– Нет. Оба отправимся в Басиг, там и встретимся. – Сегодня? – Он говорит, сегодня. – А кто вам сказал? – Дату[22] Басига. – Хорошо. Я тогда заберу всё к сестре, там и постираю. – До воскресного утра службы не будет. Нужно было только сообщить Пилар, и об этом будет знать каждый. – Хорошо. – Мы встретимся с тремя другими дату. Это всё из-за миссионера – помнишь, того, который пропал? – Да, миссионер из Дамулога. – Они считают, что его нашли. – Раненым? – Мёртвым. Если только это тот самый. Пилар перекрестилась. Она была вдовой средних лет с многочисленной роднёй, как мусульманами, так и католиками, и исправно о нём заботилась. Кариньян попросил: – Принеси, будь любезна, мои кроссовки. День был серый, но пока священник шагал все десять километров по красной грунтовой дороге до Басига, он не снимал своей соломенной шляпы. Поднялся ветер, затряслись и задрожали стволы деревьев, пальмы, дома. Порывом вихря пронесло рой крохотных чёрных жучков, бесчисленных, как капли дождя. Играющие на тропинках дети при виде его с визгом бросались врассыпную. В Басиге он направился к рыночной площади, как всегда, размышляя о том, что было бы куда лучше, живи он здесь, в городе. Но город был мусульманским, и там не пожелали бы иметь церковь. Ещё до того, как Кариньян дошёл до рынка, к нему с обеих сторон присоединились дату Басига и два других дату из Тандая, деревушки на холмах: все трое – мужчины под шестьдесят, в рваных джинсах или защитных брюках, в конических шляпах, похожих на его собственную, к тому же один из дату нёс в руке копьё, и теперь, в городе, где их никто не тронет, ребятишки тихонько попискивали из-под тростниковых навесов: «А-тес, а-тес!» – отец, отец… Все вчетвером прошествовали в кафе – убить время до прибытия мэра Луиса. Кариньян заказал рис с тарелкой козлятины и растворимый кофе. Остальные – рис и кальмаров. Священник купил пачку сигарет «Юнион» и вынул одну: если эти мусульмане будут иметь что-то против, что ж, увы им. Однако они попросили его поделиться, и вот уже за столом курили все четверо. Мэр Луис известил на прошлой неделе, что людям, нашедшим труп и личные вещи покойного, уже сообщили, какие у пропавшего были отличительные признаки. Дату пообещали, что вернутся в Басиг с вынесенным заключением – действительно ли это пропавший американский миссионер? – не позже вторника. Кариньян был уверен, что сегодня уже четверг. Впрочем, это казалось неважным. Подъехало джипни[23] из Кармена, облепленное пассажирами, и сбросило их, как гигантскую шкуру. На нём, вероятно, и прибыл из Дамулога мэр. Люди проходили мимо дверей кафе, заглядывали в окна, но внутрь не вошёл никто. За другой столик уселся в одиночестве беззубый пьяный старик и замурлыкал себе под нос какую-то песенку. Несколько другая музыка исходила с заднего двора, где стайка детворы на корточках кучковалась вокруг безбатарейного радиоприёмника, какие были в ходу в армии США. Лучше всего ловилась станция из Котабато. Передавались американские попсовые мелодии месячной давности. Маленьким слушателям заходили на ура что горячие эстрадные ритмы, что слезливые баллады. В кафе вошёл низенький и пузатый мэр Дамулога Луис – улыбаясь, прихлопывая и играя свою собственную свиту. Он подсел к ним и оценил обстановку. – Вы их расспросили? – сказал он по-английски. – Нет. Перейдя на себуанский, Луис обратился к Салилингу – самому старшему, человеку с копьём: – Вот эти люди, которые нашли мертвеца у реки Пуланги… – Да. – Мы велели им поискать обувь. Прислали рисунок. И этикетку от рубашки. Прислали рисунок. Салилинг сказал: – У них только кости. И кольцо с пальца. – На левой руке? Золотое? – Они не говорили. – Вот на этой. На левой. – Ну а зубы они смотрели? У него в зубах были металлические коронки. Вы им сказали? – Он ткнул пальцем себе в рот и спросил Кариньяна: – У вас такие есть? Можете им показать? Кариньян широко разинул рот и продемонстрировал троим дату коренные зубы – зрелище, похоже, пришлось старейшинам по вкусу. – Нашли у него в зубах металл? – допытывался мэр. Салилинг ответил: – Мы поищем такие зубы. Но в нашем барангае[24] есть проблема, о ней-то мы и хотим поговорить. – Я не дату вашего барангая. Это вы там дату. Это не мой пост, это ваш пост. – Нашей школе нужен ремонт. Крыша защищает от солнца, но не от дождя. – Денег просит, – пояснил мэр Кариньяну по-английски. – Я умею и по-себуански, – сказал Кариньян. – Знаю. Просто нравится говорить так, чтобы эти мусульмане ничего не поняли. Я-то сам христианин, сэр. Адвентист седьмого дня. Не католик, конечно. Но перед лицом этих мусульман все мы одна семья. – А этот пропавший миссионер тоже ведь адвентист седьмого дня, верно? – Да. Большое горе для всего Дамулога. – Дайте этому человеку пятьдесят песо. – Думаете, у меня найдётся пятьдесят песо? Я же не богач какой-то! – Скажите ему, что заплатите позже. Луис спросил Салилинга: – Сколько стоит отремонтировать школу? – Двести. – Могу дать двадцать. Не сейчас. Через неделю. – Доски стоят дорого. По меньшей мере сто пятьдесят за доски. – У меня есть в Дамулоге доски. Если вам доски нужны, так досками я вам помочь могу. – Досками и деньгами. – Двадцать пять деньгами. Салилинг о чём-то поговорил с остальными дату. Луис взглянул на Кариньяна, но священник покачал головой. Он не был знаком с их диалектом. – Десять досок длиной хотя бы в десять футов, – сказал Салилинг по-себуански. – Да потолще. – Да. – Сколько вы выделите средств? – Сорок – это потолок. Я серьёзно. – Пятьдесят. – Ну ладно. Пятьдесят песо деньгами и десять толстых досок. Через неделю. Дату засовещались. Пришла хозяйка кафе, сгорбленная, встревоженная женщина, и принесла две булочки для священника, а также металлическую ложку, хотя он уже съел свою порцию, загребая пищу пальцами, как и все остальные. Будучи уверена, что белые люди предпочитают хлеб вместо риса, хозяйка всегда отправлялась на рынок, если в городке появлялся Кариньян. Салилинг сказал: – Будет славно, если вы подождёте недельку. Нам прямо сейчас нужно возвращаться в Тандай, а потом за холмы, к реке Пуланги. – Так до реки они ещё не доходили! – сказал Луис по-английски.