Однажды я видел документальный фильм об экспедиции во льдах Арктики. Идешь по сплошному леднику. Вдруг лед вздымается и трескается. Какие-то невидимые напряжения в торосах. Вокруг возникает совершенно новый ландшафт. Там, где только что была равнина, высятся ледяные скалы. За спиной глубокие расселины. Впереди озеро, которого только что не было. За какое-то мгновение весь мир полностью изменился. Именно так я себя сейчас чувствовал. Застыв от потрясения у столика между факсом и компьютером, я ощущал себя исследователем Арктики, сделавшим один шаг и увидевшим, как вокруг него все переменилось. Меня провели в холодильное отделение морга для формального опознания тела. Лицо полностью снесли выстрелы, все кости были переломаны, но я узнал брата по шраму в виде звездочки на шее. Он получил его двадцать девять лет назад, когда мы с ним играли с разбитой бутылкой. Затем меня повезли назад в полицейский участок Маргрейва. Машину вел Финли, Роско сидела сзади, рядом со мной, и всю дорогу держала меня за руку. Мы ехали всего минут двадцать, но за это время я пережил заново две жизни. Свою и брата. Мой брат Джо. На два года старше меня. Он родился на военной базе на Дальнем Востоке в самом конце эпохи Эйзенхауэра[4]. Я родился на военной базе в Европе в самом начале эпохи Кеннеди. Мы росли вместе, странствуя по всему свету, но оставаясь в замкнутой, изолированной мимолетной среде, которую создают для себя семьи военных. Вся жизнь для нас состояла из случайных и непредсказуемых переездов. Нам становилось не по себе, если мы ходили полтора семестра в одну и ту же школу. Иногда для нас проходили целые годы без зимы. В начале осени мы покидали Европу и перебирались куда-нибудь на Тихий океан, где снова начиналось лето. Наши друзья постоянно исчезали. Какую-то часть перебрасывали на новое место, и два-три парня пропадали. Иногда мы снова встречали их через несколько месяцев в совершенно другом месте. Но большинство мы больше никогда не видели. Никто не здоровался и не прощался. Сегодня ты здесь, а завтра тебя уже здесь нет. Потом, когда мы с Джо стали старше, нам пришлось путешествовать еще больше. После войны во Вьетнаме армия начала тасовать людей по всему миру все чаще и чаще. Жизнь превратилась в расплывающуюся перед глазами череду военных баз. У нас никогда не было никаких пожитков. Каждому разрешалось брать на транспортный самолет только по одной сумке. Все эти шестнадцать слившихся воедино лет мы с братом были вместе. Джо являлся единственной постоянной составляющей в моей жизни. И я любил его как брата. Но эта фраза обладает исключительно определенным смыслом. Как и большинство распространенных поговорок. Кто-то говорит, что он спит как младенец. Он подразумевает, что спит хорошо? Или, наоборот, хочет сказать, что каждые десять минут просыпается в криках и слезах? Я любил Джо как брата, что в нашей семье означало многое. Говоря по правде, я не могу сказать точно, любил ли я его или нет. И Джо не мог сказать, любил ли он меня. У нас с ним была разница всего в два года, но Джо родился в пятидесятые, а я в шестидесятые. Нам это казалось гораздо значительнее, чем какие-то два года. Разумеется, как и все братья с разницей в возрасте в два года, мы устраивали друг другу сущий ад. Мы ссорились и дрались, только и ждали, когда вырастем и избавимся друг от друга. Все шестнадцать лет, что мы прожили вместе, мы не знали, любим или ненавидим друг друга. Но у нас было то, что есть в семьях всех военных. Семья — это твоя часть. В армии солдат учат быть до конца преданными своей части. Это основополагающий закон жизни. А дети копируют взрослых. Переносят ту же самую беззаветную преданность на свою семью. Так что ты можешь ненавидеть своего брата, но ты ни за что не позволишь кому бы то ни было сделать ему плохо. Это было справедливо и в отношении нас с Джо. Мы были безоговорочно преданы друг другу. Попадая в новую школу, мы стояли спиной к спине, кулаками прокладывали себе дорогу через неприятности. Я вступался за Джо, а он вступался за меня. В течение шестнадцати лет. Нельзя сказать, что у нас было нормальное детство, но иного мы не знали. Джо был для меня началом и концом. А теперь кто-то его убил. Я сидел на заднем сиденье полицейского «шевроле» и слушал звучавший у меня в голове голос, настойчиво спрашивающий, что я собираюсь делать. Проехав весь Маргрейв, Финли остановился у полицейского участка, прямо перед большими стеклянными дверями. Он и Роско вышли из машины и остановились, дожидаясь меня, совсем как Бейкер и Стивенсон сорок восемь часов назад. Я присоединился к ним в полуденном зное. Мы постояли, затем Финли открыл массивную входную дверь, и мы вошли внутрь. Прошли через пустынное дежурное помещение в просторный кабинет, отделанный красным деревом. Финли сел за письменный стол. Я сел на тот самый стул, на котором сидел в пятницу. Роско пододвинула стул и села рядом со мной. Финли с грохотом выдвинул ящик. Достал магнитофон. Снова проделал рутинную проверку микрофона своим ногтем. Затем посмотрел на меня. — Прими мои искренние соболезнования, — сказал он. Я ничего не ответил. — Боюсь, мне придется задать тебе массу вопросов, — продолжал Финли. Я молча кивнул. Я понимал, в каком положении он находится. Мне самому не раз приходилось бывать в таком положении. — Кто ближайший родственник твоего брата? — спросил Финли. — Я, — сказал я. — Если только он не женился, не поставив меня в известность. — Как ты думаешь, такое могло произойти? — Мы не были очень близки, — сказал я. — Но я сомневаюсь. — Ваши родители умерли? Я кивнул. Финли записал меня как ближайшего родственника. — Как полное имя твоего брата? — Джо Ричер, — ответил я. — Без среднего имени. — Джо — это сокращение от Джозефа? — Нет, — сказал я. — Просто Джо. Как и меня зовут просто Джек. Наш отец любил простые имена. — Хорошо, — сказал Финли. — Он был младший или старший? — Старший. — Я назвал дату рождения Джо. — Старше на два года. — Значит, ему было тридцать восемь? Я кивнул. Бейкер сказал, жертве было лет сорок. Наверное, Джо плохо сохранился. — У тебя есть его последний адрес? Я покачал головой: — Нет. Он жил где-то в Вашингтоне. Как я уже сказал, мы с ним не были особенно близки. — Хорошо, — повторил Финли. — Когда ты видел брата в последний раз? — Около двадцати минут назад, — сказал я. — В морге. Финли сочувственно помолчал. — А до этого? — Семь лет назад, — сказал я. — На похоронах нашей матери. — У тебя есть его фотография? — Ты же видел все мои пожитки, когда меня обыскали, — сказал я. — У меня нет никаких фотографий. Финли явно становилось не по себе. — Ты можешь его описать? — До того, как ему выстрелом снесли лицо? — Ты же понимаешь, это может помочь, — сказал Финли. — Нам необходимо узнать, кто, где и когда видел его в наших местах. Я кивнул. — Полагаю, можно сказать, он был похож на меня, — сказал я. — Где-то на дюйм выше, фунтов на десять легче. — То есть его рост около шести футов шести дюймов? — спросил Финли. — Наверное, — подтвердил я. — И вес около двухсот фунтов. Финли записал все это. — И он брил голову? — спросил он. — Нет, по крайней мере, когда я видел его в последний раз, — ответил я. — У него были обыкновенные волосы, как у всех. — Значит, это было семь лет назад, да? — спросил Финли. Я пожал плечами. — Быть может, Джо начал лысеть, — предположил я. — И очень страдал по этому поводу. — Где твой брат работал? — спросил Финли. — Последнее, что я о нем слышал, — он работал в Государственном казначействе, — сказал я. — Чем именно занимался, я не в курсе. — А до этого? Он тоже служил в армии? — В военной разведке. Затем уволился и работал в государственных учреждениях. — Брат писал тебе, что бывал здесь, так? — спросил Финли. — Он упоминал про Слепого Блейка, — сказал я. — Не уточнял, что именно привело его сюда. Но это будет нетрудно установить. Финли кивнул: — Завтра же с утра мы сделаем несколько телефонных звонков. А до тех пор ты точно не сможешь нам ответить, что он делал в наших краях? Я покачал головой. Я понятия не имел, что привело Джо сюда. Но я знал, что это известно Хабблу. Джо был тем самым высоким детективом с бритой головой и кодовым именем. Это Хаббл пригласил его сюда, и Хаббл знал, зачем именно. Первым делом надо найти Хаббла и расспросить его. — Ты сказал, вы не смогли найти Хаббла? — спросил я. — Нигде не смогли, — подтвердил Финли. — Его нет дома на Бекман-драйв, его никто не видел в городе. Хаббл может нас просветить, точно? Я только пожал плечами. Я не собирался раскрывать все свои карты. Если мне придется надавить на Хаббла, выжимая из него то, о чем он не хочет распространяться, лучше будет сделать это без посторонних. Мне не очень-то хотелось, чтобы Финли стоял при этом у меня за спиной. Возможно, ему покажется, что я надавил слишком сильно. И я определенно не собирался стоять за спиной у Финли, наблюдая за тем, что делает он. Я не хотел давить на него. Возможно, мне покажется, что Финли давит слишком слабо. Кроме того, Хаббл разговорится со мной быстрее, чем с полицейским. Он уже на полпути к откровенности. Так что, сколько именно известно Хабблу, останется моим маленьким секретом. Пока. — Я понятия не имею, что известно Хабблу, — сказал я. — Это ведь ты утверждаешь, что он рассыпался. Опять проворчав что-то невнятное, Финли пристально посмотрел на меня. Я понял, что его мысли начинают течь в новом направлении. Причем у меня не было сомнений, в каком именно. Мне следовало догадаться раньше, что так и произойдет. В делах об убийстве есть так называемое правило большого пальца. Оно выведено на основе опыта и статистических данных. Правило большого пальца гласит, что при наличии убитого нужно первым делом хорошенько присмотреться к его семье. Потому что чертовски огромное количество убийств совершается родственниками. Мужьями, женами, сыновьями. И братьями. Этому учит теория. За двадцать лет в полиции Бостона Финли приходилось сотни раз видеть подтверждение этого на практике. Я понял, что теперь он попробует повторить то же самое в Маргрейве. Мне надо было направить его мысли в другую сторону. Я не хотел снова терять время в тюрьме. Так как у меня, похоже, появились другие заботы. — Ты доволен моим алиби? — спросил я. Финли понял, к чему я клоню. Как будто мы были коллегами, разбирающими запутанное дело. Он сверкнул улыбкой. — Все без изменений, — подтвердил Финли. — В тот момент, когда все это происходило, ты был в Тампе.