– Это специя, – сказал он. – Здесь она во всем: в воздухе, в почве, в еде. Гериатрическая приправа. У нее есть общее с зельем ясновидения. Она тоже яд! Джессика застыла. Тихим голосом он повторил: – Яд… скрытый, незаметный и необратимый. От него не погибнешь, разве только перестанешь принимать. Мы теперь не можем покинуть Арракис, не унося его частичку в себе. Его ошеломляющее самообладание не оставляло возможности для спора. – Ты и специя, – сказал Пол. – Специя изменяет каждого, кто принял ее слишком много, но благодаря тебе я могу уловить эту перемену своим сознанием. Перемена из области подсознательного, где ее так легко проглядеть. Я вижу ее. – Пол, ты… – Я вижу ее! – повторил он. В голосе его слышалось безумие, она не знала, что делать… Но когда он заговорил вновь, в словах его железом звенела все та же непоколебимость: – Эта планета для нас – ловушка. «Да, мы в ловушке», – мысленно отозвалась она. Вновь приходилось ей признавать правоту сына. Никакой нажим со стороны Бинэ Гессерит, никакие хитрости, ни ловкий замысел не могли теперь освободить их от Арракиса полностью. К специи привыкают. Тело ее уже знало это, пока дремал ум. «Значит, здесь нам жить и доживать, – подумала она, – на этой адской планете. Это место предусмотрели для нас, если, конечно, мы сумеем ускользнуть от Харконненов. Вот моя будущая политика: прикидываться племенной кобылицей, сохраняющей важную генетическую линию для Бинэ Гессерит». – Я должен рассказать тебе об этом сне наяву, – сказал Пол яростным голосом, – а чтобы ты действительно считалась с моими словами, скажу сперва, что знаю: ты родишь здесь, на Арракисе, дочь, мою сестру. Чтобы подавить нахлынувший страх, Джессика откинулась на стенку палатки, упершись в пол руками. Она знала: беременность еще незаметна. Только ее знания, мудрость Дочерей Гессера, позволяли услышать эти первые сигналы в собственном теле, ведь эмбриону было всего несколько недель. – Только служить, – прошептала Джессика девиз своего Ордена, – мы существуем, чтобы только служить. – Мы найдем себе дом среди фрименов, – заговорил Пол. – Там ваша Миссионария Протектива приготовила для нас нору. «Они приготовили для нас пути в пустыне, – сказала себе Джессика, – но как может он знать о Миссионарии Протективе?» Ей становилось все труднее подавить этот ужас перед отчуждением, охватившим Пола. Он вглядывался в темные очертания ее фигуры, видел ее страх, малейшую реакцию так, словно она была освещена солнечным светом. Сострадание к матери вдруг родилось в его душе. – Того, что может случиться здесь, я не могу рассказать тебе, – сказал он, – я не могу даже начать говорить… хотя я все видел. Это чувство будущего… Я не владею им. Просто оно приходит… и все. Ближайшее будущее… Примерно на год… я вижу его, ну как Центральную улицу на Каладане, кое-чего я не вижу… там тень… словно за холмом (он вновь подумал о полощущемся на ветру платке)… есть и развилки. Джессика отыскала выключатель светополосы, прикоснулась к нему. Тусклый зеленый свет рассеял мрачные тени, отогнал страх. Она посмотрела на Пола, взгляд его был устремлен вглубь. Она вспомнила, где приходилось ей видеть такие лица: в лентах, повествовавших о несчастиях… о детях, умиравших с голода или от ужасных ран. Глаза словно ямы, черточка рта, запавшие щеки. «Так проявляется ужас, – решила она – ужас человека, которого заставили ожидать приход смерти». Он и в самом деле перестал быть ребенком. Но смысл его слов начинал доходить до нее, отодвигая все прочее в сторону. Пол видел будущее, он видел путь спасения. – Значит, есть способ скрыться от Харконненов? – спросила она. – Харконнены! – фыркнул он. – Да выбрось из головы эти воплощения порока в облике людей! – Он глядел на мать. В тусклом свете светополоски очертания лица так выдавали ее! Она сказала: – Не называй их «людьми» без… – Не будь слишком самонадеянной, – перебил он, – никто не знает, кого можно назвать таковыми, а кого – нет. Но прошлое наше всегда с нами. И, матерь моя, есть одна вещь, которой ты не знаешь, но должна знать: мы с тобой тоже Харконнены. С ней случилось нечто ужасное, разум отключился, все чувства застыли, словно от перегрузки… но невозмутимый голос Пола мерно доносился до нее, увлекая бессильный ум за собой. – Когда тебе случится отыскать зеркало, посмотри на свое лицо… или погляди внимательнее на меня. Все видно и так, если только ты хочешь видеть. Посмотри на мои руки, на сложение. А если эти признаки тебя не убедят, поверь мне на слово. Я видел будущее, я видел записи, я видел место – у меня вся информация. Мы – Харконнены. – Какая-нибудь побочная ветвь, – проговорила она. – Так, наверное? Двоюродные или троюродные… – Ты дочь самого барона, – сказал он, глядя, как она зажала рот ладонью. – Барон в молодости безудержно предавался удовольствиям и однажды позволил, чтобы его соблазнили. Это была одна из ваших, действовала она из генетических соображений Ордена. Тон, которым он сказал «ваших», был словно пощечина. Но ум ее принялся за работу, и отрицать правоту сына она более не могла. Теперь многие пробелы в ее собственном прошлом заполнялись и обретали смысл. Дочь, которой добивался от нее Орден! Не прекратить старую вражду Атрейдесов и Харконненов она должна была. Ее назначение – закрепить какой-то генетический фактор. Какой же? Она лихорадочно пыталась найти ответ. И, словно читая ее мысли, Пол сказал: – Они рассчитывали в следующем поколении получить меня. Но я – не тот, кого они ожидали, и я пришел слишком рано. Они не знают этого. Джессика вновь прижала ладонь ко рту. «Великая Мать! Он и есть Квизац Хадерач». Ей казалось, что она стоит перед ним нагая, она понимала, что от этого взора мало что может укрыться. В этом-то и была, догадалась она, причина ее страха. – Ты думаешь, я – Квизац Хадерач, – сказал он. – Выбрось это из головы. Я – нечто совсем иное. «Надо передать весть в какую-нибудь из школ, – подумала она. – Индекс брачной связи может показать, что произошло». – Обо мне они узнают слишком поздно. Она попыталась отвлечь его, сложила руки и произнесла: – Так мы найдем убежище среди фрименов? – У фрименов есть поговорка, которую они приписывают Шай-Хулуду, Вечному отцу, – ответил он. – Они говорят: «Готовься принять тебе уготованное». А про себя подумал: «Да, матерь моя, среди фрименов. И глаза твои станут синими, а рядом с очаровательным носом появится мозоль от трубок нософильтров конденскостюма, и ты родишь мою сестру – Святую Алию-от-Ножа». – Если ты не Квизац Хадерач, – сказала Джессика, – так… – Возможно, ты не знаешь, – ответил он. – И не поверишь, пока не увидишь. И подумал: «Я – семя». Вдруг он понял, как плодородна земля, принявшая его. Мысль о грозном предназначении вдруг выползла из какого-то уголка его мозга, пытаясь задушить его печалью. Будущее перед ним разделялось на две ветви: в одной ему суждено было предстать перед порочным старым бароном и произнести: «Привет, дед». От этой перспективы ему стало тошно. Другая ветвь вся таилась во мгле, открывая внутреннему взору лишь бездны насилия. Он видел там религию воинов, словно огнем воспламенившую Вселенную, и черно-зеленое знамя Атрейдесов над головой опьяненных меланжевым ликером фанатиков. Гарни Холлик и несколько уцелевших людей отца – прискорбно малая горсточка – были среди них. На груди каждого – ястреб из могильного храма, где погребен череп отца. – Я не могу направиться этим путем, – пробормотал он, – ведь именно этого и добиваются на самом деле старые ведьмы из ваших школ. – Я не понимаю тебя, Пол, – сказала мать. Он молчал, ощущая себя семенем, ощущая в себе сознание расы – то, что он называл «ужасным предназначением». Он понял, что не может более ненавидеть ни Орден Бинэ Гессерит, ни Императора, ни даже Харконненов. Все они были захвачены одной потребностью расы – необходимостью разогнать застоявшуюся кровь, перемешать, связать, слить наследственные линии в новом великом смешении генов. Но раса знала для этого лишь один способ – древний, проверенный и надежный, сметавший все на своем пути: джихад. «Вне сомнения, я не могу пойти этим путем». Но умственным взором он увидел гробницу над черепом отца и кровавый кошмар, в самом сердце которого развевалось черно-зеленое знамя Атрейдесов. Обеспокоенная его молчанием, Джессика кашлянула: – Так, значит… фримены предоставят нам убежище? Он поглядел на ее освещенные зеленым огоньком аристократические, тронутые наследственным вырождением черты. – Да, – ответил он, – так может случиться. – Он кивнул. – Да. Они будут звать меня… Муад'Диб, «Тот, кто указывает путь». Да… так они назовут меня. И он закрыл глаза, подумав: «Отец мой, теперь я могу оплакать тебя». И по щекам его потекли слезы. Книга 2 Муад'Диб