Эти маленькие смуглые пальчики поддержали его. - Ты помнишь, - сказал Корек. Это не было вопросом. Кирев осмотрелся по сторонам. Он уставился на эти покрытые снегом вершины гор, смотрящие в небо. Он видел сине-зелёные травы, колышущиеся перед ним как океан, усеянный полевыми цветами. Лохматые животные паслись вдали, ближе к горам, где он видел шатёр с затейливыми узорами на тяжёлой хлопающей ткани. Кочевники. Он знал это. И животных он тоже помнил. Его разум как будто каким-то образом сменил свой внутренний ритм, возвращая медленное сердцебиение, лёгкость простоты. Он вспомнил свою мать… добрые фиалковые глаза, раскатистый смех отца. Он помнил… Gaos. Он помнил все. Он кивнул, глядя на Корека. - Да, - сказал он. Слезы снова побежали по его лицу. - Они тоже здесь? - спросил он. - Мои родители? Я их увижу? - Нет, - только и ответил Корек. И вновь вид вокруг них изменился. Кирев едва моргнул, и вид гор вокруг него рухнул, утянувшись в какую-то воронку, где он мог видеть лишь звезды, где не существовало ничего, кроме этих отдалённых огней. Он попытался найти опору в этом ничто, но его тело тоже ощущалось иначе, изменяя свою форму в этом свете, разъединяясь и вновь соединяясь, ещё больше света вливалось в него через радужный туннель, наполняя его столькими цветами, столькими… Он совершенно точно мёртв. Он должен быть мёртв. «Не мертв», - снова сказал Корек. Он прошептал эти слова в разуме Кирева, так близко, что это ощущалось так, будто он проплывал через него и вокруг него как вода. «Тогда что это? - послал в ответ Кирев. - Где я, брат?» «Это дверь, брат, - сказал Корек. - Это всего лишь дверь. Не бойся…» Кирев пытался осознать это, наблюдая, как звезды вокруг него растягиваются в полосы, пока они неслись сквозь ночное небо. Он действительно меньше боялся. Корек здесь не для того, чтобы его убить. Корек его любил. «Люблю, - заверил Корек. - Очень, брат». Кирев ощутил, как его свет переполняют чувства… такие сильные, что он поначалу не мог говорить. Он ощущал облегчение, да, потому что его простили. Он ощущал сожаление. Однако прежде всего он ощущал любовь. Он помнил, как ему было грустно. Как он скучал по своему другу. Так сильно. Ему было так одиноко… так одиноко после того, как они забрали Корека. Он тоже стал животным. Животным, как все остальные, дрался и рычал из-за объедков. Он так сильно по нему скучал. Так сильно. Его сердце было разбито в тот день. «Моё тоже, брат, - мягко сказал ему Корек. - Моё тоже». Кирев кивнул во тьму, будучи не в состоянии думать из-за этого чувства, из-за этой тёплой любви, которую он все ещё чувствовал от Корека в свой адрес. Он чувствовал, как дышит этой любовью, расслабляется так, как ему не удавалось никогда в жизни. С того самого дня это чувство постепенно покидало его, Кирев едва замечал, пока напрочь не забыл, каково это чувствовать. Ночное небо продолжало шептать вокруг них. Прекрасное. Безмолвное. Кирев расслабился в присутствии Корека, просто позволяя этому случиться. «Ты куда-то забираешь меня?» - робко спросил он потом. «Да». «Куда? - послал Кирев. - Куда ты меня забираешь? Туда, где ты сам?» «Нет, - послал Корек. - Я не могу этого сделать… Прости». Кирев поборол разочарование. Он попытался отбросить это ощущение, но чувствовал, как это давление в груди вновь хочет сомкнуться, чтобы защититься от того, что Корек может сказать дальше. «Не беспокойся, брат», - послал Корек, посылая к нему больше тепла. «Но куда ты меня забираешь?» «Я забираю тебя туда, где ты действительно можешь изменить положение вещей, брат… - мягко прошептал Корек, вновь окутывая его. - Я забираю тебя в место, где тебя не найдут… долго, долго не найдут, во всяком случае. Здесь ты присоединишься к восстанию. Ты будешь работать на них…» «На наш вид, ты имеешь в виду? - послал Кирев, и его мысли звучали оборонительно. - Конечно, буду! Это на благо расы, брат… как мы всегда говорили. Это как Сайримн… как все те видящие до нас, которые боролись с рабством, чтобы дать сдачи человеческим животным…» «Нет, - послал Корек. - Нет, брат». Кирев ощутил, как его злость усиливается. Его раздражение. Его боль. Он думал, что его брат так же смотрит на вещи. Он думал, что они будут одинаковы в этом. «Наши сердца едины, - заверил его Корек. - Наши сердца чувствуют одно и то же, брат. Вот почему я хочу тебе помочь… вот почему, когда увидев тебя там, я захотел тебе помочь…» «Помочь мне? Как? - послал Кирев. Его мысли сделались горькими. - Ты считаешь, что мне не стоит помогать моей расе? Что я должен сидеть смирно? Пассивно? Послушно? Как остальные дрессированные псы, живущие на объедках, которые нам оставляют люди?» Корек покачал головой. «Это проще будет понять там, куда мы направляемся. Будет проще, когда ты увидишь, что они делают со всеми живыми созданиями, не только с твоей расой. Тогда ты увидишь правду. Тогда ты поймёшь». «Пойму? Пойму что? - послал Кирев. - Я не понимаю ни слова из того, что ты говоришь, Корек!» Но друг его детства продолжал, как будто Кирев и вовсе ничего не говорил. «… Поначалу они не найдут тебя там, - прошептал Корек в его свете. - Они даже не будут знать, как искать тебя в этом месте, брат… поначалу. Ты сможешь увидеть, что они делают… как они это делают. Пока ты осторожен… пока ты не позволишь им узнать, кто ты такой». Кирев ощутил, как растёт его недоумение. «Люди? - послал он наконец. - Где люди меня не найдут?» Последовало молчание. Затем Корек как будто вздохнул, наполняя голову Кирева ещё большим светом. «Люди никогда не были врагами, брат», - послал он ещё мягче. «Серьезно? Не были?» - послал Кирев, снова подавляя злость, вспомнив того человека Билфорда, и что ему хотелось сделать с ним в той комнате наверху. Он вспомнил того человека Маркуса, державшего поводок Венай, бесчисленных других в лагерях, охранников, которые по очереди избивали их и насиловали, когда становилось скучно. «Тогда, бл*дь, кто, брат? - горько послал Кирев. - Если не люди, то кто?» В этот раз Корек ему не ответил. Здесь нет никого из нас Кирев открыл глаза. Его поприветствовал солнечный свет… больше света, чем он мог вынести. Он поднял руку, чтобы защитить лицо от яркого света, и застонал, когда эту руку прострелила боль, едва не ослепив его. Он позволил руке упасть, ахнув и оправившись от болевого шока, которому сопутствовала непрошеная волна тошноты. Его рука. В него стреляли, ведь так? Где, черт подери, он находился? С помощью здоровой руки и ладони он с трудом принял сидячее положение, морщась от боли в пульсирующей руке и приглушенной головной боли где-то в основании черепа. Его глаза смотрели на голубое небо. Над ним ветви деревьев покачивались на ветру, их молодая ярко-зелёная листва переливалась на солнце. Он осознал, что сидит на траве. Ну, вероятно, «лежит» - более точное слово. Он не знал, чего ожидал, но точно не этого. Он постарался просканировать свои воспоминания, возвращаясь к тому, что он помнил, и вплоть до этого момента. Он помнил вечеринку в Сатро Хайтс. Он помнил Дэна, украденный цилиндрический ключ, горящий дом на фоне ночного неба. Он помнил лабораторию под землёй. Те стеклянные капсулы с этими… штуками. Металл, который жил, который хныкал и кричал в тишине. Он помнил стену, трансформировавшуюся в замочную скважину… комнату с огнями, похожими на звезды.