– Прошу, герр Сайн-Витгенштайн. Хозяйка уже ожидает в малой гостиной. Плохие предчувствия окончательно подтвердились. Умирающая старушка в Германии “без никого” из родни оказалась очень даже состоятельной леди, которая могла принимать гостей в малой гостиной. – Позвольте вашу сумку, фройляйн? – вежливо попросил дворецкий, и я неохотно отдала ему свой рюкзак. – Вильгельм вас проводит, – любезно улыбнулся мне слуга и, как по волшебству, на том конце холла появился лакей. В ливрее, разумеется. Я шла по большому светлому дому, где все детали дышали сдержанной роскошью, и с каждой секундой все больше понимала: мне тут не место. Неуютно, холодно… не мое. Когда мы все же добрались до гостиной, то первый же взгляд на бабушку показал – до умирающей тут очень-очень далеко. Пожилая леди сидела в кресле у окна. На круглом столике рядом с ней стояла чашка, над которой вился легкий дымок. Тонкие руки с идеальным маникюром, аккуратная прическа и красивый светлый костюм, словно она только что вернулась с приема у английской королевы. Ну и, конечно же, пристальный, пронизывающий взгляд ясных голубых глаз без капли старческого маразма. Очень странно смотреть на свою постаревшую на несколько десятков лет копию. Именно в этот момент, когда она внимательно разглядывала меня от растрепанной макушки и до запыленных кед, стало неловко за свой внешний вид. – Ну, здравствуй… Хелена, – первой поприветствовала меня бабушка. – Я рада тебя видеть. – Добрый день, – ровно проговорила я и, ощущая повисшую в комнате неловкость, переступила с ноги на ногу. Она чуть заметно поморщилась от моего немецкого, но, стоит отдать старушке должное, попыталась скрыть свою реакцию. Ну что же, я вполне понимаю, что язык у меня не идеален, да и акцент, скорее всего, очень сильно режет чувствительный к любому несовершенству слух аристократов. Клаус обошел меня, приблизился к хозяйке дома и, согнувшись в поклоне, коснулся поцелуем костяшек пальцев, затянутых в кружевные перчатки. – Фрау Хильда, с каждым днем вы все краше. – Льстец, – усмехнулась бабушка и, легко тронув светлые волосы Клауса, проговорила: – Останешься на чай? Он кивнул, поправил и так идеально сидящий пиджак и опустился в кресло напротив пожилой леди. Мне оставалось место между ними, которое, надо признать, совсем не хотелось занимать. С каждым мигом крепло ощущение, что меня заманили в ловушку. Обманули и заманили! Не сдержав эмоций, я кинула на Клауса злой взгляд, но он лишь дернул уголком рта в подобии снисходительной усмешки. Хотела я того или нет, а пришлось составить им компанию за столиком. Почти сразу двери неслышно отворились, и в комнате появилась девушка… я невольно во все глаза уставилась на нее, так как горничных в форме я видела только в кино или у нас в клубе, но там они совсем уж развратненько выглядели. Эта же служанка классическая: темное платье до колен, накрахмаленный воротничок и передник, а также нейтрально-вежливая улыбка на бледных, почти бесцветных губах без грамма помады. На столе в мгновение ока появился пузатый белый чайник, три чашки и корзиночка с печеньем. Девушка попыталась было налить чай, но фрау Хильда покачала головой и, махнув рукой, сказала: – Можешь быть свободна, Гретхен. Я сама поухаживаю за гостями. Горничная только поклонилась, забрала полупустую чашку, из которой пила хозяйка перед нашим приходом, и с профессиональной сноровкой и скоростью неслышно испарилась из гостиной. Надо полагать, даже служанки в этом доме чистокровные немки, чьи родственники известны до пятого поколения и, уж конечно, на роду нет каких-либо пятен. Вроде меня, например. – Я рада, что ты наконец-то в отчем доме, – добро и ласково улыбнулась бабушка, не торопясь разливая чай. Я смотрела на нее сквозь легкую дымку пара, вдыхала запах дорогого молочного улуна и понимала, что надо из этого гостеприимного дома делать ноги, и как можно скорее. Интуиция буквально вопила о том, что ничем хорошим это не закончится, а я привыкла ей доверять. Ну, ладно… Очевидно, что бабушка не торопится отходить в иной, лучший мир. Потому не нужно изображать из себя святую внучку у смертного одра и можно побыть собой. Прогибаться я тут ни под кого не буду! Мне пододвинули чашечку. Я взяла и некоторое время помедитировала на переливы желто-зеленого напитка, но надолго погрузиться в прострацию мне не позволили: – Ох, Хелена, я так рада, что ты приехала, – ясным солнышком светилась фрау Хильда. – Расскажи, как ты жила? На кого училась, где работаешь, есть ли молодой человек? Меня интересует все-все-все! Клаус хмыкнул, отпил из своей чашки и уставился на меня с неподдельным интересом во взгляде. Складывалось впечатление, что этот немец знает слишком много обо мне, гораздо больше, чем успел рассказать бабуле. И ему дико интересно, как я преподнесу тему о своем основном заработке. Ну, а что?.. Мне скрывать особо нечего. – Хорошо я жила, фрау Лихтенштайн, – сообщила с чистой совестью и потянулась к печеньке. – Закончила колледж, а работаю хореографом в ночном клубе. – Как это? – ошеломленно воззрилась на меня старая немка, видимо, не понимая, что там можно делать в таком качестве. – Танцы девушкам ставлю, – спокойно поделилась я и, поймав горящий ехидством взгляд герра Клауса, дополнила: – И сама иногда появляюсь на сцене, если нужно заменить кого-то из не вышедших на работу девочек. Ну, и если деньги очень нужны. Девушкам на пилоне платят больше, чем тем, кто ставит для них номер. Глаза у бабушки были большие-большие и голубые-голубые. Шокированные. Я прямо видела, как в этой немецкой седой головушке крутятся шестеренки сложного механизма, и на чашу весов падают факты о новообретенной внучке. Девочка-огонек явно не предел мечтаний этой леди, так что я с огромным интересом наблюдала за сменой выражений на ее лице. Судя по вновь появившейся на губах улыбке, голубая кровь породистого щенка в моем лице все же играла решающую роль. В остальном, что называется: отмоем, откормим, блох вычешем! – Тебе нравится твоя жизнь? – издалека зашла фрау Хильда. – Мне вообще жизнь нравится, – спокойно отозвалась я, откусывая печеньку и зажмуриваясь от наслаждения. – В любом ее проявлении. Фрау прикусила нижнюю губу, вновь расплылась в радушной улыбке и, тоже взяв кусочек выпечки, принялась нахваливать своего повара, который, по ее словам, готовил лучше всех в Кельне. Она еще немного порасспрашивала меня о России, а после у Клауса, как поживают его уважаемые родители. Ариец отвечал сухо и не совсем охотно, потому пожилая дама свернула тему на его работу в Штатах, о которой немец распространялся с заметным удовольствием. Наконец, она попросила Клауса: – Мальчик мой, оставь нас, пожалуйста, с Хеленой наедине. Нужно обсудить некоторые вопросы. Блондин с готовностью поднялся, вновь галантно облобызал ручку фрау Хильды и покинул гостиную. – Ну, что же… Пришла пора поговорить серьезно. – И это замечательно. – Итак, как уже наверняка говорил Клаус, ты моя единственная наследница. Оглянись… Елена, – мое имя ей далось с заметным трудом, но я оценила старания. – Оглянись, видишь этот дом? Таких еще несколько. У меня есть фирма, есть акции… я состоятельная женщина. Но не имею наследников. Твой отец, увы, несмотря на последующий брак и годы, прожитые в нем, так и не подарил мне внуков, а недавно трагическая случайность унесла его жизнь. У меня осталась только ты. – Вы поверите, если я скажу, что мне не нужно ваше состояние? – тихо спросила я. – Вернее, деньги, конечно, никому не помешают, но я твердо уяснила одну истину: все имеет свою цену и ничего не дается нам просто так. Права накладывают еще и обязательства. Я не уверена, что мне по силам быть вашей внучкой. – Ты умная девочка, – довольно усмехнулась старуха. – Умная, сильная, смелая… почти как я в молодости. И меня отдельно радует, что в тебе нет ни развязности матери, ни слабовольности отца. Достойная девочка. – Вы меня слышали? – мягко уточнила я, не желая настаивать и обижать в общем-то очень симпатичную мне женщину. – Слышала, – спокойно повела плечами она. – Хелен, давай не будем спешить? Обещаю, я не стану ничего от тебя требовать, но жизнь облегчить смогу. А ты сможешь помочь мне… ведь и правда у меня никого нет, кроме слуг. Я одна, девочка. Совершенно одна на склоне лет, и никакие деньги не заменят мне семью. Останься здесь погостить. Дай нам шанс узнать друг друга. Я несколько секунд пристально смотрела в ее глаза, а после медленно кивнула. – Хорошо. Но я не останусь в этом доме. – Не переживай об этом. У меня были предположения, что ты не согласишься сразу жить со мной, потому я арендовала номер в уютной гостинице неподалеку. Клаус отвезет тебя. – Спасибо, – немногословно, но очень искренне проговорила я. – Пожалуйста, – в том же тоне ответила мне она и, чуть помедлив, вкрадчиво добавила: – Хелен, я бы попросила тебя о сущем пустяке. Тест ДНК. Сама понимаешь, я должна точно знать, плоть ли ты от плоти моей. Увы, твоя мать не отличалась… м-м-м… постоянством. Как она ее элегантно гулящей назвала. Я поморщилась. Мама у меня была не из лучших, и это факт, но безусловная дочерняя любовь диктовала мне защищать ее от любых нападок и находить оправдания. – У нее была сложная жизнь. Судя по недовольному огоньку в глазах фрау Хильды, у нее были свои взгляды на тяжелую мамину жизнь. Но, к чести пожилой дамы, она удержала свое честное мнение при себе. Она проводила меня до двери, сдав с рук на руки Клаусу, и радушно попрощалась, сообщив, что уже завтра со мной свяжется ее секретарь и отвезет в клинику для сдачи крови и проверки родства. *** /Клаус Сайн-Витгенштайн/ Я редко молился. Разве что в детстве, когда мы сидели за столом в огромной пустынной трапезной родового замка и благодарили Бога за ниспосланный хлеб. Матушка – ярая католичка – требовала соблюдения правил, а отцу было проще согласиться, чем спорить. И с тех пор ничто не заставляло меня вспомнить о высших силах, но за последние дни я был на грани и не единожды! И все дело в этой чертовке, которая раздражала меня одним своим присутствием. Ей даже рот не нужно было открывать. Меня бесило все. Совершенно все. От “а” до “я”. Красные волосы, неформальная одежда и, конечно же, чересчур острый язык. Поэтому когда на горизонте появилась гостиница, я выдохнул с облегчением и испытал настойчивое желание вознести Господу хвалу и перекреститься в надежде на то, что больше наши пути никогда не пересекутся. – Вот место назначения. Я помогу с вещами. – Не стоит, – мотнула головой Елена, и яркие локоны расплескались по черной футболке с черепами на груди. С двумя черепами на каждой груди… Я вновь задержал взгляд на “дивном” рисунке и мысленно дорисовал то, что было под ним. Упругую, красивую грудь не меньше третьего размера. Притом зуб даю – на девчонке было бюстье без обожаемого дамами поролона, так как временами от холода у нее твердели соски, и это было прекрасно видно. От такого привлекательного зрелища у меня твердело кое-что другое. И этому органу было глубоко плевать на то, что Елена Успенская – самый неподходящий объект для влечения, который только можно вообразить. – Прощайте, господин Сайн-Вишген… Витгеш… Меня передернуло. В жизни было вообще мало вещей, которые безоговорочно бесили меня. Но одна из них – это коверкание фамилии! – Сайн-Витгенштайн, – холодно поправил я, вышел из машины и открыл дверь перед девушкой. По совести, наглую девицу стоило проводить до ресепшена и отнести ее багаж, несмотря на все протесты. – Тогда я буду звать вас Клаус, – усмехнулась мне в лицо Елена. – Вы же не против? Я? О нет, я против. Настолько против, что хочется заткнуть этот наглый красный ротик, потому что у девочки Лены из России есть потрясающая суперспособность – раздражать меня каждой произнесенной фразой. – Не придется, – сухо ответил я, доставая ее рюкзак и маленький чемодан и направляясь в сторону гостиницы. – Почему это? – осведомилась едва поспевающая за мной поганка. – Потому что мы с вами больше не встретимся, – я широко, от всей души улыбнулся, глядя прямо в голубые, как летнее небо, глаза девушки. – Не буду скрывать, что просто счастлив от этого факта. Да, я не удержался. Да, это непрофессионально. И именно поэтому стоит как можно скорее отсюда уйти.