Правда, Громову тоже досталось. Тот лысый неадекват оказался неробкого десятка. Украдкой бросаю взгляд на своего защитника, который, сунув руки в карманы спортивных шорт, стоит, монументально расправив плечи и смотрит куда-то поверх головы ректора. Выразительная линия скул на лице Марка подчеркнута не только внутренним напряжением, но и парочкой ссадин. Да и без того чувственно крупные губы теперь немного оттюнингованы легкой припухлостью. От одного вида такого серьёзного и хмурого Марка с боевыми ранениями у меня тянет под ребрами. Я не ожидала... Он возник там как черт из табакерки. Я искренне думала: Громову все, что связано со мной, уже неинтересно. Но слишком много энтузиазма было в чётких ударах Марка по лицу противника. И настолько много, что его и того придурка с трудом разняли два накаченных физрука. — Громов, да когда же ты уже выпустишься отсюда, а? — продолжает ректор, с отчаянием повышая голос. — Ты можешь не быть главным героем всех криминальных новостей нашего универа? Ты - исчадье всех проблем! То цветочный рынок разводишь, то пожарная сигнализация сработает, потому что кое-кто курит в мужском туалете. — Я не курю. И не пью. ЗОЖ, Павел Петрович. Слышали о таком? — хмыкает Марк, с раздражением закатывая глаза. Я вовсю маякую взглядом Громову, чтобы он был как-то повежливее и без намёка на дерзость. Неизвестно, чем теперь закончится его выходка на стадионе. Но Марк лишь расслабленно подмигивает мне типа: «ваще не парься, детка». Ага, ну конечно. Не волнуйся. На лбу у ректора уже проступает испарина, а щеки пугающе краснеют. — А кулаками размахивать где ни попадя это тоже ЗОЖ? — Вообще-то, Марк заступился за меня, — осторожно встреваю я в разговор. Делаю небольшой шаг вправо и слегка перекрывают Громова от гневного взора ректора. И это получается как-то само собой... бессознательно. — Лика, не лезь, — шепчет за моей спиной Марк. И мы стоим так близко, что его строгий выдох расстилается мурашками в моих волосах. — Молчи. А меня уже распирает от переполняющих эмоций. И от этого даже стирается ощущение боли в расцарапанной руке. Смело смотрю на ректора, вскинув подбородок: — Тот придурок был готов и на меня броситься, хотя я извинилась за свою невнимательность. А в ответ посыпались оскорбления и... Но Павел Петрович заставляет замолчать одним взмахом руки, возмущенно уставившись на Марка позади меня. — Нет, ты посмотри, Громов, какой у тебя здесь адвокат нарисовался. Ну чудо просто! — Еще какое чудо, — легко подтверждает Марк. — Рыжее чудо, — добавляет он так тихо, что мне едва удается расслышать это. И по теплой интонации его голоса, даже затылком ощущаю, что в этот момент он улыбается. А через секунду кровь в моих венах заполняет жар. Пальцы Марка касаются моего запястья и проводят незамысловатый узор по внутренней стороне ладони. Так бережно и мягко. Всего лишь мимолетное прикосновение теплых мужских пальцев, а меня уже здесь нет. Я падаю куда-то в жерло вулкана. Хочется обернуться, но делаю лишь осторожный едва заметный поворот головы к плечу. Но и этого достаточно, чтобы краем зрения заметить, что Марк гипнотизирует меня взглядом, приподняв уголки своих губ. Мамочки, мне бы дополнительный глоток кислорода сейчас, потому что я где-то на грани обморока. — Громов! — возглас ректора быстро возвращает в реальность. Я и Марк одновременно отшатываемся друг от друга, а на своей ладони больше не чувствую горячих узоров. — Совесть имей! — продолжает Павел Петрович, сотрясая воздух. — В гляделки он играет, рэмбо. В общем, выговора в личное дело тебе не избежать. И отца оповестим. А ты, Соболевская, — он стреляет взглядом в меня, заставляя в тут же виновато опустить голову. Хотя я-то тут при чем? — Еще раз будешь поймана с Громовым на какой-нибудь его выходке и тебе выговор накатаем. Я согласно и очень активно киваю, лишь бы поскорее покинуть этот кабинет. Одарив еще парочкой угроз по поводу вызова на воспитательные комиссии и минусовкой баллов из общего рейтинга, нас, наконец таки, отпускают. Выйдя из кабинета ректора, я и Марк почему-то застываем у его дверей. Сейчас самый разгар пары и длинный коридор погружен в тишину. И мы оба зависаем в ней, став друг напротив друга. Несколько секунд просто молчим, а между нами вьется весьма ощутимое напряжение. Облизав губы, я робко поднимаю взгляд на Марка, встречаясь с той самой бездонной темнотой в его глазах. Во мне эмоций через край. И даже не успев подумать, позволяю себе поддаться какому-то внутреннему, стихийному порыву. Сделав шаг к Марку, я осторожно обхватываю ладоням его лицо. И, поднявшись на носочки, просто мягко касаюсь губами его щеки, украшенной мелкими ссадинами, прошептав: — Спасибо. Аромат дорогого парфюма, смешанный с терпким запахом мужского тела бьёт в самый низ моего живота, рассыпаясь там электрическими разрядами. И только тогда до меня доходит: я, кажется, перегнула с эмоциональностью. Потому что чётко чувствую, как Марк ошарашенно выдыхает у моего лица: — Да не за что. Испугавшись своего же прорыва, отшатываюсь от Громова, подумывая, что неплохо сейчас бы провалиться куда-нибудь на этаж ниже. Моё сердце брыкаться в груди, пока внутренний голос вопит, что я немного «ку-ку». Нервно прочищаю горло и заправляю за уши распустившиеся пряди. Боже, как неловко. — Вообще, конечно, ты не должен был... — начинаю мямлить я, чтобы не возвращать молчаливую паузу между нами. — Должен. Это даже не обсуждается, — не задумавшись, чеканит Громов. — Но у тебя теперь могут быть проблемы. — У меня есть только одна проблема, — вздохнув, Марк проводит длинными пальцами по растрепанным волосам, укладывая их ото лба назад. — Девушка, что не выходит из моей головы, устроила мне отворот-поворот. Я едва не нарушаю тишину коридора предательским возгласом, что такого не было! Но вовремя прикусываю язык. Итак уже отличилась со своими необдуманными порывами. Не выхожу из его головы, значит? Отвожу взгляд от чёрных глаз, сделав вид, что схема пожарного выхода за плечом Марка на противоположной стене невероятно интересна. — Так, может, ты неправильно все понял? — равнодушно бросаю я. — То есть если я наберусь наглости и напишу сообщение, что заеду за ней завтра вечером и тем самым приглашу на свидание, то не буду послан? — Попробуй, — пожимаю плечами, когда на языке вертится: «уверена». И я все ещё «рассматриваю» план эвакуации с сердцем-юлой в груди, потому что готовлюсь к усмешке Громова на этот разыгранный мини-спектакль. — Тогда я буду ждать от неё ответа, — но голос Марка непривычно серьёзен. — А ты, Лика, постарайся не нарваться больше на всяких уродов. Меня может не оказаться рядом в этот момент. Договорились? Всё-таки опять повернувшись к Громову, вижу, что это просьба не издевка или шутка. Он смотрит на меня с открытым беспокойством. Что я могу ему ответить? Что я внезапно стала и не против, чтобы Громов маячил где-то рядом? Да это походу сияет на моем лбу. Я согласно киваю, растерянно хлопая ресницами. Не говоря больше и слова, Марк, испытывающе смотря на меня упор, прячет разбитые костяшки пальцев в карманах шорт. Сделав пару шагов спиной назад, он разворачивается и уже через несколько секунд исчезает за ближайшим поворотом коридора. Стоит ли говорить, что когда я спустилась к Насте, ждущей в холле с моими вещами, я первым делом ринулась искать телефон в сумке, пока на меня сыпался миллион вопросов о произошедшем. И глупая предательская улыбка липнет к моим губам, когда вижу на экране значок непрочитанного сообщения. Номер с пятью восьмёрками: «Ничего не знаю. Завтра в шесть вечера заеду за тобой в общагу». Глава 7 Марк — Твою же... Я шумно втягиваю воздух через зубы, когда прохладная вода касается ран на лице. Приходится терпеть противное жжение на коже, стиснув челюсть. Проведя мокрыми пальцами по волосам и зачесав их назад, выпрямляюсь над раковиной, встречаясь с собственным отражением в зеркале. Да уж. Не критично, но уже прям красавчик с боевыми шрамами: небольшое рассечение над бровью, парочка ссадин на лице и немного ноет нижняя губа. И пока шумит вода из-под крана, криво усмехаюсь самому себе. Интересно, мне выщемить со своими пацанами того конченного и добить где-нибудь в лесу или сказать ему спасибо? Откуда эта тварь взялась на стадионе в тот момент понятия не имею. Но тварь он однозначно. Девчонка была жутко напугана, а вот я получился крут. Хоть и не планировал красить себе лицо. На хрен оно мне надо было? Ради секса? Я и без этого имел отличный план. Лика итак на всю пару примагнитилась ко мне взглядом, но тот тип... Смешал мне все карты, но в очень удачный расклад. Я вообще не ввязываюсь в подобные потасовки, но эта рыжая. Чёрт! Что-то толкнуло. Гребаная жалость? А как её не жалеть? Лика даже пахнет беззащитностью и невинностью. Потерев щеку, одаренную ее милейшим поцелуем, давлю улыбку своему отражению. А в груди теплеет. То-то же! Награда нашла своего героя. Только мало мне. Ма-ло. Хочу ещё. Хочу, чтобы она так жадно и смотрела на меня дальше, распахнув свои глаза-аквамарины, но уже подо мной. Лику хочу. Торкает меня от неё, а сегодня прям до какого-то нетерпимого животного чувства в животе, когда увидел её беспомощно стоящую перед тем уродом. И чего Поляк фыркает на рыжую? Не ему же разворачивать фантик у этой конфеты. — И что ты в ней нашёл, Марк? — знакомый елейный голосок за спиной заставляет вздрогнуть. Но поворачиваться не приходится. В отражении позади меня и так вижу знакомые черты. Тяжёлая россыпь смоляных волос, обрамляющих кукольно инстаграмное личико: идеальные чёрные брови, подведенные стрелками глаза и изумительно прокаченные алые губы. И, конечно, неизменно тяжелый аромат дорого Гуччи. Карина. Мы когда-то часто и долго любили друг друга голыми. — И тебе привет, — хмыкаю я. Выключив воду, тянусь к автомату с бумажными полотенцами у зеркала. — Какими судьбами? Ты же вроде выпустилась в прошлом году? — Предки заставили магистратуру покорять, — сдув невидимые пылинки с вызывающе красной футболки, Карина кривится и подпирает плечом белоснежный кафель. — Поляк сегодня тоже здесь. Пытаемся тебе дозвониться, и не але. А потом узнаем вот новости...