И он действительно выполнил свое обещание – весь завтрак молчал как заклятый и только за кофе промолвил: – Ты помнишь, как я замполита послал с его «Малой землей»? – В Кандагаре? – В Хайратоне. В Кандагаре меня за анекдоты про бровеносца тягали. – Ну, ты у нас известный борец против коммунизма и брежневизма. Партбилет небось в подушку зашил? – Ладно, ладно, подъелдыкивай увечного воина. Бог, он все видит. – Ишь ты, и про Бога вспомнил. Нехристь краснопузая. – Это я нехристь? – взвился Тимофеев. – Да ты знаешь, где меня крестили? – В соборе Парижской Богоматери. – Хрен вам в глаз. В Мологе. – Это где-то под Мадридом? – Под Рыбинском. Был самый старинный русский городок на Волге. Затопили его перед войной под водохранилище, да не полностью, а по второй этаж. Что твоя Венеция. И церковь наполовину из воды с колокольней торчит. Ну, на колокольне красный фонарь повесили, чтоб прихожане, значит, не напоролись. А вот в церковь ту выселенные мологжане на лодках приплывали. И молились с лодок. И детей на лодках крестили. И батюшка на лодке прямо в Волгу окунал. Вот и меня также. Мне года три было – все помню. Даже снится иногда – лодка вплывает под церковные своды и лики святых близко-близко… Туда и сейчас еще народ ездит. Вот тебе и град Китеж. А ты – красно-коричневый… – Ладно, беру свои слова обратно… Все мы совки изрядные. – Это почему же все? – Да сидим мы в России, как пассажиры в автобусе, а кто там за руль сел – никому дела нет. И куда ни повезут – трясутся, качаются и молчат. – Опять вы в политику ударились! – вмешалась Карина. – Чтобы с ним дойти до точки, – резюмировал Тимофеев, – надо вылакать полбочки! – Ну так как насчет Абу-Даби? – напомнила Еремееву Карина. – Жарко там очень. Я тут остаюсь. Продам квартиру в Москве и отстрою нормальный дом в Абу-Хотькове. – Ну, тогда я в Ростов подамся. Там и Арабские Эмираты поближе. – Желаю тебе найти порядочного эмира. Чтоб не изменял с чужим гаремом. – Не волнуйся – я найду. – Нет никаких сомнений! Но пока ты останешься здесь. Я съезжу в Москву. Проведаю Дельфа. Куплю тебе билет до Ростова. Оформлю продажу квартиры. Вечером вернусь. Переночуем в нормальных условиях. И завтра двинешься. – Нет-нет, – запротестовала строптивая Дева. – Я тоже поеду в Москву! – Ну, какой резон тебе ехать? Лишний риск. Попадешься на глаза кому-нибудь из своих пауков-птицеедов. – Не попадусь – Москва большая. Я тоже хочу собачку навестить. Я ей «Педигри» куплю. Получасовые препирательства ни к чему не привели. Карина твердо стояла на своем: – Еду! В конце концов мне нужно деньги по кредитке получить. И билет я возьму не на завтра, а на ночной поезд. – Но… – Иди ты в баню! В свою, конечно. Тимофеев проводил их до станции. Перед тем как войти в вагон электрички, Еремеев не утерпел и ввернул на прощание: – А все-таки то, что мы сейчас имеем, началось с твоего Великого Октября. В семнадцатом Россия получила удар под сердце. Семьдесят три года Совдепии – это в масштабе исторического времени семьдесят три секунды агонии. Я как врач тебе скажу – человек в агональных конвульсиях может гору свернуть, могут быть периоды улучшения, но конец неизбежен. И он наступил. Майор раскрыл рот, чтобы горячо возразить, но тут зашипели тормоза, двери съехались, вагон дернулся, и электричка, натужно гудя, потянулась к Москве. Карина демонстративно села подальше от Еремеева – к противоположному окну. Однако как только рядом с ней примостились трое черноусых южан, тут же перебралась к надежному спутнику и напялила наушники плейера. Еремеев купил у разносчика газет «Московский комсомолец» и «Завтра» и стал читать попеременно то одно, то другое издание. В ответ на недоуменный взгляд Карины коротко пояснил: – Истина как раз посередине! Девушка сняла наушники и нацепила их Еремееву. Голос Вики Цыгановой отчаянно стенал: А ты уймись, уймись, тоска. Я устала от совка. Ох, душа-пророчица, Когда это кончится?! Глава девятая. Экспедиция за золотом Колчака С Ярославского вокзала они направились на Красносельскую, в ветлечебницу. По пути Карина купила в зоокиоске большой пакет витаминизированного собачьего корма. – Боюсь, ему это не понадобится, – мрачно заметил Еремеев. Дельф лежал в отдельном боксе, забинтованный крест-накрест. Он с трудом поднял здоровенную башку, забил хвостом, радостно повизгивая. – Лежи, лежи! – запустил в густую шерсть пальцы Еремеев. Он вжался носом ему за ухо и приветственно подышал – быстро-быстро, как это делал в лучшие времена. – Живучая собака! – приободрил хозяина Лазарь Моисеевич. – Если и дальше так пойдет, дня через три он станет вполне транспортабелен. – «Педигрипал» ему можно? – спросила Карина, не сводя восхищенно-умильного взгляда с лобастой светлоглазой морды с живыми черными бровями. – Очень немного и только из рук хозяина. Дельф обнюхал лакомство, но есть не стал. – Не утомляйте его. Ему покой нужен, – попросил ветврач и деликатно выпроводил посетителей из бокса. На улице они разошлись в разные стороны. Карина, получив миллион предостережений и советов, отправилась на Курский вокзал за билетом. Еремеев поехал в Сокольники в фирму «Орбис», обещавшую в рекламном плакатике уладить все хлопоты, связанные с продажей недвижимости за двадцать четыре часа. Они уговорились встретиться на прощальном обеде в Столешниках в тихом и малолюдном погребке «У дяди Гиляя». В фирме «Орбис» его встретили так, как давно уже нигде не встречали. Судя по всему, москвичи не торопились расставаться с родной жилплощадью, так что явление клиента-продавца оказалось приятным сюрпризом для главы Сокольнического филиала – очаровательной дамы лет сорока, по-американски любезной, подтянутой и деловой. В сером строгом костюме, если не считать слишком смелого разреза сзади юбки, она вышла из-за своего стола, украшенного монитором компьютера, супермодным светильником и вазочкой с фиалками, улыбнулась Еремееву так, как будто минувшую ночь они провели в одной постели, усадила за журнально-кофейный столик, вызвала по селектору хорошо вымуштрованную девочку в таком же псевдоделовом костюме, и та поставила перед ними по чашечке кофе, ликерные рюмочки и коробку шоколадных конфет. Еремееву стало стыдно за свои обтрепанные джинсы, потертую куртку, за фибровый «тревожный» чемоданчик, который он поспешил задвинуть под столик, за щеки, обросшие после ночлега в бане суточной щетиной. Но хозяйку роскошного кабинета волновала отнюдь не внешность клиента, а его недвижимость. – Стартовая цена у нас тысяча долларов за квадратный метр. Но в зависимости от сорока семи коэффициентов качества она может как повышаться, так и понижаться. Вы согласны с таким подходом к делу? – Согласен, – кивнул Еремеев, невольно исследуя взглядом декольте Тамары, как представилась глава филиала. Золотой крестик с распятием Христа (явно католического происхождения) поблескивал в распадке двух телесных голгоф. – Тогда давайте определим эти сорок семь параметров качества вашей квартиры. «Похоже, что она была школьной учительницей. И, видимо, не замужем. Наверное, есть дочь или сын где-нибудь в выпускных классах». – Простите, в каком классе ваш сын? – В восьмом! – приятно удивилась Тамара. «Вмастил!» – Откуда вы знаете про моего сына? – Профессия такая. – Вы ясновидящий? Экстрасенс? – Следователь московского угрозыска. – Как интересно! Значит, вы твердо решили продать свою квартиру? – Да. – И супруга согласна?