По настоянию майора они снова сели на заднее сиденье – обитое кожей и покрытое белой когда-то простынёй, которая уже совсем посерела. Эдди уложил свёрток на колени и распаковал десантный карабин М1 с откидным металлическим прикладом. Деревянное цевье ствола было отполировано и покрыто изысканной гравировкой. Он протянул оружие Шкипу. Сэндс повертел его в руках. Эдди поводил над гравировкой карманным фонариком. – Это замечательно, Эдди. Фантастически тонкая работа. Я очень благодарен! – Ремень из кожи. – Да. Вижу. – Весьма добротный. – Я польщён и правда очень благодарен, – совершенно искренне сказал Сэндс. – Это парни из Государственного бюро расследований постарались. У них там чудесные оружейники. – Замечательно. Но ты назвал это прощальным подарком. Кто-то из нас уезжает? – Так ты пока ещё не получил приказа? – Нет. Пока ничего. Что за приказ? – Да так, ничего особенного, – ухмыльнулся майор своей наигранной хиггинсовской улыбкой. – Но ты ведь, наверно, получишь какое-нибудь задание. – Не забрасывай меня в джунгли, Эдди, не забрасывай меня под дождь! Не сажай меня в протекающую палатку! – А я что-то такое сказал? Я знаю не больше, чем знаешь ты. С полковником вы это уже обсуждали? – Да я его уже несколько недель как не видел. Он в Вашингтоне. – Он здесь. – В смысле, в Маниле? – Здесь, в Сан-Маркосе. Я вообще даже уверен, что он в отеле. – В отеле? Господи боже. Нет. Это какой-то розыгрыш. – Понимаю, полковник – твой родственник. – Это ведь розыгрыш, верно? – Если только он не сам всех разыгрывает. Я ведь самолично сегодня утром с ним по телефону беседовал. Он сказал, что его вызвали отсюда. – А-а… А-а, – глупо было издавать одни нечленораздельные звуки, однако дар речи Сэндс на время утратил. – Ты его достаточно хорошо знаешь? – Так же, как… гм. Без понятия. Он меня обучал. – Значит, ты его не знаешь. Это значит, он тебя знает. – Верно, верно. – А правда, что полковник и в самом деле твой родственник? Дядя твой или кто-то там? – А что, ходят такие слухи? – Видимо, я слишком любопытен. – Да, он мне дядя. Брат отца. – Восхитительно. – Ты уж прости, Эдди. Не люблю в этом признаваться. – Но ведь он прекрасный человек! – Это не так. Мне не нравится примазываться к его славе. – Тебе, Шкип, стоит гордиться своей семьёй. Семьёй всегда нужно гордиться. Сэндс вошёл внутрь – удостовериться, что произошла ошибка, но это оказалась чистая правда. Полковник, его дядя, сидел в гостиной и распивал коктейль с Андерсом Питчфорком. – Я смотрю, ты принарядился для торжественного вечера, – сказал полковник, имея в виду баронг Шкипа, встал и протянул руку – сильную, слегка влажную и прохладную от соприкосновения с бокалом. Сам полковник был в одной из своих гавайских рубашек. Широкогрудый, пузатый, кривоногий и обгорелый на солнце. Ростом он ненамного превышал майора, но казался прямо-таки горообразным. Посеребренная сединой причёска – всё тот же армейский ёжик – походила формой на наковальню. В настоящий момент полковник уже был подшофе и держался на ногах лишь благодаря собственному прошлому: футбольным тренировкам у самого Кнута Рокне в университете Нотр-Дам[8], боевым заданиям в Бирме в составе «Летающих тигров»[9], операций по борьбе с боевиками – в здешних джунглях, с Эдвардом Лансдейлом, и позже, в Южном Вьетнаме. В Бирме, в сорок первом, он несколько месяцев просидел в лагере для военнопленных, а потом сбежал. Дрался он и с «Малайским тигром», и с «Патет Лао»[10]; сходился лицом к лицу с неприятелем на множестве азиатских фронтов. Шкип любил дядю, но был не рад его видеть. – Эдди, – проговорил полковник, взял руку майора обеими ладонями, а потом поднял левую и ухватил его над локтем, массируя бицепс, – давай напьёмся! – Рановато ещё! – Рановато? Чёрт возьми – а мне уже слишком поздно менять курс! – Да, рановато! Чаю, пожалуйста, – велел Эдди слуге; Шкип заказал то же самое. Полковник с любопытством посмотрел на свёрток под мышкой у Шкипа: – Рыба к ужину? – Покажи ему! – сказал Эдди, и Шкип выложил М1 в обрамлении открытой упаковки на латунный кофейный столик. Полковник сел, взял ружьё на колени – ровно так же, как несколькими минутами раньше это проделал в машине Шкип, – и стал водить пальцами по изысканной гравировке. – Фантастически тонкая работа. Он улыбнулся. Но ни на кого при этом не взглянул. Протянул руку к полу и вручил Шкипу бумажный продуктовый свёрток: – Меняюсь. – Нет, спасибо, – ответил Шкип. – Что в мешке? – поинтересовался Эдди. – Курьерский пакет от посла, – сказал полковник. – Ух ты! Как загадочно! Как всегда, полковник пил из двух бокалов разом. Помахав пустой посудиной, подозвал слугу. – Себастьян, у вас там что, совсем иссякли запасы «Бушмиллса»? – Ирландский виски «Бушмиллс» – будет сделано! – объявил юноша. Питчфорк заметил: – А слуги, похоже, вас знают. – Да я здесь вроде бы нечастый гость. – Думаю, они вас боготворят. – Может быть, я много даю на чай. Полковник поднялся и двинулся к ведёрку на буфете, чтобы пальцами добавить льда себе в бокал, да так и застыл там, глядя на поле для гольфа, с видом человека, готового поделиться какой-то мыслью. Все замерли в ожидании, но он только молча отхлебнул из стакана. Питчфорк спросил: – Полковник, а вы играете в гольф? Эдди засмеялся: – Если вы соблазните нашего полковника выйти на поле, он тут камня на камне не оставит. – Я стараюсь избегать тропического солнца, – сказал полковник. Он любовно пожирал глазами зад служанки, пока та расставляла на низеньком латунном столике чайный сервиз. Когда все остальные взяли в руки по чашке, он поднял бокал: – За последнего хука! Пусть он как можно скорее сойдёт в могилу!