– Я – Сафир Хават, – сказал он, – я имею право говорить от имени герцога. Я дам расписку об уплате за твою помощь. Мне необходима небольшая помощь – позволить моим силам просуществовать достаточно долго… чтобы покарать предательницу, мнящую себя за пределами правосудия. – Ты хочешь, чтобы мы приняли участие в вендетте? – С этим я управлюсь сам, я хочу только, чтобы меня освободили от ответственности за моих раненых. Фримен нахмурился: – Какая у тебя может быть ответственность за раненых? Они отвечают за себя сами. Речь идет о воде, Сафир Хават. Или ты хочешь, чтобы я принял решение за тебя? И он прикоснулся к оружию, скрытому под одеянием. Хават напрягся: «Неужели предательство?» – Чего ты боишься? – спросил житель пустыни. «Ах, эти люди с их прямотой!» – подумал Хават и осторожно проговорил: – За мою голову назначена цена. – Ах-х. – Фримен отнял руку от оружия. – Боишься, что мы продажны? Ты не знаешь нас, здесь не Византия. Харконненам не хватит всей их воды, чтобы подкупить у нас и крошечного мальчугана. «Но у них хватило денег на перевозку двух с лишним тысяч боевых кораблей», – подумал Хават, расходы барона до сих пор ошеломляли его. – Мы оба воюем с Харконненами, – сказал Хават, – разве не следует нам делить и прочие тяготы войны? – Мы разделяем их, – ответил фримен. – Я видел тебя в бою. Ты хорошо бьешься. В иные времена твоя рука пригодилась бы нам. – Скажи, где я могу быть полезен? – спросил Хават. – Кто знает, – отвечал фримен. – Войска Харконненов повсюду. Но ты еще не принял водяного решения, твои раненые еще не знают его. «Нужно быть осторожным, – сказал сам себе Хават, – кое-что остается еще непонятным». И вслух проговорил: – Так покажи мне твой путь, житель Арракиса! – Странны твои мысли, – сказал фримен с насмешкой в голосе. Он показал на северо-запад, на вершину утеса. – Прошлой ночью мы видели, как ты пришел сюда по пескам. – Он опустил руку. – И ты держишь людей на сыпучей поверхности дюн. Плохо. У вас нет конденскостюмов, нет воды. Долго вы не протянете. – Пути Арракиса нелегки, – сказал Хават. – Верно. Но мы бьем Харконненов. – Так что вы делаете со своими собственными ранеными? – жестко спросил Хават. – Разве мужчина не знает, когда жизнь его стоит сохранить? – спросил в ответ фримен. – Твои раненые знают, что у вас нет воды. – Он склонил голову, искоса поглядев на Хавата. – Время принять водяное решение. И раненый, и невредимый должны учесть будущее племени. «Будущее племени, – подумал Хават, – будущее племени. В этом есть смысл». Он заставил себя задать вопрос, которого давно боялся: – Есть у вас какие-нибудь вести от моего герцога или его сына? Взгляд непроницаемых синих глаз скользнул вверх: – Вести? – Какова их судьба? – отрезал Хават. – Судьба у всех одна, – ответил фримен, – и герцог, говорят, уже встретил ее. Что касается Лисан аль-Гаиба, его сына, – все в руках Лайета. Лайет еще не сказал. «Ответ этот я знал наперед», – подумал Хават. Он глянул назад, на своих. Теперь они не спали. Они всё слышали. Они смотрели вдаль, и на лицах можно было прочесть одну и ту же мысль: на Каладан возврата не будет, а Арракис теперь потерян. Хават вновь обернулся к фримену: – А тебе известно что-нибудь о судьбе Дункана Айдахо? – Когда ваш щит выключили, он был в Большом доме, – ответил фримен, – больше про него я не знаю. «Она выключила щит и впустила Харконненов, – подумал Хават. – Это я сидел спиной к двери! Но как смогла она поднять руку на собственного же сына? Впрочем… кто знает, что на уме у ведьмы-гессеритки… и можно ли называть это умом?» Хават попытался сглотнуть, но в горле его вдруг пересохло. – Когда получится узнать что-нибудь о мальчике? – Нам известно не слишком много о том, что происходит сейчас в Арракине, – сказал фримен и пожал плечами. – Кто может сказать? – Но вы же можете разузнать? – Быть может. – Фримен потер шрам на щеке возле носа. – Скажи мне, Сафир Хават, что ты знаешь о большом оружии Харконненов? «Артиллерия, – с горечью подумал Хават, – кто мог подумать, что в наш век щитов они используют пушки?» – Ты имеешь в виду орудия, с помощью которых они закупорили наших людей в пещерах? – спросил он. – Теоретически… я знаю, как устроены снаряды и пушки. – Любой мужчина, отступающий в пещеру, у которой нет второго выхода, заслуживает смерти, – сказал фримен. – Почему ты спросил об этих пушках? – Так угодно Лайету. «Так, значит, вот что нужно ему от нас!» – подумал Хават. А вслух сказал: – И ты пришел сюда, чтобы узнать о больших пушках? – Лайет захотел сам увидеть это оружие. – Ну, это просто, – усмехнулся Хават, – его надо лишь захватить. – Так мы и сделали, – ответил фримен. – Одно мы отбили и спрятали его у Стилгара, чтобы тот изучил его и чтобы Лайет мог увидеть его, когда пожелает. Но я сомневаюсь, чтобы он захотел: конструкция не слишком удачна. Для Арракиса не подходит. – Вы… отбили одно? – переспросил Хават. – Был неплохой бой, – ответил фримен. – Мы потеряли только двоих и пустили воду сотне чужаков. «У каждой пушки были сардаукары, – подумал Хават, – и этот пустынный безумец уверяет, что на сотню сардаукаров они обменяли только двух своих!» – Мы бы обошлись и без этих потерь, если бы вместе с Харконненами не было других, – сказал фримен. – Некоторые из них – неплохие бойцы. Один из людей Хавата проковылял вперед, глянул на сидевшего на корточках фримена: – Ты говоришь о сардаукарах? – Он говорит о сардаукарах, – подтвердил Хават. – Сардаукары! – сказал фримен, и в голосе его послышался восторг. – Так вот они каковы! Действительно, добрая ночь. Сардаукары. А какой легион? Ты знаешь? – Мы… не знаем, – задумчиво проговорил Хават. – Сардаукары, – размышлял вслух фримен, – в харконненской форме. Не странно ли это? – Император не желает, чтобы стало известно, что он воюет против Великого Дома, – сказал Хават. – Но ты уверен, что это сардаукары? – Знаешь, кто я? – горько вопросил Хават. – Ты – Сафир Хават, – деловым тоном произнес его собеседник. – Мы все узнаем своим чередом. Троих пленных мы отправили на допрос к людям Лайета. Помощник Хавата медленно проговорил, не веря услышанному: – Вы взяли троих сардаукаров в плен? – Только троих, – ответил фримен. – Они хорошо бились. «Если бы у нас хватило времени договориться с этим народом! – с горьким сожалением думал Хават. – Если бы мы успели обучить и вооружить их… Великая Мать, какая армия была бы у нас!» – Может быть, ты медлишь из-за Лисан аль-Гаиба? – спросил вольный. – Если он и на самом деле Лисан аль-Гаиб, ничто не причинит ему вреда. Не стоит слишком задумываться над тем, что еще только должно проявиться. – Я служил… Лисан аль-Гаибу, – сказал Хават, – и его благополучие волнует меня. Я присягал ему.