Во-первых, я отметила, что добрая половина или даже больше детей умирали в раннем возрасте, либо при рождении, либо подростками. Даже с учетом развития современной медицины дети все равно умирали. Во-вторых, читая ужасную историю одну за другой, я начала задумываться о том, не заложена ли в нашей родословной генетическая предрасположенность к психическим заболеваниям. В 1800-х годах некая прапрапрабабка заперла себя, своих родителей, братьев и сестер в доме, а затем подожгла его. Ее младшая сестра подняла тревогу и спасла всех, кроме сестры, которая устроила пожар. Спустя время та самая младшая сестра выросла, вышла замуж, у нее появилась своя семья — два мальчика и две девочки. Один мальчик умер, когда был совсем маленьким, а второй погиб, когда старшая дочь застрелила его без видимых причин. Появились новые истории, в большинстве из которых рассказывалось о том, как дочь сходит с ума и пытается — иногда успешно — убивать людей. Иногда виновником оказывался сын, но большинство мальчиков жили недолго, чтобы причинить вред. Я вспомнила о своей сестре Райне. Она была любопытной, но какой-то отстраненной. Я подумала, не унаследовала ли она какое-то генетическое безумие. В современном мире часто употребляются такие слова, как социопат и психопат, но я не могла себе представить, чтобы Райна кому-то навредила. Ладно, это неправда. Я абсолютно точно представляла, что Райна может причинить кому-то вред, но убить? Поджечь дом или застрелить человека? Я вздохнула, не находя ответа. Мы обе были так молоды, когда она исчезла, что трудно сказать. А поскольку я младше ее, моя память носила детский отпечаток. Я добавила в свой список психические расстройства со знаком вопроса. Листая леджер в ускоренном темпе, я обнаружила на заднем форзаце нарисованную от руки таблицу, используемую для регистрации продаж. Каждая строка начиналась с даты, имени покупателя, суммы продажи и описания. В основном продавалось имущество, но я заметила и несколько куриц и коров. Проводя пальцем по страницам, я остановилась на участке, расположенном рядом с владениями Остина. Остин жил по другую сторону канала от Бернадетт. На прошлой неделе он помог нам обыскать соседний участок, где мы нашли похищенную Тауни. Запись о продаже этого участка появилась сорок лет назад, его стоимость составляла ноль долларов, а покупателем значилась компания «Черная кровь». Запись сопровождалась инициалами. Я подняла голову и уставилась в пространство, постукивая концом ручки по нижней губе. Название компании, похоже, указывало на семейные узы — «Черная кровь». В роду Куэйдов хватало сумасшедших, чтобы поддержать теорию о расколе семьи. Что, если мать Бернадетт разделила землю, чтобы выделить часть для кого-то из членов семьи? Может быть, она отписала землю кому-то из отверженных, например, своей сестре или одной из дочерей Бернадетт? Я вновь просмотрела семейное древо и убедилась, что инициалы в журнале совпадают с инициалами матери Бернадетт. Проверила даты рождения других родственников. Мать Бернадетт умерла через два года после продажи недвижимости, и у нее остался только один ребенок — Бернадетт. Перл Куэйд, старшей дочери Бернадетт, было тринадцать лет. Моей матери Эмбер — одиннадцать. Перл и моя мама были единственными детьми Бернадетт, которые выжили после родов. Я взглянула на свой фитбит и увидела, что уже почти одиннадцать. Я просидела над книгой несколько часов. Повернув шею в сторону, я выглянула за окно. На улице стемнело. Пора идти спать. Переложив все на журнальный столик, я встала с дивана и потянулась. Тут меня осенило, что Бернадетт все еще нет дома. Я решила, что неплохо бы позвонить и предупредить, что я обосновалась в ее доме. Прихрамывая, подошла к столу рядом с панельной дверью, достала из бокового кармана сумочки телефон и нашла ее имя в списке контактов. Но когда нажала на кнопку вызова, услышала, что на кухне зазвонил другой телефон. Как оказалось, телефон Бернадетт лежал на столе рядом с банкой муки. Я подняла трубку и прочитала на дисплее ее телефона: «Один пропущенный вызов». Меня не удивило, что Бернадетт оставила телефон дома. Я подозревала, что, учитывая отшельнический образ жизни, у нее не так много друзей. По ту сторону стеклянной стены сверкнула молния, испугав меня. Через несколько секунд раздался медленный раскат грома. Я отложила телефон и подошла к панельной двери. Там имелась лишь хлипкая защелка с крючком и ушком, а не настоящий замок. Но я все равно ее закрыла. На обратном пути наверх я не спеша переходила из комнаты в комнату, запирая двери и окна. Когда добралась до своей комнаты, то закрыла нажимной замок на двери спальни, а затем пересекла комнату и подошла к французским дверям. Я усмехнулась, увидев, что на дверях есть напольные засовы. Присев на корточки, я заблокировала их. По крайней мере, моя комната будет надежно защищена. И тут задумалась, как Бернадетт попадет в дом, если она вернется после того, как я усну. Потом вспомнила, что после смерти отца она так и не удосужилась зайти ко мне. Пусть спит в своей машине, мне все равно. Я плюхнулась на кровать, забавляясь мыслью о том, что не пущу ее в собственный дом. Но мое веселье улетучилось, когда я задалась вопросом, где она. Я села, придвинувшись к краю кровати. Мгновенье спустя по небу пронеслась очередная молния. Через полсекунды прогремел гром. Гроза приближалась. Я вытащила телефон из заднего кармана, проверяя, хватит ли заряда до утра. Так и есть. Положив телефон на тумбочку и выключив свет в спальне, я забралась под одеяло, не снимая с себя одежды. Если что-то случится, я буду готова бежать. Не двигаясь, я пролежала, казалось, несколько часов, но, скорее всего, не более двадцати минут. Гроза ревела еще некоторое время, потом перешла в грохот и удалилась. Я устала, но все переживания этого дня не давали мне уснуть. Я встала, не включая свет, и села на пол. Расслабив мышцы, я закрыла глаза и нашла свои магические двери. По стеклам стекал прозрачный дождь. Открыв глаза, я убедилась, что с реальными дверями происходит то же самое. Я не чувствовала большой уверенности в своих силах и подумала, не смешиваются ли как-то два мира. Я снова закрыла глаза, но стоило мне потянуться к экстрасенсорным дверям, как передо мной зажужжали бело-серые помехи. Статические разряды пронзили мою руку, и я ее отдернула. Больно не было, но это меня удивило. Бело-серые помехи стали сильнее, громче. Я осторожно вытянула руку, снова почувствовав помехи. Похоже, это была энергия. Когда она закрутилась вокруг меня, я ощутила, как поднялись волоски на руках и шее. Кожу покалывало, когда по ней пробегал ток. Без предупреждения статическое электричество рассеялось, и передо мной появились двери. Во второй раз я потянулась к ручке, но не успела коснуться серебра, как двери сдвинулись назад и влево, удаляясь от меня. Я сделала шаг вперед, но они снова сдвинулись. Я шагнула еще раз, но произошло то же самое. Я прыгнула вперед, пытаясь застать их врасплох, но они отлетели на большое расстояние назад и теперь располагались на другой стороне большого поля. — Странно, — сказал я себе, открывая глаза. Встав с пола, я несколько раз обошла комнату, размышляя о том, почему мои экстрасенсорные двери ускользают от меня. В конце концов усталость взяла свое, и я снова забралась в постель. Может быть, после крепкого сна все станет понятнее. Глава 11 Я проснулась в плохом настроении. Всю ночь ворочалась и металась, мучаясь кошмарами о преследующем меня огромном бело-сером статическом облаке. Из плюсов — во время продолжительного душа я с удовлетворением отметила, что моя нога больше не выглядит красной и больной. Вернувшись в спальню, я снова упала духом, когда, надев симпатичный наряд из шкафа, обнаружила, что он пахнет пылью и плесенью. Переодевшись в одежду, которую собрал Айзек, я выкинула все вещи из шкафа на пол спальни. Побродив по коридору в поисках стиральной и сушильной машин, я обнаружила их в шкафу рядом со спальней Бернадетт. Потребовалось несколько раз перетащить одежду из спальни в коридор, где я рассортировал ее по кучам, срезая бирки. Все, что было с биркой «только для химчистки», я отбрасывала к концу лестницы. Я предпочитала стирать и носить, но, возможно, оставлю себе несколько более изысканных нарядов. По пути в свою комнату, заглянула в спальню Бернадетт и увидела, что ее кровать все еще заправлена. Я начала волноваться. Все, что знала о Бернадетт, а это, признаться, совсем немного, говорило, что она домоседка. Я направилась дальше по коридору, снова свернув в свою комнату. Пересмотрев шкаф, чтобы убедиться, что не пропустила ни одной вещи, я с любопытством заметила внизу стопку обувных коробок. В основном там лежали парадные туфли, от трехдюймовых каблуков до удобных плоских моделей. Я переставила коробки так, чтобы обувь на каблуках оказалась сзади. Когда я добралась до другого конца шкафа, то обнаружила четыре коробки с совершенно новыми кроссовками «Найк». Открыла одну из коробок и вдавила пальцы в толстую амортизирующую подошву. Из-за ограниченного бюджета я всегда покупала дешевые парусиновые туфли на плоской подошве, от которых к концу дня у меня болели ноги, поэтому от беговых кроссовок мое настроение сразу же поднялось. Проверив каждую коробку, я выяснила, что все они одного стиля, только разных цветов: черного, белого, темно-синего и красного. Я отложила в сторону красную пару, решив, что надену ее, когда буду помогать Оливии красить ее новый офис. Затем пододвинула к себе темно-синие кроссовки. Я улыбнулась, надевая их и поправляя шнурки, прежде чем завязать. Я уже собирался подняться с пола, когда заметила в дальнем углу шкафа завернутый ковер. Оглянулась через плечо на пол в спальне. В остальной части комнаты лежало дорогое паркетное дерево или высококачественная имитация паркета. Я снова посмотрела на шкаф. Ковер в шкафу совпадал по цвету и стилю с ковром в спальне моих родителей. Вспомнив про ящик, который нашла в мамином шкафу, я потянула за ковер. Он сдвинулся, не прикрепленный к полу. Встав на колени, я выдвинула все коробки с обувью, затем подняла ковер и вытащила его. Пол под ковром совпадал с остальной частью комнаты и, похоже, не имел никаких потайных шкафчиков. Зато я обнаружила небольшую пачку бумаг. Я подобрала бумаги и отложила их в сторону, после чего стала убирать коробки обратно в шкаф. Когда я закончила, звякнула стиральная машина. Оттащив ковер на террасу, я сменила загрузку белья и взяв телефон и бумаги, отправилась вниз. Нуждаясь в кофе, я наполнила кофеварку водой, а затем нажала на кнопку заваривания. Принесенные бумаги я сунула в свой блокнот, спрятав их между страницами и положив сверху «Леджер Куэйдов». Взбила диванные подушки и перекинула лишнюю подушку, которую накануне принесла с собой сверху, через перила лестницы на второй этаж. К тому времени, как все было приведено в порядок, кофе приготовился. Я наполнила чашку и пересела на диван. Пока кофе остывал, я достала телефон, чтобы прочитать сообщения. Оливия сообщала, что приедет проведать меня сегодня утром. Я ответила, что она может приезжать в любое время. Я взглянула на панельную дверь между старой и новой частями дома. Защелка все еще оставалась запертой на крючок. Я отперла ее, затем вышла на крыльцо, чтобы убедиться, что Бернадетт не спит в своей машине. Единственным автомобилем перед домом был мой грузовик. Я вздохнула, заметив, что вонючий ковер из офиса Оливии все еще валяется в кузове. У Бернадетт на дальней стороне дороги имелась яма для сжигания мусора, но мне не хотелось выгружать ковер, особенно после того, как я уже приняла душ. Вместо этого я вернулась в дом, чтобы просмотреть другие сообщения. В одних выражались соболезнования, в других — ненависть ко мне, но одно пришло от Стоуна. Он тоже собирался заехать к Бернадетт сегодня утром, но не объяснил, зачем. Я убрала телефон в карман и взяла чашку с кофе, сделав осторожный глоток. Затем оглядела комнату. Странно, что я не пытаюсь сделать одновременно десять дел, но мне некуда идти, и я не могу придумать ничего, кроме стирки и разгрузки грузовика. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Я сидела в одиночестве и потягивала кофе, а мой мозг перескакивал с одной случайной мысли на другую. Но когда чашка наполовину опустела, я уже не могла сидеть без дела. Открыв холодильник, выкинула остатки еды Бернадетт в мусорное ведро. Затем вымыла, высушила и убрала посуду. Знакомые дела успокаивали. Когда кухня была приведена в порядок, я быстро сбегала в прачечную, чтобы сменить белье, а затем вернулась обратно, чтобы наполнить чашку кофе. Не видя больше ничего интересного, я снова уселась на диван. В углу стоял велосипед «Пелотон» — тренажер со встроенным видеодисплеем. У Оливии был точно такой же, но я никогда не видела, чтобы она им пользовалась. Я также ни разу не видела, чтобы Оливия пользовалась своей беговой дорожкой, на которой стояли коробки, а на ручках висела одежда. Я подошла к велосипеду. Нажала на кнопку включения, и экран засветился. Появилось меню с видеозаписями тренировок. Один из квадратиков указывал на то, что это тренер, которого Бернадетт сохранила как любимого. Ну что ж, подумала я, ставя чашку на журнальный столик, если Бернадетт может это делать, то и я, конечно, смогу, верно? Я забралась на велосипед и засунула ноги в специальные крепления, наклонившись, чтобы затянуть их потуже. Велосипед Оливии требовал специальную обувь, но поскольку у меня ее не было, я обрадовался, что на этом велосипеде есть крепления для кроссовок. Устроившись поудобнее, я нажала на кнопку «Старт» на видео. Занятия начались в спокойном темпе, педали крутились достаточно медленно, чтобы инструктор мог провести несколько растяжек во время езды. Затем она начала подгонять нас, чтобы мы ехали быстрее. Через пять минут после начала видео моя футболка промокла от пота. Я задыхалась, удивляясь, как Бернадетт выдерживает такие тренировки. Не похоже, что она в отличной форме. Она даже не находилась в той форме, которую я бы посчитала хорошей. Хотя инструктор советовал велосипедистам привставать, когда они крутят педали, мне было слишком жарко. Я откинулась на сиденье велосипеда и расстегнула толстовку, решив ее снять. Пока я стаскивала второй рукав, первый, уже болтающийся свободно, зацепился за педаль, дернув меня влево. Меня потянуло в сторону, и велосипед опрокинулся. Когда велосипед врезался в стеклянную стену, я ударилась лбом о толстое стекло и упала грудью на ряд горшечных растений, стоящих перед окнами. Я застонала, как от удара лбом, так и от того, что моя грудь оказалась зажатой между двумя растениями в горшках. Останется след, подумала я, извиваясь всем телом и освобождая одну ногу от крепления на педали. Другая нога болталась над велосипедом под неудобным углом, пристегнутая ремнем к педали. Я приподнялась, сбив еще несколько растений, и оттолкнулась, чтобы освободить ногу. Покрутила лодыжкой и стопой, желая убедиться, что не повредила ее окончательно. Обошлось. Я перекатилась на бок, отпихнула с дороги горшки, освободила правую руку от толстовки и, пошатываясь, встала. Один из горшков с растениями опрокинулся. Я пнула его ногой, и он отлетел в угол. По легкости горшка и отсутствию грязи, разбросанной по полу, я заключила, что с растениями Бернадетт что-то не так. Потрогала листья на стоящем рядом растении. Фальшивка. Я посмотрела на стеклянную стену позади себя. Конечно, они искусственные, подумала я, покачав головой. Только у Бернадетт может быть стеклянная стена с фальшивыми растениями. Подняла велосипед и упала в ближайшее кресло. Пощупала свой лоб. К счастью, крови я не почувствовала, только над правой бровью образовалась приличных размеров шишка. Я ничего не смыслила в стеклянных стенах, но обрадовалась, что они, видимо, могут выдержать столкновение с человеком и стационарным велосипедом, не разбившись при этом. Машинально посмотрела в сторону дивана. Моя чашка с кофе стояла на журнальном столике, но у меня не нашлось сил пойти и взять ее. Мало того, что тело болело, так еще и сердце колотилось от тренировки. Убирая руку со лба, я коснулась компьютерной мыши. Тут же ожил экран компьютера.