– Она родилась в 1913 году в Смоленской губернии. Ее родители занимались портняжным делом. В семье кроме мамы Беллы было еще два сына. Сами понимаете, когда случились в стране политические перевороты, семье очень досталось. Но они справились. Переехали в Москву в поисках больших заказов и лучшей доли. Мой дед любил и ласкал единственную дочь. Она с детства, насколько я знаю, напевала. Когда в пятнадцать–шестнадцать лет ее талант к пению проявился настолько, что не замечать его стало невозможно, она упросила отца отдать её в ученицы к известному музыканту. Как ни тяжело родителям приходилось кормить семью, средства на обучение они все–таки находили. От природы и родителей ей достался талант, как алмаз: идеальный музыкальный слух и красота, и мощь голоса. И вот, благодаря усердной и долгой огранке этого алмаза–таланта с репетитором, у мамы Беллы появился настоящий бриллиант. Уверен, вы понимаете, что это метафора. С восемнадцати лет она могла выступать. Этот период ее жизни пришелся на закат НЭПа, когда еще рестораны и кабаре цвели. Она выступала в них, до тех пор, пока это было возможно. В то же время у нее сложился свой особенный репертуар: русские романсы. Она исполняла их так, что у слушателей текли слезы. Понимаете, многие тогда помнили другие времена, дорэволюционные. Ностальгия… Не знаю, каким образом, но маме Белле удалось попасть за рубеж. Она много времени провела в Париже. Теперь это мой город, Париж. Я живу там четверть века. В те времена Франция наполнялась представителями русской иммиграции. Особенно, столица. Тут, или, вернее сказать, там творчество мамы Беллы воспринималось прекрасно. Для русских людей она олицетворяла родину. Её голос, особая, ни с чем не сравнимая манера исполнения, трогали душу. Годы, долгие годы провела она во Франции. Но и в Союзе не была изгоем, поскольку не занималась политикой. Она всегда говорила, что находится вне политики, что ее сфера жизни – искусство. Как раз в этот момент рассказа Михаил раскрыл страницы фотоальбома, на которых певица Модис была в зале ресторана. Перед нею микрофон на стойке, позади нее, на сцене, небольшой оркестр. Сама она в длинном платье с блестками. – Не хотите ли чаю? – поинтересовался Дудин и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с подносом, на котором стояли чашки с чаем и конфеты. Прихлебнув из своей чашки, Дудин продолжал: – Мама Белла неоднократно в подробностях рассказывала мне о выступлениях. У меня складывалось впечатление, что те годы были для нее самыми счастливыми в жизни. Как я понимал, платили ей очень и очень прилично. Зная ее, думаю, что окружающее нас в этом доме является неким потомком того достатка, который она получила тогда. Впрочем, и последующая ее жизнь часто была весьма благосклонна к ней в материальном плане. Давайте–ка я поставлю вам ее пластинку. Дудин поднялся, выключил звучавшую музыку, достал откуда-то из шкафа виниловый диск и включил музыку на старом проигрывателе. Он сел и закрыл глаза. На его лицо вернулось полное умиротворение. Из проигрывателя полилась музыка, перемежаемая легкими скрипами. После музыкального вступления Михаил услышал женский голос, певший романс. Дудин открыл глаза, посмотрел на Михаила, протянул руку в направлении проигрывателя и быстро зашевелили пальцами. Михаил понял, что так он дает понять, что звучит голос певицы Изабеллы Модис. После трех романсов, Дудин неожиданно сказал: – Простите. Наверно, я снова не о том. Снова я о музыке! – Ничего. Мне интересно. Не исключаю, что это пригодится, – ответил Михаил. – На чем же я остановился? – сказал Дудин. – Ах, да. Он поднялся и выключил музыку. – Перед войной она вернулась в Россию, то есть в Союз. Тут она вышла замуж за нашего отца Михаила Арнольдовича Дудина. Родилась моя старшая сестра Алла. Всё это произошло, как я понимаю, в течение нескольких месяцев после ее возвращения. Видимо, для меня навсегда останется загадкой, как это случилось, как познакомились мои родители. Отец жил и работал в Союзе, никуда не выезжал. Да, он был музыкант, играл на баяне, и только. Может быть, конечно, что-то музыкальное свело их вместе. Может быть. А как иначе? Дудин помолчал с полминуты и снова стал говорить: – В Союзе маму Беллу, как тогда говорили, «прикрепили» к какой-то филармонии. Она всегда слыла человеком свободолюбивым. Полагаю, это «прикрепление» она воспринимала весьма брезгливо, но деваться было некуда. Во время войны филармония направляла ее выступать на фронт. Платили вообще скудно, очень скудно, как она говорила. Оплата не шла ни в какое сравнение с тем, что ей удавалось заработать в Европе. Тем не менее она соглашалась, хотя заработанные средства позволяли ей отказываться. Ну и вот, после войны, в сорок восьмом году появился на свет ваш покорный слуга. При этих словах Дудин слегка поклонился. – У нас с сестрой была разница примерно в десять лет. – А почему вы говорите была? – спросил Михаил. – Её не стало два года назад. – Извините! – Ничего, ничего. Дело в том, – продолжал говорить Дудин, – что мы с ней не ладили с самого моего рождения. Так получилось. Странно, не правда ли? Она, думаю, сильно ревновала родителей ко мне с той поры, когда я появился на свет. Ведь до того времени всё доставалось исключительно ей, а тут вдруг – я. К тому же, да простится мне, она была очень и очень импульсным, взрывным человеком. Загадочно, что ни мама Белла, ни отец, не обладали таким характером. Я сам по себе очень спокойный. Заметили? А Алла…! Сколько всего я натерпелся от нее в детстве! – Дудин помотал головой. – Это трудно передать. Алла сверкала на меня глазами, мне приходилось забиваться куда-нибудь в угол, в шкаф и пересиживать ее эмоции. Она шлепала меня, била… Неудивительно, что как только она вышла замуж и стала жить отдельно, я духовно воспарил. Мы с ней не общались десятилетиями. Я даже на прощание к ней не приезжал. Она жила в России, тут у нее был муж в молодости, потом они развелись. Я ему очень сочувствовал: при всей своей, я бы сказал, восточной красоте она была настоящим деспотом. Парадокс! – А что же ваш отец? – Ах, отец. Он был прекрасный человек: спокойный, щуплый музыкант. Когда мама Белла в начале пятидесятых снова надолго уехала в Европу, я оставался с отцом. Мы прекрасно ладили. У Дудина зазвонил телефон, он извинился и вышел из комнаты. Вернувшись, он сказал: – Еще раз прощу меня извинить за прерванный разговор – звонила жена. Она с дочерью во Франции. Знаете, мы в браке уже примерно двадцать пять лет, а они только однажды приезжали в Москву, когда родилась моя дочь Мария. Итак, на чем же я остановился? – На том, что Изабелла Иосифовна уезжала на гастроли полвека назад, – подсказал Михаил. – Да, да, верно. Если это можно назвать гастролями… Ну да пусть будет по–вашему. Мама Белла провела несколько лет за рубежом. Так что, на мой взгляд, она там по–настоящему жила. Не исключаю, что что-то произошло межу родителями. Но я был тогда еще совсем маленький и ничего не понимал, а позднее об этом родители старались не говорить. Знаю только, что она, как вы сказали, гастролировала не только по Франции и Европе, но бывала и на Востоке. Где именно – увольте, не знаю. Когда она вернулась, помню, мы встречали ее в аэропорту. А ведь я не видел ее несколько лет. Она шла к нам навстречу, и отец сказал: смотри, вон мама идет. Сам бы я даже не смог ее узнать. Я подбежал к ней, стою и не знаю, что делать – отвык! Впрочем, ладно! Всё это закончилось, и наша жизнь стала течь сама по себе. Мама Белла больше так надолго за границу не уезжала. Хотя надо признать, у нее случались выезды – вот уж точно – на гастроли, недели по три–четыре. Но такие смешные, как мне казалось тогда, сроки я серьезно и не воспринимал. Знаете, мама Белла очень и очень хорошо зарабатывала за рубежом. Очень хорошо. Всё её благосостояние – оттуда. Ведь и квартира, и драгоценности – всё она заработала там. Здесь, в Союзе, у нее, конечно, были выступления, но они в материальном плане не становились основой, скорее, только приятным дополнением. Дудин остановился. Он сидел молча и смотрел куда-то перед собой. Наверное, вспоминает прошлые годы, подумал Михаил. Для того, чтобы придать динамику разговору, он сказал: – Очень интересная история. Что же было потом? – Что потом? – будто встрепенулся Дудин. – Потом наступило начало семидесятых годов. Отец, а он был старше мамы Беллы, заболел и покинул нас навсегда. Примерно с этого же времени она перестала выступать на сцене. Ее еще приглашали куда-то, но с каждым годом все реже и реже. Алла, как я уже говорил, жила со своим сыном, Каем. Представьте, такое имя дали – Кай. Впрочем, это сугубо их дело. Я пробовал заниматься музыкой, потом писал на музыкальные темы, но это не приносило ни удовольствия, ни денег. И вот, в конце семидесятых годов у нас с мамой Беллой состоялся разговор. Дудин слегка улыбнулся и продолжил: – Знаете, иногда дети в семьях, где больше одного ребенка, спрашивают сами себя: кого больше любят родители? Я в детстве задавался вопросом, кого больше любят мои родители: Аллу или меня? Мне всегда казалось, что её, Аллу. А вот потом, позднее, когда у нас состоялся тот разговор, мне представлялось, что мама Белла меня любит сильнее. Но может быть, так мне только казалось. Как бы то ни было, она сказала мне, что в Союзе у меня нет никаких перспектив. Что с моими знаниями, моим чутьем я не могу быть востребован в стране, где музыка зависит от политики партии. Она предложила мне уехать в Париж, пока еще у нее оставались там связи, которые могли бы помочь. С одной стороны, мне не хотелось уезжать, менять так кардинально свою жизнь, оставлять ее одну здесь. Но, с другой стороны, я не мог с нею не согласиться. И я согласился. Мама Белла написала ее знакомым. Они ответили, что помогут мне. Тогда вопрос решился окончательно. Сперва мне пришлось серьезно взяться за язык, развить школьный курс (а ведь по рекомендации мамы Беллы в школе я учил как раз французский). Потом… Потом… Я уехал. Во Франции мне действительно очень помогли. Через несколько месяцев стал печататься в специализированной музыкальной прессе. Тем и живу до сих пор. Женился. С мамой Беллой мы всегда были на связи. Сначала часто переписывались, а потом, когда стало возможным – созванивались. Иногда, когда позволяли время и средства, приезжал. Она никогда не жаловалась, деньги у нее были. За нею последние годы приглядывали сиделки, она оплачивала их работу. Насколько я понимаю, мама Белла периодически, скажем, раз в год продавала один–два слитка драгоценных металлов, на вырученные деньги и жила. – Дудин остановился, обвел взглядом стены и закончил. – Я вот приехал после звонка соседки, Розы Соломоновны. Пока побуду здесь, в Москве. Дудин посмотрел на Михаила, как бы говоря: вот и всё, что я могу сказать. Что еще изволите? Михаил же молчал, потому что не понимал никакой связи между своими задачами и тем почти монологом Дудина, который только что услышал. – Вы меня простите, – начал Михаил, – но я хотел бы выяснить про перстень, который, как вы говорите, был у Изабеллы Иосифовны. Нам поручила страховая компания… – Конечно, конечно. Не подумайте только, что я позволил себе распространяться на тему своей семьи ради того только, чтобы убить время или еще что-то в этом роде. Это было необходимое предисловие. Без него вам трудно было бы понять, как обстоит дело сейчас. Кроме этого, месье детектив, возможно, что именно вы поможете и мне раскрыть одну тайну. – Какую же? – Мама Белла оставила завещание. Мы все знаем об этом: и я, и моя семья, и семья Аллы, то есть ее сын Кай. Она переделывали завещание, когда не стало Аллы – это я знаю на верное. Тогда пришлось приглашать нотариуса прямо сюда, домой, потому что она уже не выходила. Так вот, согласно этому завещанию, почти всё, за исключением одного предмета, отходит мне. Почти всё: квартира, драгоценности, слитки драгоценных металлов, мебель и тому подобное. За одним–единственным исключением. Сказав это, Дудин стал выдерживать паузу, похожую на театральную. Михаил понял это и задал сам собою разумеющийся вопрос: – Какого же предмета, не томите, пожалуйста! – Перстня. Того самого перстня, который вас интересует. Согласно ее воле, он должен отойти Каю. Другие лица в завещании не указаны, других родственников у нее нет. «Вот так выход из-за печки!» – подумал Михаил. Что же получается? Главным наследником является Дудин. Такое богатство! Да за счет этой квартиры, сдавай ее, можно безбедно жить долгие годы. А сколько драгоценностей, скорее всего, осталось?! Слитки. М–да… Подобного случая еще не было в его практике. Неожиданная загадка. Что она может означать? В практике бывали случаи, когда подобные загадки уводили куда-то в сторону от истинного положения дела. Впрочем, если учесть неприязненные отношения между Дудиным и его сестрой Аллой, не возникло ли у того желания отомстить почившей сестре, оставив ее сына без наследства? Хм! А ведь такая версия может статься вполне вероятной! Может было так: Дудин приезжает в квартиру, получает доступ к сейфу с драгоценностями, и, зная, что все кроме перстня достанется ему, похищает или просто забирает для временного удерживания перстень. Возможно, что его цели мщения, вынашиваемые многие десятилетия, получили свое решение. Он внутренне доволен этим. Отсюда и спокойствие: мол, не узнаете и не достанете. Да уж, выглядит правдоподобно. Но что же делать? Странный вопрос! Всегда в сложных ситуациях, а эта ситуация, несомненно, очень сложная, Михаил знал, что любой плут начинает сыпаться в деталях. Следовательно, необходимо обратиться к всевозможным мелким событиям, их точному описанию соотносительно со временем. Получив информацию, провести тщательный анализ, а потом – ловить жулика на несоответствиях. Ловить и поймать. Начну прямо сейчас, решил Михаил, и сказал: – Позвольте попросить вас об одолжении. Могли бы вы показать мне квартиру, рассказать, у кого был доступ внутрь. Меня интересуют все подробности. – Безусловно, – ответил Дудин. – Идемте со мной, я все вам покажу и буду комментировать. Впрочем, давайте начнем прямо с этой комнаты. Здесь всегда была наша гостиная. Кстати сказать, здесь мама Белла, а поначалу и я, жили с начала семидесятых годов, то есть уже около сорока лет. Идемте дальше. Михаил поднялся. За время разговора ноги его затекли, и он инстинктивно их размял и потянул спину. Они вдвоем прошли в прихожую, которую Михаил не разглядел сразу по–хорошему, потому что сосредоточился на самом Дудине. Прихожая показалась Михаилу большой комнатой. Она спроектирована таким образом, что солнечный свет попадает в нее через открытые комнатные двери. Деревянные шкафы, огромное, в человеческий рост, зеркало, обрамленное декоративными деревянными кружевами, несколько покрытых красной кожей пуфов. – Площадь квартиры примерно сто тридцать метров, – сказал Дудин. – Как маме Белле удалось получить ее – точно не знаю, но мне известно, что пришлось походить по кабинетам начальников, вспоминать заслуги во время войны. Скажу по секрету, в этом доме все были или остаются не простыми людьми. При этих словах он приоткрывал шкафы, показывал руками. Даже открыл входную дверь изнутри. – Вот, смотрите, – сказал он, – уже после моего отъезда, когда в городе то тут, то там случались нападения на квартиры, установили бронированную дверь, снаружи есть даже видеонаблюдение на звонке. Если мама Белла оставалась одна, то могла открыть дверь кнопкой, две такие кнопки установлены в разных местах: одна в прихожей, другая возле ее кровати в спальне. Там же, в спальне, небольшой экран с камеры наблюдения. Да… безопасность прежде всего. Экскурсовод и экскурсант вошли в спальню. Просторная комната, окна которой выходили во двор, полная тишина. Посреди комнаты двуспальная широкая кровать, застеленная плотным бежевым покрывалом. В сущности, вся комната в бежевых тонах. На торцевой стене огромный женский портрет. Михаилу нетрудно было догадаться, что это и есть сама Изабелла Модис. Помимо портрета на стенах крепились несколько бра. В одном углу комод, закрытый ажурной тканой салфеткой, в другом углу трельяж. В этот момент зеркала его оказались сложены. Дудин подошел к узкому шкафу и открыл в нем одну дверцу. За этой дверцей были полки. Он нагнулся вниз и сказал: – Посмотрите, здесь сейф. Михаил тоже нагнулся и увидел массивный высокий сейф. Очевидно, он крепился внутри шкафа к стене. – В этом-то сейфе мама Белла и хранила драгоценности. Там же, вероятно, был и перстень. – Вероятно? – спросил Михаил. – Вы его видели, когда приехали. Дудин глянул на Михаила слегка лукавым взглядом и ответил: – Нет, не видел. Безусловно, я неоднократно видел перстень у нее на руке. Думаю, она хранила его там. Но когда я приехал и получил доступ в сейф, перстня там не оказалось. – Как же вы получили ключи? – Я знал код. Сейф открывается по механическому коду. Мне он известен. Но я также знаю, что сейф можно открыть ключом. Этот ключ всегда находился с нею рядом. Всегда. Вспомнив слова Крашенинникова о следах женщины на украшениях, Михаил спросил: – Скажите, а у кого был доступ в квартиру, когда Изабелла Иосифовна была еще жива? – За ней ухаживали две, а в последние месяцы, когда она перестала подниматься с постели, три девушки. Дольше всех работала Лена. Потом вместо одной стала работать ещё Катя. Третьей, если не ошибаюсь, была девушка по имени Кристина или Ирина. Честно говоря, я видел только Лену, остальных нет. Обо всем этом я узнал и от мамы Беллы, когда мы разговаривали по телефону, и от Лены. Кто еще ходил? Конечно же, соседка, Роза Соломоновна, они очень дружили по-соседски. Пожалуй, никто больше на ум не приходит. – А ваш племянник, Кай? – Я видел его только на прощании и однажды он приходил сюда. Мы с ним почти и не разговаривали. – Как же мне его найти? – О, тут проблем нет. У меня есть его номер телефона, я нашел его в записных книжках мамы Беллы. – Вам что-то известно про Кая? – Мало что. Известно, что мама Белла после того, как не стало Аллы, отправила его на свои средства тоже в Париж. Если не ошибаюсь, он занимался каким-то бизнесом. Скорее всего, прощелыга какой-нибудь, весь в мамашу: занимался непонятно чем на бабушкины деньги. «Ага, а вот и демонстрация отношения к племянничку. – подумал Михаил: Не тут ли собака зарыта?» – Скажите, а откуда вам стало известно о пропаже перстня? – От страховой компании. Они сообщили, что к ним обратился Кай. Действительно, мы с ним вместе отрывали сейф и детально осмотрели его содержимое. Он не нашел внутри перстня. Мы с ним всю квартиру, можно сказать, перевернули – и ничего не нашли. Вот он, как я понимаю, и направил стопы к страховщикам. Ему, как и мне, прекрасно известно, что мама Белла все ценности страховала. – По вашему мнению, конечно, заранее прошу прощения, если ненароком могу вас обидеть, но все-таки: почему Изабелла Иосифовна таким образом поделила наследство, справедливо ли это по вашему мнению? – Если вы имеете ввиду материальную сторону вопроса, – сказал Дудин, а Михаил утвердительно кивнул, – то я не эксперт по драгоценностям. Но тем не менее, насколько я знаю… как мне кажется, один этот перстень по стоимости едва ли уступает всему остальному, что перейдет ко мне. Это, видите ли, такой перстень. Он древний, древнеперсидский перстень. Но, каким путем он оказался у мамы Беллы, мне не известно. Она очень им дорожила, всегда брала с собой на все гастроли и выступления.