– Но вы забыли ещё один очень важный момент. – Д’Альбер отпил крошечный глоток из своего бокала и, видимо найдя вино вполне годным, приложился уже куда основательнее. – Императорская стипендия для учёных весьма велика… – Я достаточно обеспеченный человек, чтобы не думать о хлебе насущном, – отмахнулся Горыня. – Так что же вам надо? – Дипломат внимательно посмотрел в глаза Горыне. – А у меня всё есть. – Горыня также прямо посмотрел на д’Альбера. – Слава, женщины, деньги, всё это у меня есть, или будет, в любом количестве, только протяни руку. Но самое главное, у меня есть дело. Важное. Огромное. Интересное, до дрожи в кулаках, и бесконечное, как само время. Дело, которое возвышает мою честь и даёт смысл жизни. – Он улыбнулся. – Защищать, строить и делать лучше мою страну. А всё, что вы можете мне предложить, это быть чужаком за тридцать сребреников и утешать себя мыслью о том, какой ты умный и как ловко ты выбрал другую родину. – О! Вы знакомы с Книгой? – Д’Альбер, никак не отреагировав на последний выпад Горыни, поставил на стол уже пустой бокал. – Я вообще начитанный мальчик. – Горыня без улыбки посмотрел в лицо д’Альбера. – Знаком и с Кодексом Гермеса Трисмегиста, Молотом Ведьм и многими другими трудами. И все они убеждают меня в том, что я принял и осуществляю правильное решение. – Что ж. – Д’Альбер вновь наполнил бокал и с улыбкой кивнул. – Я вижу похвально твёрдого в убеждениях молодого человека, прекрасной учёности и широких взглядов. Могу лишь пожелать вам удачи во всех начинаниях. – Он поднял бокал, салютуя, и, отпив пару глотков, с поклоном удалился, освобождая сцену для ещё одного действующего лица. Это был мужчина лет тридцати, черноволосый, смуглый, одетый в чёрное с фиолетовым, гордо брякающий вполне боевой шпагой на поясе. – Имею ли я честь беседовать с принцем Горыней Стародубским? – произнёс он на вполне понятном английском. – Да, милорд. Но в данном случае был бы скорее уместен титул маркиз, так как ближайший аналог князя – герцог, а я старший сын. – Горыня учтиво поклонился. – Я герцог Арко, Филипп Луис де ла Куэва, де ла Мина, требую у вас сатисфакции за оскорбление, нанесённое Британской короне. «Ну, хоть какое-то развлечение». – Горыня кивнул скорее своим мыслям, чем словам горячего испанца, и задумчиво оглянулся. К стыду своему, дуэльного кодекса он не знал совершенно, хотя дуэли в московском обществе периодически случались. К своей удаче, совсем рядом он увидел оживлённо беседующих князей Суворова и Пушкина и, шагнув к ним, остановился, ожидая, пока беседующие обратят на него внимание. – А, княжич! – Александр Сергеевич, улыбнувшись Горыне, словно старому знакомому, отставил бокал в сторону и крепко пожал ему руку. – Вот, Александр Васильевич, хочу рекомендовать вам сего весьма молодого, но очень перспективного юношу. – Перун, Ярый, да и прочая, прочая, прочая. – Суворов довольно рассмеялся и хлопнул сухой, но неожиданно тяжёлой рукой по плечу Горыни. – Вижу, не в штабах отирался! Молодец! – Говорил Александр Васильевич быстро, словно торопился, широко жестикулировал руками, двигался из стороны в сторону, словно сбивая прицел снайперу, но взгляд был сосредоточенный, внимательный и взвешивающий. – Но ведь не для разговора пришёл, не для разговора. Вижу, нужда какая-то? – Да вон, испанец стоит. Требует дуэли. А я ни кодекса дуэльного не знаю, ни правил. Пристрелить бы его, чтобы не мучился, но как-то неловко. Всё же издалека ехал… – Вот молодец! – Суворов расхохотался и вновь хлопнул ладонью по плечу Горыни. – Слышь, Сашка. Весь в тебя. – Александр Васильевич посмотрел на княжича. – Тоже по молодости любил подраться на дуэлях. Но после того как ему ногу прострелили, как завязал. – Суворов в пару быстрых шагов подскочил к испанскому дворянину и, перейдя на испанский язык, стал быстро что-то выяснять, временами похохатывая, словно тот рассказывал ему смешную историю. Тем временем генерал Пушкин, обращаясь к Горыне, негромко произнёс: – Может статься, что идея пристрелить этого гишпанца была не такой уж плохой. – И пояснил, видя удивление Горыни: – Это известный в Европе бретёр, наёмный дуэлянт и мастер дестрезы[6]. Ученик самого Антонио де Брея[7]. Вы знаете, что такое дестреза? – Знаю, – спокойно ответил Горыня. – Хорошая школа двуручного боя, с элементами акробатики. Но у меня тоже были достойные учителя. – Ну вот. Почти договорился. – Суворов с улыбкой вернулся к Горыне и Александру Сергеевичу, подхватил свой бокал и сделал большой глоток, словно у него пересохло горло. – Биться будете завтра, в Перуновом дворике, что у Рогожской заставы. Время – сразу после утренних свирелей. Поскольку это он тебя вызвал – оружие на твой выбор. Но меч брать не советую. – Суворов с улыбкой посмотрел на Горыню. – Пока ты им размахнёшься, он уже наделает в тебе сотню дырок. – Да у меня и шпаги-то нет. – Княжич покачал головой и, одним движением выдернув из ножен свою палку, с некоторым удивлением смотрел, как она удлиняется, превращаясь в нечто похожее на трость. – Ну-ка? – Александр Васильевич нагнулся и внимательно посмотрел на оружие Горыни. – Никак Святогорова Палица? – Да вообще нечто непонятное, – хмуро произнёс Горыня. – Ведёт себя как хочет. То притворяется простой палкой, то режет всё словно масло. Да справлюсь я с этим испанцем, господин неведник[8]. Вы мне лучше вот что скажите. Нам такой специалист нужен, или можно прибить? – Хм-м. – Суворов задумался. – С одной стороны, наши мастера ничуть не хуже. И порубежники, и из ханьцев, и наши мечники. А с другой – было бы неплохо. Новая школа, новый взгляд, новые техники… – Тогда, господин неведник, объявите этому кренделю заморскому, что мой выбор шпага против шпаги. И если я побеждаю, то служить ему учителем двадцать лет. А если нет, то я выбираю пистолеты, и пусть ищет себе место на кладбище. 3 У всякого Серого Волка свой интерес… Одних волнуют тела прекрасных странниц, других – пирожки в их корзинках, а кому-то просто нужен хороший попутчик… Приписывается государю-императору Михайло Третьему Взрыв и пожар на фабрике оберегов купца второй гильдии Оборина неожиданно порадовал москвичей невиданным ранее зрелищем радужного сияния в небе и вспышек всех цветов, а также переливов света, какие бывают лишь на севере и зовутся северным сиянием или от волшбы великой. Здесь же горящие амулеты разных видов образовали такое же невиданное зрелище, стоящее, однако, целое состояние. Вызванные по тревоге ведуны охранительной стражи быстро справились с бедствием, но зданию фабрики и складам нанесён огромный урон. К счастью, всё имущество было застраховано в конторе боярыни Гу Янлинь, которая пообещала выплатить положенное в кратчайшие сроки, после завершения расследования. Конфуз графа Губатова на балу у Долгоруких, когда граф, не совладав с медовухой, стал оказывать чрезмерные знаки внимания хозяйке дома, закончился вполне предсказуемо, вызовом на дуэль от хозяина дома – князя Долгорукова. Похороны графа состоятся в середу, в Доме Мары, что у Сокольничьей заставы. «Московские ведомости», 12 травня 7361 года Мария, блиставшая на балу, князь Стародубский, разрывавшийся между гордостью за детей и опасениями перед дуэлью, многочисленные разговоры знакомых и не очень знакомых людей, дававших какие-то советы, всё это промелькнуло перед Горыней, словно кино на ускоренной перемотке. Не особо напрягаясь, он лёг спать и проснулся наутро бодрый и готовый к подвигам. Для поединка выбрал удобный, чуть широковатый костюм, а шпагу ему должны были привезти к самой заставе секунданты, которыми, как ни странно, оказались сам князь Суворов и князь Пушкин. И это волновало Горыню больше всего. Не облажаться перед двумя такими людьми. Отец молча благословил Горыню и хмурый, словно грозовая туча, ушёл к себе в кабинет, а княжич покатил к месту дуэли в сопровождении Александра Сергеевича, который всю дорогу не останавливаясь сыпал анекдотами и смешными историями, отчего у Горыни скоро чуть не приключился нервный тик на почве непрерывного смеха. Когда они вышли из коляски, другая сторона была уже на месте, как и доктор Глебов, которого пригласил лично Суворов. Иван Тимофеевич Глебов заведовал кафедрой в Московской лекарской высшей школе и, по слухам, лучше него не было целителя по всей Москве. Дуэлянтов осмотрели волхвы из Военного приказа и колдун из посольства ордена Песочных Часов, после чего внесли в протокол запись о том, что боевые, защитные и иные амулеты отсутствуют, как нет и следов применения стимулирующих зелий. – Вот держи. – Суворов протянул Горыне шпагу в потёртых ножнах с простой чашеобразной гардой. – Не одну кампанию с ней прошёл. Вакула Тамбовский лично ковал. Это тебе не штатная шпажка. – Благодарствую, Александр Васильевич. – Горыня с поклоном принял оружие и, сдёрнув ножны, оценил баланс и гибкость клинка. Шпага была чуть тяжелее, чем он привык, но отменно сбалансирована и остра, словно бритва. Аккуратно сняв китель и отдав Пушкину, Горыня остался в рубашке и штанах. Наконец секунданты, судья и доктор договорились, и судивший поединок военный атташе германского посольства взмахнул платком, привлекая внимание дуэлянтов. – Поединок назначен по вызову герцога Арко, Филиппа Луиса де ла Куэва, де ла Мина, и принят княжичем Стародубским. Бой идёт до смерти одного из участников. Перед поединком хочу спросить, не желают ли они разрешить происшествие миром? Нет? Тогда сходитесь, господа. Разведка боем у испанца была резвой и резкой. Чуть смещаясь из стороны в сторону, он атаковал с разных направлений, пока ещё не в полную силу, но вполне твёрдо. Горыня, который мог двигаться как минимум втрое быстрее, пока отвечал скупо, надеясь подловить нахального бретёра так, чтобы не зарезать того насмерть, но мастер дестрезы держался на приличной дистанции, готовый в любой момент отпрянуть назад, а выкладываться в длинном выпаде было опасно. Наконец, немного осмелев, Арко резко ушёл в сторону и, качнувшись вперёд в имитации длинного выпада, пробил Горыне по опорной ноге, целясь ниже колена. В ответ княжич чуть присел и, отдёрнув атакуемую ногу назад, резко ударил левой снизу вверх, но в долю секунды чуть наклонился вперёд, выигрывая драгоценные сантиметры, и чётко, словно на тренировке, пробил стопой в лицо испанцу. От удара того бросило назад, и, почти потеряв сознание, герцог рухнул на спину, но даже в таком состоянии смог быстро подняться и встать в защитную стойку. Уважая принципы дуэли, Горыня остановился, давая противнику прийти в себя, хотя совсем не был уверен, что Арко поступил бы так же в этой ситуации. Через пятнадцать секунд испанец кивнул, дав понять, что он готов к продолжению, и пару раз взмахнул шпагой. Теперь герцог был предельно осторожен. Держался на дистанции, всё время пытаясь поставить Горыню в неудобную позицию для защиты. Но в какой-то момент, взвинтив темп, пошёл в атаку и, ткнув шпагой вперёд, щёлкнул чем-то на рукояти. Голубоватое облако, вылетевшее откуда-то из гарды, мгновенно преодолело расстояние до княжича, и, несмотря на то что он успел отпрянуть назад, коснулось лица и осело на рубахе. Судья что-то крикнул на испанском, закричали и секунданты поединка, но перед лицом Горыни уже стояла ровная белая пелена, словно он плавал в молоке. Времени на размышления не оставалось совсем, и, почувствовав каким-то верхним чутьём, что противник пошёл на сближение, сам рванул вперёд. Шпага испанца пробила плечо, но выдернуть клинок из раны Горыня не дал. Запах чужого тела и пыльных тряпок был уже совсем близко, и княжич ударил гардой примерно на уровне головы противника, рукой почувствовав, как хрустят сминаемые кости, и горячую кровь, брызнувшую прямо на него. И ставя точку в поединке, захватил голову противника левой рукой, коротким движением свернул ему шею, после чего мир померк окончательно. Князь Бенкендорф, руководивший Тайной Канцелярией, стоял перед Михайло Третьим, словно провинившийся школьник, что очень-очень ему не нравилось, но дела были таковы, что канцелярия и вправду допустила весьма болезненный провал, который ещё скажется в полную силу. Выговор государя был мягким, почти семейным, и вовсе не походил на выволочку, но от этого не становился менее болезненным, поскольку вопросы Михайло били, что называется, не в бровь, а в глаз. – И кому же пришло в голову разыгрывать сотрудника моей личной канцелярии в столь тупых комбинациях? – Михайло сидел в кресле за столом, заваленным бумагами и папками, а перед ним стоял массивный письменный прибор, ощетинившийся карандашами и ручками-самописками, и оттого Бенкендорфу всё время чудилось, что Михайло прицеливается в него. – А знаете, сколько военных разработок ведёт этот юный генерал? Семнадцать! Он делает новую взрывчатку, дальнесвязь, пушки и даже систему городского освещения, поскольку к каждому перекрёстку волхва-фонарщика не приставишь. И он делал бы ещё больше, только вот казна у нас не бездонная. Приходится ограничивать его желания нашими возможностями. И вот этот человек, по сути, второй Кропоткин, идёт на дуэль с каким-то проходимцем, при полном потворстве вашей, князь, службы. Горыня Григорьевич, конечно, воин каких мало, что и подтверждает результат дуэли, но вы-то! Как вы могли допустить подобное? Не знай я вас больше тридцати лет, подумал, чего плохого, например, что вы решили таким образом изменить расстановку при дворе. И всё это в преддверии грядущей войны! Больше двух миллионов солдат собирается против нас только на южном направлении, а сколько будет на северном фронте Род знает! Да вам охранять его нужно словно зеницу ока! – Государь, восемь моих сотрудников ходят за ним неотступно. Именно они вовремя вызвали подкрепление и обеспечили прибытие дополнительных сил к дому, где ведьмы собрались провести свой ритуал. – Что не помешало им пропустить всё основное действие, – едко прокомментировал государь. – Ну и где же были ваши люди, когда этот гишпанец вызывал на дуэль княжича Стародубского? – Дуэль между дворянами – дело чести каждого из них, – твёрдо ответил Бенкендорф. – Они просто не могли вмешаться. – Они были обязаны! Слышите? Обязаны! – Государь, несмотря на спокойный тон, явно начинал терять контроль. – Представьте, что было бы с вами, князь, если бы Горыня погиб? Я бы просто не смог остановить Анну и её сестёр во Макоши. «А вот это довод, – подумал Бенкендорф, и его пробил холодный пот. – Анна тогда точно прокляла бы всех причастных и просто стоявших рядом. Проклятие берегини это верная смерть. Верная и тяжёлая. А проклятие Круга Макоши страшнее стократно». Михайло Третий тяжело вздохнул и повернулся в сторону окна, за которым шумел свежей весенней листвой ухоженный дворцовый парк. – Я с ним, конечно, поговорю и объясню, что ему теперь можно делать, а что нельзя ни при каких условиях. Но и вы, Александр Христофорович, не зевайте. Молодец резкий да быстрый, но нам очень нужный со всех сторон. За ним ни кланов, ни обязательств, ни долгов. Зато ума – палата. И с оружием новым подсобил, и со многим другим. Так что берегите его. Это, в конце концов, и в ваших интересах. Из кабинета государя Бенкендорф вышел в чрезвычайно растрёпанных чувствах и только успел подумать, что всё хорошо закончилось, когда увидел стоявшую рядом княжну Анну. – Александр Христофорович? – произнесла девушка мелодичным голосом, в котором для князя отчего-то послышались звуки набатного колокола. – Не будете ли вы так любезны и не уделите мне полчаса вашего внимания? – Да, великая княжна. – Глава Тайной Канцелярии, от имени которого содрогались даже сильные мира сего, обречённо кивнул и, слегка сутулясь, пошёл за такой хрупкой и внешне совсем беззащитной девушкой. На этот раз Горыня очнулся совсем не в лучшем состоянии. Тело ломило и крутило, словно по нему прошёлся взвод гренадёров, а во рту образовалась такая сухость, что горло нещадно драло от боли. Но стоило ему открыть глаза, как на лоб легла лёгкая узкая ладонь, и под негромкий, плохо различимый шёпот боль и спазмы стали уходить. Потом в приоткрытый рот полилась такая восхитительно прохладная и чуть солоноватая влага, он вновь отключился и не слышал, как тихо приоткрылась дверь и в комнату, едва слышно шурша юбкой, вошла Анна.