– Хават уже установил над обеденным столом ядоискатель, – сказал он, – в твою комнату поставили переносный. – Ты предвидел… наше несогласие, – сказала она. – Дорогая, я хочу, чтобы и тебе было хорошо. Я нанял слуг, они местные, но Хават разобрался – все они из Вольного народа. Пригодятся, пока мы не сумеем освободить от прочих обязанностей наших людей. – А за пределами дома можно ли чувствовать себя в безопасности? – Да, если ненавидишь Харконненов. Быть может, ты захочешь оставить домоправительницей Шадут Мейпс. – Шадут, – сказала Джессика, – это какой-то титул у Вольных? – Мне говорили, что он значит «Глубоко черпающая», – здесь это звучит по-другому. Быть может, она не покажется тебе услужливой, но Хават о ней прекрасного мнения, как и Айдахо. Оба убеждены, что она хочет служить нам, но в особенности – тебе. – Мне? – Фримены узнали, что ты из Бинэ Гессерит, – сказал он, – здесь о вас сложены легенды. «Миссионария Протектива, – подумала Джессика. – Нет такой планеты, которая избежала бы ее влияния». – Значит ли это, что Дункан добился успеха? – спросила она. – Они заключили союз с нами? – Пока не могу сказать ничего определенного, – ответил он. – По мнению Дункана, фримены хотят какое-то время понаблюдать за нами. Пока они пообещали соблюдать перемирие и не делать набегов на дальние деревни все время перехода. Этот факт важнее, чем может показаться. Хават утверждает, что фримены были глубокой занозой в боку Харконненов, и степень причиняемого ими ущерба держалась в глубокой тайне. Барон не может допустить, чтобы Император узнал о слабости войск Харконненов. – Домоправительница из фрименов, – удивилась Джессика, возвращаясь мыслями к Шадут Мейпс. – И у нее будут совсем синие глаза. – Пусть внешний вид этих людей не обманет тебя, – сказал он, – в них скрыта сила и здоровая жизнестойкость. Я думаю, в этих людях заключено все, что нам нужно. – Опасная игра, – возразила она. – Давай не будем повторяться, – ответил герцог. Джессика выдавила улыбку. – Приходится, вне сомнения. – Она быстро проделала весь обряд успокоения нервной системы – два глубоких вдоха, потом ритуальные фразы – и наконец сказала: – Я собираюсь распределять комнаты, какие у тебя пожелания? – Научи меня когда-нибудь этому, – сказал он, – умению забывать любые заботы, обращаясь к повседневным делам. Тоже, должно быть, фокус Бинэ Гессерит. – Женский фокус, – сказала Джессика. Он улыбнулся. – Хорошо, давай о комнатах… Проверь, чтобы рядом с моими спальными помещениями оказался небольшой кабинет. Возни с бумагами здесь будет больше, чем на Каладане. И комната для охраны, конечно. Чтобы охранять кабинет. А о безопасности дома не беспокойся. Люди Хавата проверили все, от подвала до чердаков. – Не сомневаюсь. Он глянул на наручные часы. – Проследи, чтобы все часы в доме были переведены на местное арракинское время. Я выделил техника для этого. Он скоро подойдет. – Герцог отвел прядь волос со лба. – А теперь я должен вернуться на посадочное поле. Второй челнок вот-вот приземлится. – Разве Хават не сумеет их встретить, мой господин? Ты так устал. – Наш добрый Сафир занят еще больше, чем я. Ты знаешь, Харконнены буквально нашпиговали всю планету прощальными подарками. К тому же я должен попытаться уговорить остаться хоть кого-нибудь из опытных охотников за специей. Ты ведь знаешь, у них есть право выбора при смене файфа… а этого планетолога, которого Император и Ландсраад назначили судьей перемены, не подкупишь. Он разрешает выбор. И более восьмисот пар опытных рабочих рук собираются отъехать с ближайшим челноком, а корабль Гильдии ждет. – Господин мой… – Джессика в нерешительности умолкла. – Да? «Не следует отговаривать его от попыток обезопасить для нас эту планету, – подумала она. – И я не имею права использовать на нем приемы Ордена». – В какое время ты собираешься обедать? «Она вовсе не это собиралась сказать, – подумал он. – Ах-х, моя Джессика, если бы мы вдруг очутились вдвоем где-нибудь вдалеке от этого ужасного места… вдвоем, без тревог и забот!» – Я пообедаю с офицерами на поле, – сказал он. – Жди меня очень поздно. И… ах да, я пришлю за Полом машину с охраной. Я хочу, чтобы он поприсутствовал на нашем совещании по стратегическим вопросам. Герцог прочистил горло, словно собираясь еще что-то сказать, потом, не произнеся ни слова, повернулся и зашагал к выходу, от которого опять доносился стук разгружаемых ящиков. Вновь прогудел его строгий и повелительный голос, таким тоном он всегда приказывал слугам: – Леди Джессика одна в Большом зале. Немедленно присоединитесь к ней. Хлопнула входная дверь. Джессика обернулась, глянула на портрет отца Лето. Он принадлежал кисти знаменитого художника Албе, написавшего старого герцога еще молодым. Он был изображен в костюме матадора – через левую руку переброшен красный плащ с капюшоном. Лицо казалось молодым, едва ли старше лица нынешнего Лето, – те же ястребиные черты, тот же взгляд серых глаз. Стиснув кулаки, она негодуя смотрела на портрет. – Проклятый! Проклятый! Проклятый! – прошептала она. – Что угодно приказать, госпожа? Прозвенел тонкий женский голос. Джессика резко повернулась, перед ней стояла узловатая женщина в бесформенном, похожем на мешок, коричневом одеянии. Женщина эта была столь же морщиниста и суха, как и все в той толпе, что приветствовала их утром по дороге от посадочного поля. Все местные жители, которых Джессика видела на этой планете, казались иссушенными, как чернослив, и истощенными голодом. Но Лето говорил, что они сильны и жизнестойки. И, конечно, глаза… глубочайшая темная синева без белков… таинственные, прячущие все глаза. Джессика заставила себя не вглядываться в лицо. Женщина отвесила короткий поклон и сказала: – Меня зовут Шадут Мейпс, благородная. Каковы будут ваши приказы? – Можешь обращаться ко мне «миледи», – ответила Джессика, – я не благородная по рождению. Я – обязанная, наложница герцога Лето. Вновь то ли поклон, то ли кивок, и женщина лукаво глянула снизу вверх на Джессику: – Значит, есть и жена? – Нет, и не было никогда. Для герцога я единственная подруга и мать его наследника. Говоря эти слова, Джессика внутренне усмехнулась над гордостью, крывшейся за такими речами. «Что там говорил Блаженный Августин? – спросила она себя. – «Ум командует телом, и оно повинуется. Ум приказывает себе – и сталкивается с неповиновением». Да… теперь я сталкиваюсь все с большим сопротивлением. Сама бы я спокойно отступила». Странный крик донесся с дороги около дома. Слова повторялись: «Су-су-суук! Су-су-суук!» Потом: «Икхут-эй!» И снова: «Су-су-суук!» – Что это? – спросила Джессика. – Я слышала этот крик несколько раз утром, когда мы ехали по улице. – Просто продавец воды, миледи. Вам они ни к чему. Цистерна в доме вмещает пятьдесят тысяч литров воды, и ее всегда держат полной. – Она опустила взгляд. – Знаете ли, миледи, в вашем доме можно не надевать конденскостюм и остаться в живых. Джессика колебалась, не решаясь немедленно повыспросить все нужное у женщины из Вольного народа. Но необходимость приводить дом в порядок была важнее. И все же ей стало несколько не по себе от мысли, что основной мерой благосостояния здесь является вода. – Муж мой сказал мне, что твой титул – Шадут, – заметила Джессика, – я узнала это слово. Оно очень древнее. – Значит, вы знаете и древние языки? – спросила Мейпс, с непонятным вниманием дожидаясь ответа. – Языки – первая ступень в знаниях Бинэ Гессерит, – сказала Джессика. – Мне известны и ботани-джиб, и чакобса, и все охотничьи языки. Мейпс кивнула: – Легенда говорит то же самое. Джессика удивилась сама себе: «Зачем я говорю эту чепуху? Впрочем, Бинэ Гессерит следуют обстоятельствам, и пути наши извилисты». – Я знаю и Темные Следы, и путь Великой Матери, – сказала Джессика. На лице Мейпс, в ее жестах она читала теперь явные знаки. – Мисенес преджья, – сказала она на чакобсском, – андрал т'ре перал! Трада сик бускакри мисекес перакери. Мейпс отступила назад, словно собираясь бежать. – Я знаю многое, – говорила Джессика, – я знаю, что ты рожала детей, что ты теряла любимых, что пряталась в страхе, что вершила насилие и что насилие это не последнее в твоей жизни. Я знаю многое. Тихим голосом Мейпс сказала: – Я не хотела обидеть вас, миледи. – Если заводишь речь о легендах и ждешь ответа, – сказала Джессика, – бойся того, что можешь услышать. Я знаю, что ты явилась сюда, готовая к насилию с оружием на теле. – Миледи, я… – Возможно, хотя и едва ли, что ты сумеешь выпустить кровь из моего тела, – проговорила Джессика, – но если тебе это удастся, ты сама навлечешь на себя беды, куда более горькие, чем в любом страшном сне. Ты знаешь, есть вещи страшнее смерти… даже для целого народа. – Миледи! – умоляющим тоном сказала Мейпс. Она была готова пасть на колени. – Это оружие послано вам в дар, если вы и в самом деле Она. – Я могу доказать это, пусть и ценой моей жизни, – выговорила Джессика. Она ожидала, внешне расслабившись… это умение делало всех обученных бою сестер Бинэ Гессерит ужасными в поединке. «А теперь посмотрим, как она поступит», – подумала Джессика. Мейпс медленно запустила руку за воротник своего одеяния и извлекла темные ножны. Из них выдавалась темная рукоять с бороздами для пальцев. Она взяла ножны в одну руку, рукоять в другую, обнажила молочно-белое лезвие, подняла острием вверх. Казалось, лезвие светилось, оно было обоюдоострым, сантиметров двадцать длиною. – Вы знаете, что это, миледи? – спросила Мейпс.