1. Виготовлення, поширення, а також публічне використання символіки комуністичного, націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів, у тому числі у вигляді сувенірної продукції, публічне виконання гімнів СРСР, УРСР (УСРР), інших союзних та автономних радянських республік або їх фрагментів на всій території України, крім випадків, передбачених частинами другою і третьою статті 4 Закону України "Про засудження комуністичного та націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів в Україні та заборону пропаганди їх символіки"… … карається обмеженням волі на строк до п'яти років або позбавленням волі на той самий строк, з конфіскацією майна або без такої. Закон України "Про засудження комуністичного та націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів в Україні та заборону пропаганди їхньої символіки" Стаття 4. Заборона використання та пропаганди символіки комуністичного та націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів … Заборона не поширюється на випадки використання символіки комуністичного тоталітарного режиму, символіки націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарного режиму (за умови, що це не призводить до пропаганди злочинного характеру комуністичного тоталітарного режиму 1917–1991 років, злочинного характеру націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарного режиму): … 2) у творах мистецтва, створених після набрання чинності цим Законом. ДЗЕН ПОБЕДЫ — 1. ОПЕРАЦИЯ КАМИНГ-АУТ Каминг-аут от англ. coming out — «выйти из шкафа», по смыслу «выйти из потёмок, открыться» — процесс признания человеком своей принадлежности к сексуальному или гендерному меньшинству, либо результат такого процесса. The eyes of heaven are upon you But so is the soul from down below They'll cut off your fingers To bring peace to this troubled land John Mellencamp "Troubled Land" Глава 1 Гастроном открывался по праздничному дню в восемь часов утра, о чем свидетельствовала надпись, сделанная от руки фломастером на стандартном листе. Минут за пятнадцать до часа "Ч" у закрытой стеклянной двери собралась небольшая очередь. В основном, конечно, страждущие. С пяти, когда заканчивался комендантский час, и до открытия первых точек, в Донецке, наполненном стукачами и всяческими сотрудниками, торговать бухлом не рисковали даже таксисты. Для многих, кто начал праздновать еще вчера, запрет на ночную продажу спиртного стал суровым жизненным испытанием. Поинтересовавшись кто крайний, Шульга пристроился за помятым мужичком-пролетарием, аж пританцовывающим на месте от предвкушения. Минута в минуту некрасивая продавщица в аккуратном халате открыла дверь. Очередь перетекла к прилавку винного отдела. Пока пролетарий, заказав ноль семь "Калитки" и две пластиковых полторушки "Жигулей", придирчиво выбирал чипсы "с креветками, нет с кальмарами", к Шульге, откуда ни возьмись, подскочил ветеран. Советский, классический. Мятая кепка, мерзкая седая щетина на подбородке, засаленный пиджак, на лацкане грязная, словно из задницы, георгиевская ленточка. И, естественно, на груди чумовой блошиный иконостас, где "Мать-героиня" была не самой большой экзотикой. Безошибочно распознав в нем военного, ветеран начал с места в карьер. — Поздравляю, сынок! Вы ж наши герои, защитники. Четвертый уже годок… Как вычислил? Шульга быстро искоса глянул на себя в зеркальное отражение на витрине. Футболка с американским принтом, трехполосные треники "Абибас", на ногах стоптанные кроссовки "Найк от дядюшки Линь". Ничего особенного, так здесь ходит девяносто процентов мужиков призывного возраста. Но вот короткая аккуратная стрижка, чисто выбритый подбородок и тонкий шрам на щеке — наметанному взгляду местного населения такие детали с головой выдают "ополченца". Шульга, стараясь не засветить наградной "ПСМ", выдал ветерану пятьдесят российских рублей. Дед, тут же вклинившись между пролетарием и Шульгой, дрожащей рукой опустил на прилавок блеклую купюру с изображением сидящей тетки, хлопнул по ней ладонью, привлекая внимание. Продавщица, не задавая вопросов, забрала полтинник, выставила чекушку и сдачу. Алкаш одним махом зацепил монеты с бутылкой, после чего растворился так же резко, как и возник. Пролетарий выбрал, наконец, чипсы. Еще подумав, присовокупил к ним сухарики, рассчитался и отвалил. — Поздравляю с девятым мая! — дежурно поздоровалась продавщица. — И без энтузиазма добавила. — Ополченцам скидка, пять процентов. Шульга предъявил военный билет с вложенным в него отпускным удостоверением "старшего лейтенанта Первого армейского корпуса" и заказал "Шахтерскую особую, забойную". Рассматривая этикетку с изображенным на ней суровым мужиком в каске с отбойным молотком наперевес, припомнил прошлогоднюю операцию "Свин в мешке", когда их группа похищала беглого украинского президента. Это же самое зелье, заряженное снотворным и подкинутое санитарам в ростовском морге, сыграло в деле не последнюю роль… Шульга отбросил воспоминания. Сейчас он тоже на операции и должен держаться в образе. Человека, который купит одну лишь водку, без закуски и запивки, если он не конченый алкаш, как этот вот "ветеран", в магазине запомнят все — и продавщица, и покупатели, такой уж здесь неписаный кодекс. Указал на пиво "Донецк", взял четыре стеклянных бутылки, гулять — так гулять. На этикетке, радуя глаз дончан, красовалась местная гордость "Донбасс-Арена". Производителем, правда, оказалась Брянская область, РФ. — Пакет? — Да. Покрепче. — Спасибо за покупку, приходите еще… Выходя из магазина, Шульга периферийным зрением зафиксировал направленный на него далеко не восторженный взгляд усталой пожилой женщины. Та, увидев, что ополченец ее засек, тут же погасла, сделала вид, что интересуется товаром у него за спиной… По утреннему праздничному времени на улицах не было ни души. Шульга подтянул треники, шмыгнул носом и, нарочито позвякивая пиво-водочными бутылками, перешел на другую сторону. Райончик был спокойный, малоэтажный. Три пятиэтажки-хрущевки, поставленные под сорок пять градусов к улице и закрытые от проезжей части деревьями. Напротив — зажиточный частный сектор. В соседнем квартале — банки, магазины и прочая бытовуха. При здешних ценах на аренду — живи и радуйся. Хрущевки Шульгу не интересовали, он медленно, вразвалочку, как человек, настроенный на длинный выходной день и праздничный стол, двигался по тротуару, осторожно оглядывая солидную кованую решетку, за которой просматривался дорогой особняк. Ну что же, рекогносцировка прошла успешно. Охрану на объекте за ночь, по крайней мере, внешнюю, не поставили. Наружка по периметру также не проявилась, замаскированный под часы "Командирские" хитрый датчик свидетельствовал о том, что в радиусе трехсот метров на диапазоне спецслужб и силовиков не работает ни одна станция. Хотя нет, один сигнал все-таки появился! Для человека, работающего под прикрытием, нет большей глупости, чем срубив наблюдение, начать суетиться. Шульга, не сбивая шаг, продолжил движение в сторону главной улицы. Непроизвольно сжал висящую на правой руке барсетку, ощутив в ней пистолет, успокоился. ПСМ говно, конечно, но даже он при соответствующей подготовке и с фактором неожиданности может дать фору в двух, а то и трех человек. Засеченная прибором радиостанция, как быстро выяснилось, была не у охраны объекта и даже не у комендантского патруля. По проспекту, рыча дизелями, двигалась механизированная колонна. Три БТРа, несколько БРДМ, тяжелые тентованные "Уралы". Понятно, парад, выдвигаются на исходные. Головная машина, БТР-80 в российской комплектации, была расписана во все цвета сепаратистской радуги, с неизменными георгиевскими лентами, звездами и гвардейскими значками. По борту шла надпись, исполненная в строгом соответствии со вкусами и риторикой большевизма: "Герой ДНР Арсений Моторолла". БТР названный собственным именем, будто это не крашеная железяка, а боевой корабль, проследовал своим курсом. Над проезжей частью, словно освящая уходящую вдаль колонну, нависал несоразмерно большой плакат. Шульга не удержался, достал из кармана треников соответствующий его здешнему социальному статусу потертый шестой Айфон, сделал снимок, довольно хмыкнул. Над дымами выхлопов и задницами машин с плаката добродушно хмурился глава молодой республики, в генеральской форме и при наградах, поздравляющий своих подданных с Праздником Великой Победы. Глава 2 Самый крутой ресторан в городе назывался "Пушкин". Естественно, что вывеска над входом верноподданически-манерно заканчивалось на «ять». Донецкие, как и любые коллаборанты, во всем старались подчеркивать свою духовную близость к Большому Брату. Точку Назгул обнаружил еще прошлым летом, в первый приезд. Крутым у этой ресторации, по европейским меркам не бедного человека, были разве что понтовое название и место расположения. В остальном же — обычное заведение. В меру пошлое, с рюшечками на окнах, претензией на сусальное золото в туалете и непременной осетриной в меню. Одно хорошо, по вечерам здесь любили тусить местные хозяева жизни, люди сложной судьбы, скорые на расправу. Такой контингент мобилизовывал поваров, а потому риск пищевого отравления, типичного для местного общепита, здесь сводился к разумному минимуму. Помимо беспокойства о собственном желудке, Назгул при выборе "Пушкина" для встреч и переговоров руководствовался также и чисто профессиональными соображениями. Работать под прикрытием в ДНР сложнее, чем спрятать труп куницы от голодного тасманского дьявола, который на своей территории не то что хищницу — дохлую мышь найдет. На пятачке военизированного анклава активно работали контрразведка, госбезопасность и местный военный "Абвер". Российские на три четверти, они постоянно прочесывают тутошний народ мелким бреднем в поисках вражеских агентов. Кем он, Назгул, как ни крути, и является. Но кому придет в голову, что украино-новозеландский шпион с репутацией одного из лучших в мире страховых детективов и боец с лицензией на убийство, выписанной украинским правительством, будет вот так спокойно, на протяжении двух недель, ежедневно завтракать в самом центре Донецка… Думая о себе, хорошем, в категориях исключительно презентационных, Назгул приосанился, зыркнул в большое зеркало. Джинсы, реглан, красные дорогие кроссовки, по моде, занесенной в Украину лет пять назад выходцами с Кавказа. Все брендовое, понятное для местного истеблишмента. Именно так здесь одеваются разноведомственные российские офицеры-силовики, осуществляющие "авторский надзор" за этим кремлевским арт-проектом. Удостоверение «майора госбезопасности» Вороненкова Назгул получил в прошлом году от генерала ФСБ, когда в качестве частного детектива выполнял в Донецке судьбоносный контракт, сделавший его членом украинской группы государственных ликвидаторов. Генерал, ныне покойный, божился, что оно настоящее, но Назгул направо и налево корочкой не размахивал. Не исключал, что после недавнего эпик-фейла в Киеве все связи человека со смешной фамилией Петжак занесены российскими спецслужбами в черный список. На официантов, патрулей и таможенников ксива производила должное впечатление, а большего и не требовалось. Вот и сейчас, пока Назгул уверенным шагом двигался к столику, отгороженному от входа кадкой с раскидистой пальмой, знакомый халдей в таком же пошло-манерном, как и весь этот жлобский шалман, переднике, несся к столу с подносом, на котором подрагивал стакан с апельсиновым фрешем, дымилась свежеприготовленная яичница и белела салатница с горкой вполне вменяемого "Цезаря". Назгул плюхнулся на стул. Пока официант выставлял обычный завтрак на белоснежную скатерть, включил десятидюймовый планшет "Самсунг", начал рыться по новостям. Вайфай здесь брал через пень-колоду, украинские сайты забанены, так что пришлось, матерясь на долго загружающиеся страницы, при этом тыча вилкой в салат и хрустя поджаренным хлебом, изучать особенности жизни здешнего совково-криминального заповедника.