносится, наверное, по всему универу. Я не пытаюсь даже предугадать, что в башке у Карины. Просто понимаю, что ничего хорошего уже не будет... — Только тронь ее, и я не знаю, что с тобой сделаю, — рядом раздается леденящий слух бас. А через мгновения от Карины я огорожена широкой спиной в знакомой серой толстовке и запахом родных духов. Марк скалой становится между нами. Заводит меня к себе за спину, крепко придерживая одной рукой. Зажмурив глаза, я нервно дышу ему где-то между лопаток, уткнувшись туда лбом. Только не шмякнуться бы в обморок. — Она меня ударила! И ты будешь защищать ее? — Карина продолжает верещать на весь коридор, собирая вокруг нас толпу ещё больше. — Буду. Можешь даже не сомневаться, — рычит Марк. — Ты не в себе, — визжащий тон этой придурочной не утихает ни на децибел. — С каких это пор ты стал ее подстилкой? — С тех пор как она стала моей семьей. Советую тебе держаться от нас подальше. Приблизишься ко мне или к Лике хоть на шаг, или откроешь свой поганый рот в ее адрес, заставишь меня жалеть, что женщин я не бью. Если я до сих пор не приложил твою черепушку к стене за то видео - это ещё ничего не значит, — непрогибаемой сталью в голосе Громов режет каждую фразу. — И обратись к психологу. Мне кажется у тебя с головой проблемы. Оставь меня и мою семью наконец в покое. Развернувшись, Марк прижимает меня к своей груди и касается губами моего лба: — Идём отсюда. Не распахивая глаз, я послушно киваю. Видеть Карину и всех, стоящих вокруг нас, отсутствует желание. Мое тело окутывает слабость. Будто в ту пощёчину я вложила все свои силы. И в моих ушах все ещё звенят ее слова... Я, как пластилиновая, следую за Марком к его машине. Он размещает меня, уже во всю дрожащую, на заднем сиденье и усаживается рядом со мной сам. Захлопнув дверь, сдавливает в своих объятиях, гладит по волосам, зарываясь в них пальцами. — Рыжик, она больше не появится в нашей жизни. Веришь? — хрипло шепчет Марк мне в макушку. Зарываюсь лицом в его толстовку, под которой ровными ударами бьет сердце. Пытаюсь заставить и свое биться так же. Но оно лишь сильнее разгоняется. Меня колотит уже от дрожи до стука зубов. Мое дыхание сбивается, быстро превращаясь во всхлипы. Марк пытается отодвинуться и взглянуть на меня, но я только яростнее цепляюсь пальцами за его шею, не давая и образоваться и миллиметру между нами. — Она тебе что-то сделала? — обеспокоенно цедит Громов. В отрицании дергаю головой. — Сказала? И я не отрицаю это уже никак. — Что она тебе сказала? Говори. Не бойся. Яростно машу головой по горизонтали и, перестав протыкать шею Марка пальцами, кладу их себе на живот. Глажу, с надеждой ожидая там ответа. И получаю едва ощутимый пиночек. Ее слова. Боже. Никогда и ни за что я это не повторю вслух. Марк все-таки заставляет посмотреть на него, поместив мое лицо себе в ладони. Горячие и осторожные, они приподнимают его так, что наши взгляды соединяются. В черных радужках все до краев заполнено беспокойством. — Что бы она тебе ни сказала, даже не смей об этом думать. Слышишь? — большими пальцами Марк отчаянно пытается стереть все слезы с моих щек. — Я с тобой. — Знаю. — сопливо бормочу ему в ответ. — Тогда улыбнись, — он требовательно прожигает меня взглядом. — Не хочу.