Конечно, не совсем понятно каким боком к выходке Марка приплели и меня. Надо было стоять и молчать в тряпочку, но поздно. Уже сижу перед ректором и нервно перебираю пальцами ремешок от сумки, уткнувшись глазами в пол. «Меня же не отчислят? Нет?» — так и хочется запричитать, заглядывая в ректорские глаза. Но такой мандраж охватывает, по всей видимости, только меня. Марк, сидящий рядом, уж совсем не походит на того, кто хоть как-то переживает о происходящем. Вальяжно восседающий в кресле с широко расставленными на полу ногами и скучающий взгляд ясно намекают: он вообще не парится. — Громов, — вздыхает ректор, протирая свою блестящую лысину платочком, — я даже удивлён. Ты продержался целую учебную неделю без приколов. А теперь у тебя и сообщник имеется, — подбородком указывает в мою сторону. — Да ещё какой. Первокурсница! Я сжимаюсь под ректорским взглядом в комочек. Даже с внешностью добродушного пухляка Павел Петрович все равно вселяет в меня напряжение. Не хотелось каких-либо проблем в дальнейшем. Я бюджетница и рассчитываю на безнапряжное существование в университетских стенах и место в общаге, как никто другой. — Так ради этой девочки все и затевалось, — хмыкает Марк, скрещивая руки на груди. — Как мужчина, Павел Петрович, вы должны меня понять. Бьюсь за внимание это барышни как могу. Громов загадочно косится на меня, а его чёрные глаза из-под густых бровей просто прожигают взглядом. Мои щеки вмиг становятся как один сплошной ожог. — А нельзя знаки внимания выражать где-нибудь за пределами университета, а? — ректор монотонно постукивает ручкой по столу и поочерёдно смотрит то на, густо краснеющую, меня, то на Марка. И тот протяжно вздыхает. — Так не выходит, Павел Петрович. На звонки не отвечает, в кино приглашаю - не идёт. Даже просто прогуляться не соглашается. — А, может, ты банально ей не нравишься, Громов? — Павел Петрович иронично прищуривает глаза. — Может, — ещё тяжелее вздыхает Марк, а потом поджимает губы и смотрит на меня, растерянно моргая пушистыми ресницами. — Не нравлюсь, да? Только вот в его глазах целая пляска бесноватых огоньков. Мне очень хочется стукнуть Марка чем-нибудь по темноволосой макушке. Например, вот статуэткой в виде совы, стоящей на столе у ректора. Но краснея с каждой секундой ещё больше, лишь выдавливаю из себя натяжное и какое-то неправдоподобное: — Нет. Отворачиваюсь от сканирующих меня до молекул глаз Марка и делаю вид, что рулонная штора напротив ничуть не хуже картины Рембрандта. Ну и кто он после этого? Нахал! — Усек, Громов? Не нравишься ты девушке. А мне не нравятся твои выходки, — цокает ректор. — Что будем делать? Слышу как Марк шумно и с наигранной тоскливостью выдыхает: — Я буду залечивать свое разбитое мужское горячее сердце. А вянущие цветы в холле станут мемориалом моей неразделенной любви... Боже! Громов! Ну хитровыделанный гад! Я не выдерживаю. С силой закусываю щеку изнутри и утыкаюсь носом в свое плечо, пряча подступающие раскат смеха. — Марк, я серьёзно. К нам приехала проверка, мне не до твоих выходок, — лояльный Голос Павла Петровича мгновенно меняется на жесткий. — Мне не очень хочется начинать звонить твоему отцу. На этих словах моё любопытство берет верх. Я бросаю осторожный взгляд на Марка, лицо которого на секунду становится вне эмоций, а в его глазах вспыхивает недовольство. Но он в прямом смысле проглатывает выпад ректора про звонок отцу: кадык на его крепкой шее дергается вниз. На какое-то мгновение мне кажется, что Марк напрягся. Но уже через секунду все напряжение в его лице и позе испаряется. — Звоните, — расслабленная ухмылка касается губ Марка. — Я же такое жуткое преступление совершил... — Это не преступление, а нарушение дисциплины и порядка в стенах нашего университета. В общем, так, — Павел Петрович громко бьёт колпачком по столу, — давай убирай свою цветочную лавку. И начни уже вникать в учёбу. Не глупый же парень, за границей стажировка была. У тебя диплом на носу, а ты. — ректор замолкает, снова перекидывая свой взгляд то на Марка, то на меня. — Идите отсюда оба. Громов, не дожидаясь дополнительного приглашения покинуть кабинет, тут же поднимается с кресла и направляется к выходу. Мне ничего не остаётся, как мысленно поблагодарить всех существующих богов, что моё присутствие здесь особо ректора и не интересовало. Тихо бормочу «До свидания» и семеню за Марком, прижав свою сумку к груди. — Соболевская. Я испуганно замираю, а по спине прокатывается холодная волна. Блин. Рано радовалась, что ли? — Да, — оборачиваюсь и морально готовлюсь к выписке трындюлей теперь и в моей адрес. — Тебе партийное задание особой важности. Займи ты этого оболтуса на недельку хоть чем-нибудь, пока проверка здесь. Сходи с ним уже в парк. Лишь бы Громов мне больше ничего не учудил, — на полном серьезе заявляет Павел Петрович. Это шутка? Но наверное, нет, потому что он смотрит на меня с лицом мученика. Мягко говоря, я теряюсь и даже не нахожусь, что ответить. Зато слышу, довольную усмешку Марка, задержавшегося в этот момент дверях кабинета. & & & Лилии? Не-а. — Белые розы? — Мимо. — Орхидеи? — Холодно. — Да, блин! — недовольно фыркает Громов. — Тогда, может, реально ромашки? — Не ромашки, Марк, — усмехнувшись, уверенно качаю головой. Я бы могла уже находиться под пристальным допросом Насти, от которой пришла тонна смсок, но подпираю плечом колонну в холле. И с улыбкой наблюдаю, как кое-кто, демонстрируя рельефное напряжение в татуированных мышцах, оттаскивает цветы к стене, освобождая проход к турникетам. Так сказать, проявляю бдительность, дабы Его Величество Громов ещё чего-нибудь не вытворил. Партийное задание же! А вообще, это какая-то подстава! Занять Марка? Серьёзно? Может, его ещё и на концерт сводить? Так он и так неплохо справляется с ролью концертмейстера. Четвёртая пара вот-вот начнётся, но в холле уже достаточно зевак, делающих селфи на необычном фоне. А мне так хочется топнуть ногой и сказать: «Кыш, это подарили мне». Но не потащу же я всю эту цветочную ораву в общагу? Поэтому было решено просто бросить клич в соцсети университета о том, что «Забирай. Налетай. Халява». И с десяток букетов уже укатили в руки и в посты местных инста див. — Сдаюсь, — оттащив последние цветы с прохода, Марк поднимает руки, обозначая поражение. — Я не знаю, что тебе нравится больше. А раз ты все цветы забрать не можешь, то выбери хотя бы один букет. Зря старался, что ли, — обиженно бурчит он. Хмыкаю и задумчиво перевожу взгляд на эту пёструю выставку. Выбрать букет? А вот возьму и выберу. Я нахожу взглядом цветы, которые мне всегда нравились больше всех. И как бы банально ни было - это розы. Охапка алых, тугих, нераскрывшихся бутонов. Да. Точно. Это они. Самые красивые и выделяющиеся из всех своих собратьев. Поправив сумку с тетрадями, перекинутую через одно плечо, уверенно подхожу к высокой пластмассовой вазе с цветами и осторожно вытягиваю оттуда увесистый букет. В нос тут же проникает сладковато-нежный аромат. И я даю себе слабину. Улыбнувшись, закрываю глаза и прижимаю бутоны к своему лицу, делая глубокий вдох. — Чёрт! Надо было назвать алые розы, — тихий бас, пробирающий меня до мурашек, раздаётся над моим ухом. Я вздрагиваю и поворачиваюсь, упираясь охапкой цветов в грудь Марка. Приподнимаю голову, и мы сталкиваемся взглядами. Жар снова прилипает к моим щекам. У меня неконтролируемо теплеет где-то под рёбрами... или где-то глубоко в животе... или даже немного ниже. А ещё, пока играем в гляделки, я неосознанно обвожу взглядом каждую черту его лица. Смугловатая кожа, широкий подбородок с пробивающейся щетиной, резкую линию челюсти, высокие скулы, невероятно густые брови и крупные чувственные губы. Марк определено смазлив, но как-то по-мужски. Это даже какая-то неправильная смазливость. Грубая. — Букет помочь подержать? Могу довезти тебя прям с ним до общаги, — Марк практичсеки вплотную наклоняется ко мне и, касаясь горячим дыханием моего лица, лукаво приподнимая уголки губ. Я медлю с ответом, потому что всё ещё где-то вязну в его глазах. — Ах да, — сощурив взгляд, Марк неожиданно отступает, разочарованно вздыхая. — Ты же сказала, что я тебе не нравлюсь. Наверное, уже как-то некультурно навязывать своё общение. Так что... — он разводит руками, отступая ещё на шаг от меня. Недоумённо хмурю брови. Это сейчас он к чему? — Было приятно познакомиться, рыжая-бестыжая, — с серьёзным лицом выдаёт Громов. — У меня четвёртая пара через пять минут. Отчаливаю зализывать сердечные раны. Отвесив мне, во всю хлопающую ресницами, учтивый поклон головой, Марк достаёт из кармана джинсов беспроводные наушники и затыкает ими уши. Подмигнув, он просто оставляет меня посреди холла с букетом алых роз в руках. И пока я какие-то мгновения изумленно смотрю на широкую спину в чёрной футболке, быстро удаляющуюся по лестнице вверх, холл универа уже заполняет толпа студентов. А я все еще стою, крепко прижимаю несколько десятков роз к себе и не понимаю. В голове всего один вопрос: в смысле «приятно было познакомиться»? Всё? Так просто. Одного раза прямо сказать «нет» было достаточно? Ну... Хорошо... На четвёртой паре английского языка я появляюсь все так же с букетом в руках. И сразу же становлюсь предметом пристального внимания своих одногруппниц. Я слышу и вижу, как они перешептываются, искоса поглядывая в мою сторону. Да и как на меня не смотреть, если цветы заняли всю площадь моего стола. Но уверена, их больше интересуют не розы, а слухи о моем общении с Марком. И сегодня я даже рада, что мы с Настей попали в разные группы по английскому. Потому что на моем телефоне уже лавина сообщений от неё примерно с одинаковым содержанием. «Лика, что происходит?» «Ты как умудрилась захомутать Громова?» С какой-то дергающей горечью усмехаюсь в ответ на Настины вопросы. Захомутать. Скорее, это просто «было приятно познакомиться». Мне бы надо ответить подруге, но всю пару я занята. И не тем, что внимательно слушаю лекцию препода о неправильных глаголах. Подперев рукой подбородок, я, под глухие и неровные удары своего сердца, гипнотизирую алые бутоны, периодически украдкой наклоняясь к ним и вдыхая их сладкий запах. Нет. Мне не нравится Марк Громов. Совершенно, абсолютно, точно. Он наглый, напористый и понятия не имеет, что такое личное пространство. И что с того, если Марк -это два метра косой сажени в плечах, украшенной татуировками, и бездонно черные глаза? Я ничего не чувствую. Не чувствую же? Нет?