При пробуждении иногда бывает так, что не сразу можешь понять, спишь или нет. Именно это случилось сейчас, ранним утром, с Михаилом. Он приоткрыл глаза. В первые секунды ему показалось, что окружающее ему снится. Снится, что он сидит в комнате, как в зрительном зале. Перед ним сцена, освещенная ярким софитом. И всё это происходит словно перед началом спектакля. На сцене стол, за ним диван. И никого. Полная тишина в зале. Вероятно, других зрителей нет. Все декорации, освещение только для него одного. Спектакль вот–вот начнётся. «Конечно, это снится», – пронеслась в голове мысль. Он снова закрыл глаза. Сквозь сон он услышал звуки льющейся воды. Ага, а вот и действие начинается, картина оживает. Сейчас, должно быть, появятся актеры. Он снова слегка приоткрывает глаза и видит… «её»! Как? Ах, да, она ему снится. Нет, «она ушла». Нет, нет: они виделись недавно в аэропорту и расстались. Это сон. Видение. И тут Михаил мгновенно очнулся. Перед ним другая. Ему понадобилось еще несколько мгновений, чтобы вспомнить, где он находится. Нет! Это не видение, это явь! Из двери ванной комнаты к дивану шла совершенно обнаженная Екатерина Третьякова. У нее на голове было полотенце, и она вытирала им голову, подняв руки вверх. Она ступала босыми ногами по полу, отчего на нем оставались мокрые следы. Михаил понял, что она не замечает его, потому что он на кресле, а свет торшера ослепляет ее. Его взгляд приковался к ее телу. Разумные мысли уступили место природе. В эти мгновения он не думал о ней, как о той, за кем он охотился и кого подозревает, а думал, как о женщине. Как о женщине: красивой и привлекательной. Ее розовая кожа, ее поза, в которой он видел удивительно приятные черты, ее влажные волосы. Поднятые вверх руки открывали ее всю. Внешне она выглядела совершенно доступной. Так он сидел не в силах пошевелиться. Новый шок. Уже второй за каких-нибудь несколько часов. И этот шок опять связан с нею. У него внезапно изменилось отношение к этой молодой женщине. Она так открыта, а он явился сюда вечером, чтобы допытаться правды о перстне. Допытаться. Дознаться. Но можно ли допытываться и дознаваться у такой… такой красоты? Михаил понял, что с этого мгновения Екатерина для него больше не объект, а живой человек. Красивый живой человек, красивая молодая девушка. Между тем она остановилась посреди комнаты как бы в легком раздумье о том, что делать дальше. Руки с полотенцем упали вниз. Глаза стали смотреть в пол, и вся фигура будто расслабилась. Решив, что рассматривание ее обнаженной может в дальнейшем помешать их общению, Михаил решил прервать эту паузу. Он пошевелился, и издал короткий звук наподобие «кхе». От этого Катерина мгновенно сжалась, ахнула и сказала: – Кто здесь? – Это я, – ответил Михаил. Она еще раз ахнула, взглянула на кресло, в котором он сидел, прикрылась полотенцем и мелкими шажками пробежала за дверь ванной. Она вышла оттуда в том же красном халате через пару минут и сказала: – Вы меня смутили! Вы это понимаете?! – с претензией в голосе сказала Екатерина. – Вечером я подумала, что вы мне приснились. Почему вы не ушли?! Почему вы тут сидите?! – Извините, что так получилось. Мне очень нужно с вами поговорить. Я опасался, что… если уйду, то мы не сможем пообщаться. – Куда бы я делась? – спросила она по–прежнему недоброжелательно. После этих слов к Михаилу стала возвращаться его логика. Он понял, что должен отстранить от себя чувственность и сначала решить задачу, которая стоит перед ним. – Дело в том, что, если вы не захотите со мною общаться, боюсь, у вас могут быть проблемы в России по возвращении. Она села на диван, закрыла лицо руками. Михаилу показалось, что она словно вся съежилась. – Почему? – вдруг спросила Екатерина. – Потому, что вместе с вашим исчезновением пропало и кое–что из квартиры Модис. Я звонил вам, помните? А вы не захотели со мной разговаривать. И уж теперь, если гора не пошла к Магомету, то он сам, то есть я сам, пришел к вам. Так что тут и ваша вина тоже, не нужно отрицать. Она открыла лицо и стала смотреть куда-то в пол. Это продолжалось минут пять. Потом она неожиданно встала и сказала: – Ладно уж. Что было не вернешь. Раз вы на меня не напали, когда я вышла после душа, так, видимо, теперь не нападете. Поговорим уж тогда, чего там. Мне нечего особенно скрывать. В этих словах Михаил уловил примирительные нотки. – Будете чай пить? – вдруг спросила она. – На этом постоялом дворе не очень-то потчуют. И хотя у меня особенного ничего нет, но вот купила вчера в местном магазине колбаски, печенья, вафли местные. – Буду, – сам не свой от удивления ответил Михаил. – Вообще-то, я тут тоже остановился, в этом мотеле. Моя дверь через одну от вашей. – он махнул в сторону своей комнаты. – Так и шли бы вечером в свою комнату, а утром мы бы так же и поговорили! – сказала она, но тут засмеялась и сказала очень весело. – А–а, понимаю, почему не ушли: хотели на голую девушку посмотреть, как в стрип–баре! Катерина вдруг поняла, что до этого момента не улыбалась уже несколько дней. Вот что значит мужчина рядом, подумала она. Хотя, конечно, неизвестно, хорошее или плохое принесет ей общение с этим мужчиной, но улыбка на лице – хорошо. Тут наступил момент для смущения Михаила. Он, конечно, понимал, что всё получилось очень странно и даже, пожалуй, забавно, как в кино. – Извините еще раз! В моей профессии нельзя просто так отказываться от встречи, если к ней проделан долгий путь. И, конечно, я никак не рассчитывал, что увижу… – сказав это, Михаил решил, что нужно снять напряжение между ними, и слегка улыбнулся. Зашумел электрический чайник, на столе появились чашки, блюдца, ложки, вилки, порезанный хлеб, колбаса, печенье. Молча они поели. «Странно, – подумал Михаил: мы только поели вместе, но эта молчаливая трапеза сблизила меня с ней, как… как после постели. Не нужно бы так! Мое дело еще не сделано. Нужно остановиться». Он решил проверить ее. Отлучился из ее номера в свой, чтобы сходить в туалет, но в действительности прилип к окну и навострил уши так, чтобы не упустить момент, если она решится бежать. Нет. Не бежит. Через несколько минут он постучал в ее номер, она была там. Посуда убрана, стол чист. – Так о чем же вы хотите со мной поговорить? – спросила она, расположившись на диване. Михаил занял уже знакомую ему позицию на кресле. Он чувствовал себя очень спокойно и уверенно. Однако ему пришлось менять тактику: после завтрака он не мог просто давить на Екатерину. Пришлось искать другие подходы. – Я бы хотел, чтобы вы мне рассказали о вашей работе у Изабеллы Иосифовны. – Зачем? – Это имеет важное значение для вас же, Екатерина. – Зовите меня Катерина, пожалуйста. Мне так больше нравится. – Хорошо, если хотите, Катерина. Сути дела это не меняет. Он уступил, а она поняла, что это небольшой перехват инициативы. Осознание этого придало ей больше уверенности. Но интуитивно она решила овладеть еще большей инициативой в разговоре. – Всё-таки меня интересует, что же такое может мне угрожать, как вы говорите? – После окончания вашей работы из квартиры пропали драгоценности. А на тех, что остались, обнаружены ваши следы пальцев рук, – Михаил решил идти ва–банк. – Я ни–че–го не брала. Это даже глупо, – сказала Катерина уверенно. – А в том, что на драгоценностях мои следы – тут нет ничего удивительного: я к ним прикасалась, было дело. Но все они, драгоценности то есть, были убраны на место. Но как только она произнесла эти слова, у нее самой появились странные мысли. Вот ее обвиняют в краже, так получается. А если это… если это использовать для самой себя. Она замолчала и стала думать: странный он, конечно же, какой-то… Достаточно было и по телефону поговорить. Что ему от меня нужно? Могу ли я использовать его для того, чтобы достичь своих целей и решить свой вопрос? А ведь это вариант! У самой меня не получается, так пусть он сделает это. Только вот как добиться этого? Как сделать таким образом, чтобы он поверил мне и помог? Пожалуй, для начала хорошо бы выяснить, что ему известно. Заметив, что Катерина задумалась, Михаил попробовал, как всегда в своей практике, дать время человеку на размышления: все равно он не может проникнуть в его мысли. Он знал, что если кто-то задумывает обман, то этот обман все равно вскроется, никто и никогда не может продумать абсолютно все мелочи, а вот из них и соткана правда. – То есть, – начала она говорить снова, – вы меня в чем-то хотите обвинить, так? – Не я, а факты обвиняют, – Михаил не стал лукавить. Он посчитал, что пришло время поднажать, чтобы добиться правды. – В таком случае я хочу знать, в чем именно. – В том, что вы похитили перстень из коллекции драгоценностей Модис Изабеллы Иосифовны. – Какой перстень? – Катерина! Не нужно делать такие глаза, – сказал Михаил, хотя никакие «глаза» она и не делала. – Вы сами мне только что сказали, что брали драгоценности! – Да, но это было лишь однажды и только и при определенных обстоятельствах. Они вас не касаются. – Знаете что! – Михаилу показалось, что он теряет не только инициативу, но и терпение. – Меня уполномочила страховая компания, где застрахованы драгоценности Модис. Один из предметов, а именно – перстень – пропал из коллекции. Перстень этот имеет высокую цену, даже можно сказать очень высокую цену. На драгоценностях ваши отпечатки пальцев. Кроме вас, троих помощниц, ни у кого постороннего не было доступа в квартиру. Мне про вас уже многое известно. Я знаю Елену Важникову, Ирину, с которыми вы работали. Я познакомился с Татьяной Сергеевной. Зачем отпираться? Это бессмысленно! Давайте решим дело миром. Я не из органов. Меня интересует только возвращение перстня. Гарантирую, что, как только вы его возвращаете, никаких, слышите, никаких дел против вас не будет. Верните! Или придется обращаться в государственные органы, а там – сами понимаете, суд, колония… Ох, незавидная история. Выпалив все это на едином дыхании, Михаил удивился, что его слова не произвели никакого видимого эффекта. Катерина по–прежнему сидела на диване в раздумье. Тогда он решил придать темп ее мыслям. – Хватит думать, Катерина! Хватит! Я с вами общаюсь очень даже по-хорошему. Если бы вы знали, как я работал с такими, когда еще служил в государственных органах. Сижу тут, почти как ангел, перед вами, пою чуть ли не серенады, а вы артачитесь! Хватит! Верните перстень, всего и делов-то. Он хотел бы продолжать в том же духе нагнетать на нее страху, но неожиданно остановился. Остановился, потому что Катерина вдруг стала улыбаться. Эта улыбка сконфузила и обезоружила его. – Ой, – сказала она, поняв, что улыбается уже во второй раз за несколько недель, – а мне еще никто серенады не пел. Хоть один раз послушаю. И артачиться не буду, пойте. Он смотрел на нее, не понимая, что предпринять. – Знаете, я не брала ни одного предмета из коллекции. Это честно. Но и вам я верю. Верю, что пропал перстень. Кстати, я его вообще не видела. Там были броши, кольца золотые. Я хотя и не ювелир, но понимаю, что это драгоценное, однако не настолько, что уж прямо ехать за мною сюда. Есть у вас фото этого перстня? – Вот, – сказал Михаил и показал копию фотографии Катерине. – Нет, такого не видела. Но я вам верю. Не знаю, но почему-то верю. Знаете, я, пожалуй, попробую вам помочь. Только мне нужно подумать. Кстати, а как вы меня нашли здесь? – Пришлось познакомится с Ником. – Ах, даже так, вы дошли до Коли, – сказала она тихо. – Доколе я дошел? – Михаил не расслышал вопроса. – До Коли. Понимаете, его зовут Коля, Николай. Он себе придумал ник такой – Ник. Ник – это его ник. Понимаете? – Получается, что вы лучше меня знаете про мою жизнь, – добавила она после короткой паузы. – Пришлось подготовиться. Подумайте, давайте договоримся миром. Забудем все слова. Просто верните перстень, и всё. И думать не нужно, понимаете? Не нужно думать, что сказать и как сказать. Говорите – и всё. Начните. Расскажите, только правду расскажите. Тогда и вам легче станет. Это всегда так: пока правду не скажешь, никому не откроешься, от этого тяжело на душе. Я уверен, что это дело с перстнем вас далеко завело. Так всегда бывает. Скажите правду, откройтесь! – Откройтесь… – повторила его слово Катерина, вздохнув. – Легко сказать! – Не легко сказать и не легко сделать. Но другого пути нет. Понимаете, нет другого пути. Начинайте! Итак, вы стали работать у Модис…