– То есть Атрейдесов, – добавила Джессика. – Надо искать укрытие, – сказал Пол, – отправимся на юг. Если нас застанут на открытом месте… – Он повернулся, поправил лямки ранца. – Похоже, что стреляют по всему движущемуся. Шагнув по склону, он услышал над головой тихий посвист крыльев и увидел: над ними скользили темные силуэты орнитоптеров. Отец однажды сказал мне, что в основе любой морали лежит почитание истины: «Ничто не получается из ничего». Глубокая мысль, в особенности, если учесть, насколько изменчивой может быть истина. Принцесса Ирулан. «Разговоры с Муад'Дибом» – Я всегда гордился тем, что вижу вещи такими, каковы они и есть на самом деле, – сказал Сафир Хават. – Это проклятье всех ментатов. Никогда не можешь остановиться в расчетах. На морщинистом стариковском лице в предрассветном сумраке угадывалась задумчивость. От запятнанных сафо узких прямых губ кверху поднимались морщины. Перед ним на корточках молчаливо сидел человек в длинном одеянии, явно безразличный к словам Хавата. Оба жались к скале, под выступом, нависавшим над широкой и неглубокой впадиной. Заря уже коснулась вершин сразу порозовевших скал, обступивших котловину. Под скалистым навесом было холодно, сухой пронизывающий ночной холодок еще не исчез. Перед рассветом чуть повеяло теплом, но по-прежнему было свежо. Хават слышал, как выбивают дробь зубы немногих уцелевших солдат. На корточках перед Хаватом сидел фримен, на самом рассвете неожиданно возникший из дюн, с которыми сливалось его одеяние. Указательным пальцем фримен что-то набросал на песке. Рисунок был похож на чашу, из которой торчала стрела. – Патрули барона многочисленны, – сказал он, направив указательный палец вверх, на утесы, с которых спустился Хават со своими людьми. Хават кивнул: – Патрулей много. Да. Но он пока не понимал, что нужно этому человеку. Это беспокоило Хавата. Считалось, что знания позволяют ментату видеть причины поступков. Эта ночь была наихудшей во всей жизни Хавата. Он находился в Цимпо, гарнизонном селении, одном из аванпостов вокруг прежней столицы – Карфага, когда начали поступать донесения о нападении. Сперва он подумал: «Просто налет. Харконнены пробуют силы». Но донесение следовало за донесением, они поступали все чаще и чаще. Два легиона высадились в Карфаге. Пять легионов – пятьдесят бригад! – атаковали главную базу герцога в Арракине. Легион в Арсунте. Две боевых группы в Расщепленных Скалах. Потом в донесениях появились подробности: среди атакующих оказались имперские сардаукары, вероятно, два легиона. И стало ясно, что нападающим точно известно, куда и сколько посылать войск. Абсолютно точно! Великолепная разведка. Возбуждение и гнев Хават сумел подавить, лишь когда эти чувства едва не вывели его из себя как ментата. Понимание колоссального перевеса в силах противника, что навалился на них, разило, словно удар. И теперь, прячась под скалой в пустыне, он кивал головой, запахивался поплотнее в рваную и изрезанную куртку, словно она могла его согреть. Но сколько же их! Он всегда был готов к тому, что враги могут при первой возможности нанять лайнер Гильдии для набега. Такое практиковалось в подобного рода конфликтах между Великими Домами. На Арракисе регулярно приземлялись и взлетали лихтеры с грузом специи, принадлежащей Дому Атрейдесов. Хават принял предосторожности против случайной атаки с фальшивого лихтера. В массированном ударе, по их общему мнению, должно было участвовать не больше десяти бригад. Но на поверхности Арракиса сейчас находилось более двух тысяч кораблей: не только лихтеры, но и фрегаты, скауты, мониторы, крашеры, войсковые транспорты, думперы… Более сотни бригад – десять легионов! Стоимость подобного предприятия превышала весь доход от специи за целых пятьдесят лет. Наверняка. «Я недооценил долю дохода, которую барон пожелал истратить на нападение, – подумал Хават. – И тем самым погубил герцога». И еще это предательство! «Я поживу еще, – подумал он, – и увижу, как ее удавят. Надо было тогда убить эту ведьму-гессеритку, я ведь мог это сделать». Он не сомневался, что предала их леди Джессика. Ее предательство великолепно объясняло все факты. – Твой человек Холлик с остатками своего отряда пробился к нашим друзьям-контрабандистам, – сказал фримен. – Хорошо. Значит, Гарни унесет ноги из этого ада. Хоть не все сгинули. Хават оглянулся на оставшуюся с ним горстку. Вечером, перед прошедшей ночью, их было триста. Теперь осталось ровно двадцать. Половина из них были ранены. Кое-кто спал, остальные стояли, сидели, лежали на песке под скалою. Последний топтер, который они использовали в качестве экранолета для перевозки раненых, вышел из строя перед рассветом. Его разрезали бластерами, куски зарыли, а затем добрались до этого убежища на краю котловины. Хават лишь приблизительно представлял, где они находятся – сотнях в двух километров к юго-востоку от Арракина. Основные пути между ситчами у Барьера оставались где-то на юге. Фримен, сидевший напротив Хавата, откинул капюшон и снял шапочку конденскостюма – под ними оказались соломенного цвета волосы и борода. Волосы были зачесаны с высокого узкого лба. Непроницаемая синева глаз выдавала зависимость от специи. В одном углу рта на бороде и усах было пятно – здесь волосы свалялись, прижатые трубкой, идущей от нософильтров. Человек пустыни вынул из ноздрей фильтры, вновь вставил их на место, потер шрам возле носа. – Если вы решите пересекать котловину здесь этой ночью, – сказал фримен, – не включайте щиты… В стене здесь пролом. – Он повернулся на пятках, показал на юг. – Там простирается открытый песок… до эрга. Щиты привлекут… – он поколебался, – …червя. Так они сюда заходят не часто, но к щиту приползут. «Он сказал «червь», – подумал Хават, – но хотел сказать иное слово. Какое? И что ему нужно от нас?» Хават вздохнул. Он и не помнил, когда ему случалось так уставать. Мышцы его обессилели настолько, что не помогали даже энергетические пилюли. Проклятые сардаукары! С беспощадной горечью он подумал о воинах-фанатиках и предательстве Императора. Но расчеты ментата свидетельствовали, что шансов восстановить справедливость перед Высоким Советом Ландсраада у него практически нет. – Ты хочешь попасть к контрабандистам? – спросил фримен. – Это возможно? – Путь далек. Фримены не любят слова «нет» – так говорил ему и Айдахо. Хават произнес: – Ты не ответил мне, помогут ли ваши люди моим раненым. – Они ранены. Все время эти чертовы речи! – Мы знаем, что они ранены, – отрезал Хават. – Это не… – Мир, друг, – остерег его фримен, – а что говорят сами раненые? Есть ли среди них понимающие нужду племени в воде? – Мы не говорили о воде, – произнес Хават. – Мы… – Понимаю твою нерешительность, – отвечал фримен. – Это твои друзья, соплеменники. У тебя есть вода? – Недостаточно. Фримен показал на одежду Хавата, сквозь прорехи в которой виднелось тело. – Тебя застали прямо в ситче, без конденскостюма. Ты должен принять водяное решение, друг. – Мы можем заплатить за помощь… Фримен пожал плечами («Воды-то у вас нет!») и глянул на группу позади Хавата: – Сколько раненых ты можешь израсходовать? Хават умолк, глядя на этого человека. Как ментат он чувствовал, что разговор вышел из привычных рамок. Слова не связались с мыслями.