Часть 12 из 24 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сев в кресло, Михаил еще раз окинул всё помещение взглядом, чтобы по его виду лучше понять характер хозяина. Творческий беспорядок творческого человека, отметил он про себя. Может ли такой человек, с таким беспорядок в собственном помещении, и, вероятно, с подобным же беспорядком в голове задумать и осуществить тонко и точно продуманный план по похищению, вывозу за границу и продаже драгоценного перстня? Хороший вопрос, стоит над ним поразмышлять, решил Михаил.
– Итак, я вас слушаю, – начал разговор Ник.
Михаил еще раз изложил свое версию инициативы, добавив несколько деталей. Он достал заранее приготовленный блокнот и ручку, чтобы записывать основные моменты разговора.
– Знаете, мне рассказали, что вы брали интервью у Изабеллы Модис незадолго до ее кончины. Не могли бы вы рассказать об этом поподробнее, чтобы мы смогли включить это в наш фильм? – сказал Михаил.
– Да, действительно, было такое дело. У меня, откровенно говоря, состоялась целая серия подобных интервью в мае, когда я специально приезжал в Москву. В том числе и с Модис. Если хотите, я могу включить вам ту версию, которую я смонтировал для демонстрации?
– Да, с удовольствием посмотрел бы. А кому вы здесь вообще показываете ваши работы и каким образом?
– О, есть специфическая аудитория. И она находится совсем не в Голландии. Большей частью это русскоязычное население Германии, а там таких людей сейчас около трех миллионов. Но также есть и русскоговорящие во Франции, там остались еще потомки людей, приехавших во время волн эмиграции после революции. Демонстрируются фильмы на специализированных телеканалах, но для этого, конечно, требуется перевод, а это затратно. Так что, в основном, через интернет. Да, через интернет в оригинале на русском языке. Окупается за счет рекламы. Рекламодатели – магазины для русских, например. Другие тоже есть.
Тем временем Ник установил видео на большой экран, достал где-то за занавеской наушники, подключил их и передал Михаилу. На экране появилась заставка студии, а затем начался сам фильм–интервью.
С экрана на Михаила смотрела пожилая женщина. Она сидела в кресле в той самой квартире, где он побывал совсем недавно. Взгляд обращен на интервьюера. Ни худая и не полная, старушка, выглядела на свои девяносто с хвостиком. У нее на лице была мягкая, добрая и грустная улыбка. Совершенно седые волосы, завитые, аккуратно обрамляли голову. Кого-то она напомнила Михаилу. Да, конечно же, очень похожа на ту старушку–провидицу, с которой он говорил в Тульской области несколько дней назад. Михаил наклонился к экрану, чтобы приглядеться. Словно две сестры – удивительное сходство, отметил он про себя. А может, это сходство всех глубоко пожилых людей?
По ходу интервью Модис рассказывала о своей молодости, о выступлениях во время войны. Но эти рассказы касались в основном художественной части, без выражения ее личного отношения к происходившему. Она рассказывала о встречах с авторами песен, о том, как она находила нужную подачу для каждого исполняемого произведения, как меняла его в зависимости от принятия публикой.
Михаил обратил внимание на то, как была одета Модис во время интервью: на ней было черное платье со светлым пуховым платком. На платье, и Михаил специально приглядывался, сверкали бусы, в ушах замечались серёжки. Но сильнее всего Михаила привлекали мелькающие на экране руки: он пытался заметить перстень на пальце. Но видел только красивое кольцо, не похожее на тот перстень, который он видел на фотографии.
Фильм–интервью длился тридцать минут. После первого просмотра Михаил попросил поставить фильм еще раз, и еще раз просмотрел его очень внимательно, делая, в основном для вида, небольшие заметки в своем блокноте.
Пока он смотрел фильм, обращал в полглаза внимание на то, чем занят сам Ник. Тот, тоже надев наушники, работал с другим видео. Наверно, подумал Михаил, другой монтаж. После двух просмотров Михаил спросил:
– Скажите, а сколько времени вы снимали этот фильм?
– Около двух часов, кажется.
– Это было в один день или за несколько дней.
Ник несколько настороженно посмотрел на Михаила, задумался и ответил:
– Всё было снято примерно часа за два в один день.
– Да, понятно. И вы только однажды побывали в ее квартире?
– Не понимаю, какое отношение это может иметь к фильму? – явно раздраженно спросил Ник.
Михаил понял, что он немного перегнул палку с вопросами. Нужно бы понять, что он сейчас не в своем кабинете в «конторе», а в чужом офисе, да еще и в чужой стране, да еще и исполняет чужую роль. И тут он попробовал вернуться к прежней тактике:
– Возможно, вам удалось посмотреть, как жила известная артистка, вот что я имел ввиду?
Но по виду Ника стало заметно, что это не только не улучшило, а даже немного ухудшило положение. Ник молчал несколько секунд, потом сказал:
– Я бывал не один раз в той квартире. Это требовалось для съемок. А почему, все–таки вы интересуетесь?
– Может быть, у вас есть полная версия? Интересно было бы взглянуть, если вы не против, – Михаил решил немного разрядить обстановку.
– Да, есть. Сейчас поставлю, – ответил Ник примирительным тоном, вероятно решив, что лучше сделать паузу в общении.
Полная версия длилась более двух часов. На ней запечатлелись моменты подготовки, техническая настройка, пара–тройка первичных вопросов для установления нужного настроения. Кроме этого, на кадрах были видны элементы интерьера квартиры, вырезанные при монтаже. Но самым интересным Михаилу показалось появление несколько раз в кадре молодой девушки в спортивном костюме. Должно быть, это и есть та самая Екатерина Третьякова, решил Михаил.
Когда двухчасовое видео закончилось, он почувствовал усталость от длительного просмотра: и голова, и глаза все время были напряжены. Михаил подготовил, как ему показалось, несколько художественных вопросов про Модис. Например, он спросил у Ника, говорила ли она что-то о своем личном отношении к войне, к политике, были ли у нее конкуренты, недоброжелатели? Рассказывала ли он что-то о семье? На все эти вопросы Ник ответил отрицательно, пояснив, что в основном вопросы касались именно творческих аспектов ее жизни.
– Ещё я обратил внимание на украшения у Изабеллы Модис. Это драгоценные камни, как думаете?
– Честно говоря, не знаю, – ответил Ник. – Я никогда не обращаю внимание на такое, в том смысле, что не могу сказать драгоценные или полудрагоценные и тому подобное.
– А вот я знаю, что у нее есть какой-то перстень необычайно красоты. Вы видели его у нее или где-то в квартире.
– Знаете, всё, что она одела тогда, видно. Про остальное, извините, не интересовался, – голос Ника снова зазвучал раздраженно.
– А кто та девушка, которая появлялась в кадре? – спросил Михаил.
Этот вопрос, казалось, вверг режиссера в минутный ступор.
– Эта девушка работала у Модис сиделкой. Дело в том, что старушка уже практически не передвигалась самостоятельно, когда мы снимали. Вот девушка и помогала ей. Насколько я знаю, – Ник замолчал, странно глядя на Михаила и неожиданно атаковал его вопросами. – Я не понимаю, почему вы спрашиваете о таких вещах? Зачем вам полная версия? Сколько раз я там был? В чем дело? Я не понимаю. Вы занимаетесь художественным творчеством или… чем-то иным? Не понимаю…
Решив, что сегодня из него получился плохой актер, Михаил сдал один редут и перешел во второй, заранее подготовленный. Он сказал довольно уверенно, чтобы погасить силой своего голоса напор Ника:
– Да, я не режиссер. Я частный детектив из Москвы и меня интересует девушка – Екатерина Третьякова. Ведь это она на кадрах?
Услышав это, Ник, забывшись, попробовал откинуться назад на своем табурете, как на кресле со спинкой, и чуть не опрокинулся. Удержавшись, он резко поднялся и стоял так, молча и глядя на Михаила. Тот сидел, ожидая реакции и приготовившись ко всему.
– Это она, да. А почему вы ею интересуетесь? Натворила что-то? —спросил Ник неожиданно спокойно, снова садясь на табурет.
– Родители потеряли её, ищут.
– А что вам еще известно? – снова спросил Ник.
Михаил решил идти ва-банк:
– Известно, что… что она к вам отнеслась неравнодушно.
Ник снова замолчал и стал правой рукой теребить свои волосы. Это продолжалось несколько минут. Всё это время Михаил спокойно наблюдал за ним, понимая, что человек должен «созреть». И тот «созрел».
– Ну ладно, – вдруг довольно твёрдо сказал Ник. – Может быть, вы-то мне и поможете. Она ко мне была неравнодушна, как вы сказали мне. А я к ней равнодушен – так я говорю вам. Ну, встретились мы пару раз – всё. Но ей мало. Увязалась за мной. Сюда приехала. Каждый день меня терроризирует, звонит, сюда приходит, стучит в дверь. В общем, мешает мне нормально работать. Я не могу от нее отвязаться! Найдите ее и верните ребенка родителям! Вот что я скажу. Кстати, она ваша соседка по мотелю. Там она остановилась, сама мне сказала, когда пришла сюда в первый раз.
Ух, ты! – пронеслось в голове у Михаила. События начали развиваться! Значит, Екатерина была у него под носом. Остается найти ее и изобличить! Но нужно не забыть прояснит роль этого «режиссера». Как они связаны с перстнем – вот что должно интересовать в первую очередь. А их связи – это уж пускай сами разбираются.
– У меня есть последний вопрос к вам. Вам хватает тех доходов, которые вы получаете от своей работы? – спросил Михаил.
Ник бросил на него быстрый косой взгляд и ответил:
– Кому же не хочется больше? Всем хочется. Но у меня в среднем в год получается шестьдесят – шестьдесят пять тысяч евро. Этого вполне достаточно, чтобы здесь жить. К тому же, у меня есть небольшая, как говорят в России, халтурка. Мне удается подзарабатывать на определенных фильмах и не платить за это налоги. Так что, неплохо, неплохо. Но больше не хочу об этом говорить.
– Хорошо. Я попробую найти Екатерину, раз уж она так близко находится. Хочу договориться, что в случае необходимости еще раз к вам обращусь.
– Хорошо, – ответил Ник.
На этом они расстались, и Михаил пошел на автобусную остановку, чтобы вернуться к себе в мотель. Возле остановки он заметил закусочную, зашел туда и перекусил. Часы показывали шесть часов вечера.
Что значит этот разговор с Ником, стал размышлять он. Если бы они работали в связке с Третьяковой, но Ник ни при каких условиях не стал бы раскрывать ее, не стал бы рекомендовать остановиться с нею в одном мотеле, ведь даже случайность могла привести к их провалу. Значит, они в деле похищения перстня не связаны. Что же тогда? Если Елена Важникова права, это обычные чувства молодых людей: понравились друг другу. И больше ничего. Это его не интересует. А интересует только перстень. Из всех фигурантов только Екатерина могла иметь доступ к сейфу, хотя пока не ясно, каким образом –это еще предстоит выяснить. Следовательно, этот Ник тут ни при чем, а Екатерина приехала сюда из-за него… Стоп! Если она приехала из-за него, то что же получается? Получается, что она бросила дела с перстнем… Странно. Впрочем, она – женщина, а у них всё может быть по–другому. Может, она так затаилась до лучших времен, перстень в надежном месте, а сама пока занялась личными вопросами… Не исключено. Очевидно, что нужно искать ее и «прижимать к стенке» вопросами. Давить напрямую, возможно, пугать последствиями… Теперь нужна она сама.
Вернувшись в мотель, Михаил спросил у служащего: «Екатерина Третьякова. Катерина Третьякова». К удивлению Михаила, служащий тут же ответил: «Йес, йес, рашин». Ах, тут же понял Михаил, вот что хотели ему объяснить в прошлый раз, повторяя: «Рашин, рашин». Это, получается, означало, что в мотеле есть еще один или одна русская. «Балда я неучёная!» – в сердцах обругал сам себя Михаил.
4
Оказалось, что Екатерина Третьякова остановилась на втором этаже через номер от Михаила. Он поднялся и постучал в ее номер. Никто не отозвался. Тогда он пришел в свой номер и стал ждать у окна, через которое хорошо просматривалась лестница на второй этаж. Совсем стемнело, а она всё не шла.
Около десяти часов вечера Катерина возвращалась в свой мотель. Снова безрезультатно. Она ходила и пробовала стучать в его офис, но никто не открыл. Она звонила, он не отвечал на ее звонки. Совершенно безвыходное положение, ловушка. И ведь сама себя загнала в неё, своими собственными бездумными поступками. Она чувствовала, что находится в настолько отчаянном состоянии, будто стоит на краю пропасти. Опять она на пороге нервного срыва, как когда-то. Кажется, вот случить малейшее движение, дунь малейший ветерок – и всё, конец всему. Неужели придется возвращаться домой вот так, с пустыми руками и ждать потом позора? Ведь сколько веревочке не виться, конец всё равно будет. Шила в мешке не утаишь. С такими мрачными и тревожными мыслями поднималась она по лестнице на второй этаж, чтобы войти в свой номер.
Ага! – Михаил заметил ее. Вот она поднимается! Медленно идёт, не торопится. Всё! Войди теперь только в номер, и ты в ловушке, мышка. Выглядит симпатично, но меня этим не проймёшь! – подумал он.
Катерина открыла дверь ключом и оказалась внутри своей комнаты.
Дам ей двадцать минут на переодевание и иду, – решил Михаил.
Ровно через двадцать минут он постучал в дверь ее номера.
Дверь распахнулась без лишних слов. За порогом в халате стояла Катерина. Михаил сразу же узнал ее. На ней был легкий красный халат с расплывчатым темным рисунком. Лицо у нее настолько уставшее, что он слегка опешил: ему показалось, что она, как говорят, не совсем в себе от усталости. Тем не менее, понимая, что должен действовать решительно, он почти без спроса перешагнул порог, она не сопротивлялась. Входя, он одновременно говорил:
– Екатерина, добрый вечер! Меня зовут Михаил Новиков, я частный детектив из Москвы. Мне необходимо с вами поговорить относительно вашей работы у Изабеллы Иосифовны Модис.
И тут Михаил поразился ее реакции. Вместо слов ответа она внезапно зарыдала, замахала руками, развернулась и пошла внутрь комнаты. Он видел, как она содрогается от всхлипываний, и слышал ее односложное: «Нет, нет, нет». Катерина подошла к дивану, легла на него спиной к Михаилу. Он слышал, как она громко плакала.
Это было настолько неожиданно и необычно, что он опешил и просто стоял у входа в номер. Внутри было темно, горел только торшер, находившийся возле кресла. Понимая, что говорить с нею в таком состоянии бесполезно, Михаил сел в это кресло и наблюдал. Катерина лежала на диване и плакала – это явственно слышалось. Уйти Михаил не мог, потому что боялся, что как только он выйдет, она упорхнет. К тому же, он не был полностью уверен, что эта сцена реальна, а не постановочна, чтобы вынудить его выйти. Ах, эти женщины, на что только не способны, думал он. Может быть и так. Что ж, придется ждать.
Минут через десять всхлипывания и плач прекратились. По мерному дыханию Екатерины он понял, что она спит. Или притворяется, что спит. Нет, уйти без разговора он не может. Нужно ждать.
Тогда он постарался расположиться в кресле поудобнее и осмотрел комнату. Она была точь–в-точь как его, только дополнялась диваном, где и расположилась временная хозяйка.
Свет торшера был направлен как раз в сторону дивана. Лучше наблюдательного поста придумать сложно: он ее видит, а она его нет – мешает свет.
В полночь он ощутил, что его тянет ко сну. Он пытался бороться с этим тяготением, не желая подвергать себя риску упустить долгожданную добычу. Михаил старался просто сидеть и слушать, как дышит молодая женщина на диване всего в нескольких шагах от него.
Около двух часов ночи Михаил вдруг встрепенулся. Значит, всё-таки заснул. В комнате ничего не изменилось. Тогда он снова закрыл глаза.