Она фыркнула, глядя на его губы так жадно, что Арат еще острее ощутил себя просто жертвой. Ничего себе, перспективная невеста! Она обошла его столик, подчеркнуто плавно покачивая бедрами, как настоящая дива, шествующая по сцене. На девушке был роскошный брючный костюм. Кашемировый. Арат хотел купить похожий в подарок Марине. Монгольский кашемир знаменит на весь мир. Еще носочки и тапочки. И толстый верблюжий свитер, как у него. И рукавички. Мечтательно улыбнулся, представляя Марину в тончайшем голубом кашемире. А хищница рядом истолковала его улыбку явно неправильно, опускаясь на стул напротив. – А ты изменился, – мурлыкнула Уянга, облизываясь. Монголы – народ гордый, сдержанный. Подобное поведение юной женщины считается неприличным. Абсолютно везде. Но ресторан был практически пуст, и "подруга детства", видимо, решилась на атаку, пока никто не видит. Арат заглянул в пустую чашку, поймал глазами официанта, махнул ему рукой. Похоже, завтрака в неприятной компании не избежать. – Где Сола? Я сегодня ее еще не видел. Возможно, нам повезет, и мы вылетим уже к вечеру. Ты готова? Официант не торопясь подошел к их столу. Забавно: после безумных темпов жизни двух величайших мегаполисов планеты, в Монголии Арат не мог отделаться от мысли, что все вокруг больны. Хотелось спросить: "Вам помочь? Вы здоровы?". Официанты двигались как сомнамбулы и разговаривали так, будто каждое слово им давалось с усилием. Уянга молча и очень откровенно рассматривала Арата. На что рассчитывала, непонятно. Арат включил режим "дипломата" и делал вид, что совершенно не замечал ее потуг. – И все же мне бы хотелось увидеть сестру. Ты себе что-то закажешь? Я собираюсь позавтракать, и не хотелось бы ловить на себе столь голодные взгляды весь день. Полагаю, ты будешь стейк покрупнее и с кровью? Уянга поперхнулась. – Мне кофе и … самых лучших пирожных. Люблю утром сладкое. Самое сладкое. – А вот это напрасно. Хотя… Боюсь, что характер уже не испортить. Он бы давно уже позвонил сестре, да телефон оставил в номере. А с айпада звонить неудобно. Ох, ну наконец-то! Вот и Сол! – Привет! – невозмутимо кивнул сестре Арат. – Я заказал тебе завтрак. Будешь как обычно или успела привыкнуть к китайскому меню? Отчего-то глаза у рыжей лисицы забегали. – О, нет! Я сыта по горло бесконечными овощами. Хочу мяса на завтрак, обед и ужин – и с добавкой. Арат, я вчера в твоем номере забыла планшет, уж прости. Так что вот, брала ключи и у тебя там немножко пошуровала. И казалось бы, ничего странного: оба номера бронировала Сол. Но дипломатия – это не только международная юриспруденция, это еще психология и интуиция. Арата вдруг стало напрягать происходящее, а еще девичьи многозначительные переглядывания. Надо бы занять чем-нибудь этот коварный курятник. – Кстати, девушки, мне срочно нужны сувениры. Пока есть время до самолета – надо бы заняться. Кстати, Сол, ты родителям приготовила подарки? А деду? Молчание. – Все ясно. Через час жду вас в холле. Оденьтесь теплее. Девушки синхронно скривили круглые личики и кивнули. Арат попросил завтрак в номер, расплатился и вышел. Надоели. Он лучше тихонько подумает о Марине, спокойно поест и поспит. Уж очень его разозлила эта драная кошка Уянга! В номере было что-то не так. Арат сразу отметил и не до конца застегнутую сумку, и складки на безупречно застеленной кровати, и оттопыренный карман куртки-аляски. И телефон – он точно лежал по-другому. Сестрица прошлась с обыском. Что ей было нужно? Что искала? Телефон запаролен, но Арат вдруг вспомнил, что с самого первого гаджета у них сестрой были одинаковые графические ключи – кораблики с парусом. И она это знала. Открыл месс, обнаружил: его просмотрели. Да что же такое! Он ощущал себя в стане врага, заброшенным без подготовки агентом – в своей собственной семье! Противно. Пароль поменял, забрал завтрак у постучавшего в номер официанта. Пришло сообщение из диспетчерской службы аэропорта: рейс в Мурэн планировался на 18 часов. Отлично. Они все успеют купить, а он не прибьет этих двух лисиц и не закопает их в сугробе. Впрочем, закопать хотелось лишь одну. Сол хватит и подзатыльника, она явно в их паре ведомая. Заставил себя поесть, упал на кровать и уснул, предварительно поставив будильник. У него еще было тридцать отличных минут. Отключился мгновенно. Ему снилась, конечно, Марина. Все эти дни он ужасно скучал. Дверь номера открылась тихо, словно бы даже робко, и вошла она совсем такая, как тогда, в снегопад – веселая и румяная, немного растрепанная, не сводящая с него сияющих глаз. Он хотел что-то сказать, подскочить и обнять, но не смог. А она улыбнулась. Как Арат обожал эту улыбку, такую искреннюю, настоящую! Марина приложила точеный свой пальчик к губам, словно призывая молчать. Тихо опустилась на постель с ним рядом. Поцеловала в щеку, коснулась губами губ. Что-то в ней было иначе. Смутно-тревожное. И все же пришла. Вернулась, наплевав на всех алмазных королей этого мира, к нему. Тихий звук расстегиваемой молнии на утепленных штанах. Ладонь скользнула под резинку белья, захватывая в кольцо крепких пальцев его возбуждение. Конечно, он был возбужден. Как и всегда – достаточно одного только взгляда на нее, вида, запаха. Стоп, запах! Уверенно двигавшаяся в его штанах рука была не такой. Все иначе. И особенно запах: Марина никогда так не пахла – слишком сладко, даже приторно. Женщина в его постели – не Марина. И он молниеносно проснулся. Прямо перед его лицом отчетливо вырисовывалось круглое женское лицо с темными раскосыми глазами, подведенными широкими черными полосками – словно боевая раскраска индейца. Губы покрыты таким беспощадно-толстым слоем алой помады, что казалось, тронь – и краска стечет прямо на пол. Все находилось так близко, что Арат успел пристально разглядеть, прежде чем его захлестнула холодная ярость. Никогда в жизни он еще так не злился. Бросок – и он уже сверху прижимает женщину к постели всем весом, резко разведя колени, разместившись между ее ног. Одной рукой цепко ухватил ее руки, задрал над головой, зажав оба тонких запястья. Его трясло от негодования, сразу вспомнились слова Алекса о том, что он женщин не бьет. Вот прямо сейчас и начнет. Пальцы правой руки он сомкнул на ее тонком горле. Девушка, все еще улыбавшаяся пьяной улыбкой полной предвкушения, удивилась. Это такие у него игры? Прелюдия? Но посмотрев на лицо Арата, которого знала с детства, кажется, начала понимать. – А теперь, – он ощутимо прижал ее бедрами к постели, – я тебя придушу. И никто не узнает, – на секунду оторвал руку от горла, не глядя схватил со столика с остатками завтрака простую десертную ложку. – Вот засуну тебе ее в рот так глубоко, что ты сдохнешь, моя дорогая. А врачи все решат: обожралась пирожными и упала на ложку в зубах, совершенно случайно. Дернулась – и задохнулась. А теперь вот она испугалась. Использовать вечную женскую оборону – удар между ног – она больше уже не могла, предусмотрительно распятая им в позе пришпиленной бабочки. – Страшно? Так вот. Еще раз я обнаружу тебя так близко и без разрешения – и ложка твоя. Я не резиновая кукла, уж лучше прикупи себе вибратор. Резко отпустил обе руки, встал одним гибким движением так быстро, как будто подпрыгнул. Ошарашенная преображением "друга детства", вдруг показавшим ей когти и зубы, певица с минуту лежала, раскинув руки и ноги, и ошарашенно хлопая глазами. Потом медленно встала, и в глазах у нее Арат вдруг увидел… восхищение? Чертовы монголки! Ничего за века не изменилось. Нужно было ее победить, связать, лучше украсть и жить потом рядом – вечно сражаясь. Вот нет уж. Ему это не интересно. – Ты что-то не поняла? Я тебя все еще вижу в моем номере. Он подчеркнуто-медленно застегнул молнию на ширинке и отвернулся. – До выхода десять минут. Мне с вами можно? – Уянга вдруг совершенно охрипла. Он лишил ее голоса? Слишком сильно сжимал ее лживое горло? И поделом. – Хочешь поссорить меня с сестрой? Мне достаточно и того, что она помогает тебе в твоих грязных играх. Но с Солон разговор у нас будет не сейчас и не здесь. Десять минут, Уянга. И умойся уже, сделай милость. Боевая раскраска примерзнет. Свободна. "Гостья" не оборачиваясь выскользнула за дверь. Монгола все еще потряхивало от злости. Таким себя он еще не знал. В зеркале у двери отразился измазанный алой помадой и растрепанный Арат. Скрипнул зубами и тоже пошел умываться. Кажется, он догадался, зачем на его искусительнице был такой слой макияжа. Пометить хотела. И самое гадкое – она испортила ему свидание с любимой. Пусть и во сне, но Марина к нему приходила. 31. Морозный Улан-Батор Сол пропала появилась лишь спустя сорок минут – заплаканная и испуганная. Пришлось взять ее за руку и вести обратно в номер. Молча умыл, нашел теплый лыжный костюм, кинул в нее. Пока малышка переодевалась, Арат вспоминал, как вот так же всегда собирал ее в школу. Уже почти не злился. Сестра пыталась поймать его взгляд, будто хотела сказать что-то важное. Нет, пусть дозреет. Пусть еще подумает. Ей не помешает. Центральный рынок столицы действительно жил своей жизнью да так бурно, будто и не было на дворе полноценных тридцати (все же теплеет) градусов ниже нуля. Да, монголы – очень смелый и стойкий народ. А зима – время праздников, и огромный столичный рынок мог поразить даже самого искушенного туриста. Чего тут только не было! Тапочки, разумеется, тоже нашлись. Мягкие, кожаные – словно расшитые бисером туфельки, отороченные мехом, с мягкой подошвой из верблюжьего войлока. Произведение искусства. Стоившие, как картина в "Щуке" в разгар ценового сезона. Он прочел на оранжевом ценнике: "домашние женские туфли с соболем" и тихо засмеялся. Вот таких, "с соболем", было всего лишь две пары, Арат хотел купить обе – для Марины, но изнывающая от скуки подружка сестры успела утащить у него из-под носа вторую пару. Пусть. Не скандалить же из-за тапочек, в самом деле! Устали, разумеется, замерзли, нагрузились сувенирами и даже начали разговаривать. Не сквозь зубы, а так, словно и не было той безобразной сцены в номере. До самого отлета Арат был один у себя, упаковывал подарки, собирал вещи, отвечал на сообщения. Хоть он и числился в учебном отпуске, совсем спрятаться от работы дипломату никто не позволил. А в Нью-Йорке сейчас глубокая ночь, и Марина давно должна спать. Взглянул на окошко месса, горевшее вдруг зеленым. Не спит. – Малыш, чем занята – в такой поздний час? Я – жду самолета. – О! Ты тоже со связью? Рисую. Прости, невозможно занята, громадный заказ. Мы с Лизой всегда под новый год халтурим, и счет на минуты, потом расскажу. – Часа через два вылетаем, я очень надеюсь. Будет ли связь там – не знаю. Пиши в оф, я буду стараться поймать. И … удачи отважным халтурщицам. Целую. Она не ответила, тут же погаснув. Арат знал отлично, что значило: "счет на минуты", но чтобы художники рисовали "на время"? Весьма и весьма интересно. Лиза? Да, она точно должна знать. А совесть пусть помолчит, он все сделает быстро. Тем более, что им с Лизой давно уже нужно было поговорить. На самом деле, с дня того самого "допроса" тогда, на Авроре, они пару раз общались. Готовя свой план "ночи с танго", монгол очень подробно расспрашивал старшую Выгодскую и о танцах, и даже о том, рискнет ли младшая сесть на его мотоцикл. Это Марине показалось: все происходившее с ней – совершенно случайно. В истории их отношений она была единственным неизвестным, случайностью, импровизацией. Неповторима и непредсказуема. И лучше старшей сестры эту Звезду его не знал никто. Так что теперь он по праву считал Лизу чем-то, вроде тайного агента. А когда Марина пропала из семейного эфира перед выставкой, Лиза узнавала именно у Арата: все ли в порядке. Вот и теперь единственным человеком в этом мире, способным удовлетворить его любопытство, была эта женщина. Тем более в Москве было уже вполне утро. Совершенно не ранее. – Лиза, привет, – он впервые звонил ей, не написав предварительно. Так было быстрее всего. – О! Привет, что-то случилось? – Прости меня, Лиза, но я тут извелся, – в трубке раздался смешок и какое-то движение. – Да ты шалун! Давай ближе к делу, у меня совершенно нет времени, и я еще не ложилась.