– Глаза-то побереги, Беррис. Слыхал я, одному пацану искра в глаз попала, так его в больницу увезли. – А из чего пистоны делают? – Из пороха. – Чего-о-о? Из по-о-ороха?! В доме зазвонил телефон. – Мне не велели отвечать, – сказал Беррис. – Телефон-то что, опять включился? – Не знаю. – Ну так он же звонит, нет? – Да ладно! – Ну вот, теперь перестал, дурошлёп ты этакий. – Да я бы не смог ответить никак. Всё равно звук такой, как будто на том конце жуки какие-то в трубку говорят. Уж точно не люди. – Ох и угарный же ты кадр, – сказал Джеймс и вошёл в дом, где было душно и чуть-чуть пованивало мусором. Мать отказывалась включать испарительный охладитель, если только температура не переваливала за тридцать семь. Джеймс принёс с собой из школы множество бумаг, домашних заданий, табель успеваемости, ведомости об окончании учебного года. Их он запихнул в мусорное ведро под раковиной. Снова зазвонил телефон: это был брат, Билл-младший. – Чё, небось жарко там у вас, в Финиксе? – Почти под тридцать семь, ага. – Здесь тоже жарко. Я бы сказал – знойно. – Откуда звонишь-то? – Гонолулу, Гавайи. Час назад стоял на Вайкики-бич. – Гонолулу? – А то. – Видел уже гавайских танцовщиц? – Видел парочку шлюх, только и всего. Но готов поспорить, они и станцевать могут. – Да уж по-любому! – А ты будто много об этом знаешь! – Я-то? Ничего я не знаю, – сказал Джеймс. – Так, говорю просто, чтобы не молчать. – Чёрт возьми, хотел бы я уже вернуться в старую-добрую Аризону. – Ну так не я же из нас двоих на сверхсрочную записался! – На пустыню-то я в любом виде согласен. У вас-то там всё по-чесноку, уж раз жара, так жара, верно? Сухая и жгучая. А здесь всё такое влажное и кашеобразное, да уж какое есть. Вот представь, парень, случалось тебе поднимать крышку над котлом кипящих помоев? Вот так оно и ощущается, когда выходишь на улицу в тутошних краях. – Так чего, – сказал Джеймс, – что ещё там у тебя происходит? – Слушай, а тебе вообще лет-то сколько? – Да мне-то семнадцать уже совсем скоро. – Что делать-то думаешь? – Что делать думаю? Не знаю. – Школу-то закончил? – Не знаю. – В смысле – не знаешь? Ты ведь выпустился? – Чтобы выпуститься, мне ещё год нужен. – И нечего больше делать, кроме как выпускаться, так ведь? – Ну, я-то других вариантов не вижу. Ну или я вот подумывал насчёт армии, может быть. – А чё не во флот? – Нет уж, прости, братан, во флоте гомосеков многовато. – Ты, братан, больно уж хитрожопый. Тогда тебе лучше в армейку. Потому что в том роде войск, где я сейчас служу, ты только и будешь, что каждый день люлей огребать. Джеймс смолк в недоумении. Похоже было, будто на той стороне провода с ним говорит какой-то чужой человек. В беседу вмешался телефонный оператор, и Биллу пришлось вбросить ещё монет. Джеймс сказал: – Ты там в каком-то баре или что? – Ага, в баре. Я в баре в Гонолулу, на Гавайях. – Ладно, думаю, это… Он не знал, что это такое. – Да. Бывал я и на Филиппинах, и в Гонконге, и в Гонолулу – ну-ка, где ещё, уже и не помню, – и так скажу: тропики – это ни фига не тропический рай. Тут полным-полно гнили – насекомых, пота, вони, не знаю, чего ещё. А тропические фрукты, которые ты тут видишь, все в основном гнилые. Валяются раздавленные на улице. Джеймс пробормотал: – Короче… Здорово, что ты позвонил. – Ага. Лады, – сказал Билл. – Лады. Эй, ты мамке скажи, что я звонил, ладно? Скажи, что я приветы ей передавал. – Лады. – Лады… Передай, что я её люблю. – Лады. Ну, до скорого. – Эй! Эй! Джеймс! – Да? – Ты ещё там? – Я ещё тут. – Иди-ка в морпехи, браток. – Да ну, морская пехота – переоценённые войска. – Морпехам кортики выдают. – Морпехи – это так-то флот, – возразил Джеймс, – в смысле, часть флота. – Ага… ну… – Ну… – Ладно, вообще-то кортики только у офицеров, – заметил Билл-младший. – Ага… – Ладно, пойду, что ли, тёлочку себе сниму, – сказал брат. – Ты тоже сходи перепихнись! – И повесил трубку. – Да что ты понимаешь! – усмехнулся Джеймс.