Фак! В груди холодеет, а во рту пересыхает. Здесь, походу, побывал мой отец. — Это что и откуда? — тычу брошюрами прямо в нос брату Лики. А он продолжает играть в долбанного партизана. Только непонятно, кого боится? Меня? Или его пришибленная мать наказала и рта не раскрывать? — Дима, да? — чуть смягчаю голос. Мне надо расколоть пацана во что бы то ни стало. Парень согласно трясет рыжей шевелюрой. — Послушай, Дим, помоги мне. Ты же Лику любишь? — Конечно, — подтверждает он, тут же встрепенувшись. — Она же моя сестра. Отбрасываю брошюры обратно на комод и кладу свои ладони пареньку на худощавые плечи. Заглядываю ему в глаза: — Вот и я ее люблю. Очень люблю. Может быть, когда и ты подрастаешь, тоже так полюбишь. Прорастешь в свои чувства корнями так, что перед глазами темнеть будет лишь от одной мысли, что ее нет рядом. Готов будешь по битому стеклу ползти, жрать это стекло, отдашь все, что есть у тебя, душу в пекло продашь, только бы быть с ней, — и чем быстрее взвивается мое сердце под ребрами, тем сильнее я сжимаю рыжего пацана своими руками. — Поверишь во всех сраных богов, лишь бы иметь шанс все вернуть. И я готов, Дим, ради Лики на все. Время, планеты, вселенную... Да что угодно остановлю, только бы сейчас найти ее и не дать твоей маме все разрушить... — Самолёт, — неожиданно шепчет малой виновато. — Тебе надо остановить самолёт. Замираю с чувством, что внутри вот-вот все оборвётся. Это полный звиздец. Поджав губы, совершаю парочку вдохов и выдохов. — Так, — перестаю сжимать Диму за плечи и, запустив свои пальцы себе в волосы, грубо взъерошиваю их, — какой самолёт? Куда? Время? — Я не знаю, Марк. Клянусь, — оправдывается пацан и опускается банкетку стены. — Несколько дней назад к маме пришли какие-то люди. Важные такие, в костюмах. Долго разговаривали. А после их ухода осталось вот это. Мама тут же стала собирать чемодан, сказала, что поедет за Ликой, и они сразу полетят куда-то отдыхать. Типа сестре сейчас нужно сменить обстановку. И сегодня утром мама уехала. Сказала ждать их недельки через две. Я растерянно мну ладонями своё лицо. Черт! Две недели! У меня нет столько времени. Я не хочу ждать. Я не могу! — Кто из семьи ещё знает, куда они летят? Где вообще все? — тяжело вздыхаю я. — Отец на вахту укатил. Сеструха, кажется, опять с мужем сошлась, а бабуля в магазин ушла. Но мама, что-то про озеро говорила и сосновый лес. Я со стоном закидываю голову назад, снова запуская пальцы в волосы. Боже! Или кто ты там наверху. Спасибо! Озеро и сосновый лес - это там же, где были и мы с отцом. Я знаю, где хотят спрятать от меня моего Рыжика. Черта с два! Вылетаю из квартиры Соболевских и пулей рвусь к машине. Оставляю всю злость на отца на потом. У меня ещё будет время посмотреть ему в глаза и разочароваться во всем окончательно. Сейчас у меня одна цель. Оказавшись за рулем своей тачки, набираю номер, который хоть чем-то может мне помочь. Как бы мы не разосрались, сейчас он нужен мне. И через три долгих гудка слышу: — Алло, — голос Поляка если не удивлённый, то испуганный точно. Мы больше не общались с ним после моей свадьбы. — Дэн, ты как-то говорил, что кто-то из твоих родственников при должности в аэропорту, — бросаю ему вопрос сразу в лоб. Пульс шарашит, не поддаваясь никакому счету. Тахикардия нервно курит в сторонке. У меня нет времени! Я не могу ждать. Неизвестно, что ещё наговаривает мать Лики ей в уши каждую секунду. Мне нужно вернуть Рыжика домой. — Э-э-э... ну-у-у... да-а-а, — тянет офигевший Поляк. Снова давлю на газ, разворачивая машину на выезд из двора, как заядлый форсажник, и с надеждой выдыхаю в трубку: — Денис, мне нужна твоя помощь. Глава 37 Всю дорогу до аэропорта меня не покидает чувство: что-то не так. Оно грызёт меня изнутри. Не даёт отвлечься. Мне даже дышать некомфортно. Пытаюсь уговорит себя, что я просто устала и не в состоянии думать и пытаться понять все свои ощущения. Уговариваю, что мне действительно нужен отдых, новая обстановка и другие люди вокруг. И чем больше твержу себе об этом, тем сильнее меня окутывает чувство, что никуда не хочу. Как и не хочу думать о Марке. Но запретить себе это сделать не могу. Мама о чем-то воодушевленно щебечет, когда буквально тащит меня за собой в сторону стойки регистрации на рейс. А мое тело будто с каждым шагом наливается свинцом. И в голову словно раскалённый кол забивается один и тот же вопрос: почему не приехал Марк? Неужели я опять станцевала на одних и тех же граблях? Доверилась и снова ошиблась. Это я настолько глупа? Или Марк истинный подлец? Досмотр и посадку на самолет прохожу как в тумане. Но когда оказываюсь уже на борту, меня охватывает леденящая паника. Я не могу выбросить из головы мысль, что все заканчивается вот так. Нет уж. После того что между нами было, я заслуживаю хотя бы галочки о прочитанном сообщении. Напишу все, что думаю. Все что болит и стонет в груди. Без разбора и смысла. Даже ответа ждать не стану. На автомате моя рука тянется в карман куртки за телефоном. Но находит лишь заколку и парочку монет. Нахмурившись, лезу к себе в сумочку, которую еще не успела убрать вверх на полку, но мобильного не нахожу. Странно, я вроде просила маму переложить его обратно к моим вещам. Поднимаю на нее взгляд, не переставая шарить ладонью по содержимому своей сумки. — Мам, мой телефон... Ты не вернула его мне? Она демонстративно закатывает глаза: — Тебе это сейчас так важно? Мы едва не опоздали на рейс. Прилети, отдам. Он в сумке, а она уже на полке. — Значит, достану сама, — вздыхаю и собираюсь встать с кресла. — Угомонись, Лика, — уже жёстче проговаривает моя мать, хватая меня за руку. Ее ледяные глаза искрятся раздражением. — Мама, в чем проблема отдать мне мой телефон? Что за цирк? — Проблема в том, что он тебе не нужен, — она угрожающе понижает голос. — Цирк здесь устраиваешь ты, Лика. Тебе талдычишь, как нужно поступать правильно, а ты все пытаешься играть во взрослую. Думаешь, я не понимаю зачем тебе телефон? Хочешь ему позвонить? Мало тебе унижений? Не нужна ты ему, засеки себе на носу. Бросил он тебя в очередной раз. Ребёнка ты потеряла, а значит Марку теперь не нужно играть с тобой в семью. И документами на развод он это ясно дал понять. Меня словно опять ударили под дых. Дёргаюсь от мамы, как от огня. — Мне кажется или тебе даже нравится говорить мне все это? Ты как будто удовольствие получает от этого. Как будто специально хочешь. Я замолкаю на полуслове. Смотрю на свою мать, медленно проваривая, зашоренными мозгами, последнюю фразу. — Ты ведь действительно делаешь это специально, да? — цежу маме в лицо. — Говоришь о том, чего я боюсь. Давишь на это. Ее неожиданный приезд, медовые причитания о своей заботе, грязь в адрес Марка, внезапно откуда взявшиеся деньги на отдых. Все становится прозрачным, а я - идиотка. Пойти на поводу у своих страхов и боли, вместо того, чтобы послушать саму себя. И сжатые в линию губы матери и недовольно раздувающиеся ноздри лишь этому подтверждение. Ей нужно было, чтобы я во все это поверила. — Ты сейчас успокоишься и прекратишь нести чушь. Ты много не понимаешь, Лика. — Глаза мамы предостерегающе сверкают. — Я даже не хочу знать, что тебе наобещали, чтобы навесить мне на уши лапшу, — выдёргиваю свою руку из рук мамы. — Но я никуда не полечу. К черту! Подниму дебош на борту, но сойду с этого рейса. Что я теряю-то? Рывком поднимаюсь с кресла. Успеваю только дёрнуться, как меня снова грубо хватают за край куртки. — Лика... — громко шипит мама. — Сядь. И тут же рядом возникает обеспокоенная стюардесса. — Девушка, прошу вас сесть на место. — Я никуда не лечу. Выпустите меня, — пытаюсь протиснуться мимо бортпроводницы. — Успокойтесь, пожалуйста, — лепечет она, заботливо касаясь моей руки. — Самолет уже выруливает на взлетную полосу. У вас паника? Вы боитесь летать? — Да, паника. Я просто не хочу никуда лететь. Передумала. — Лика, сядь! — рявкает моя мать. И мы уже привлекаем слишком много внимания. Другие пассажиры перешептываются и косятся на нас. — Девушка, сядьте, пожалуйста! — уже настойчивее просит стюардесса. — Вы не понимаете, я должна отсюда выйти, — смотрю ей в глаза, как будто она моя последняя надежда. Понимаю, что если самолёт сейчас взлетит, то я просто окончательно сойду с ума. Стюардесса явно собирается мне петь и дальше, что я должна сесть и пристегнуться, но вместо этого, нас обеих пошатнуло. Самолёт, все это время уверенно выруливающий на взлетную полосу, тормозит. Причём не очень плавно. По салону тут же проносятся возгласы. Я бросаю взгляд в иллюминатор и четко вижу, как замедляется движение асфальта за стеклом. Это замечает и стюардесса. — Я очень вас прошу. Сядьте, — бросает она спешно и исчезает из виду.