— Он вам нужен? — Передайте, его спрашивает мистер Ричер. Нырнув в будку, охранник снял трубку. И тотчас же снова высунул голову. — Он не знает никакого Ричера, — крикнул он. — Передайте, меня послал Моррисон, — сказал я. — Начальник полиции Маргрейва. Охранник опять скрылся в будке. Через минуту он появился. — Хорошо, проезжайте, — сказал он. — Спиви встретит вас в приемном отделении. — Передайте ему, пусть выходит сюда, — сказал я. — Я буду ждать его на дороге. Отойдя от ворот, я остановился на обочине шоссе. Это был поединок нервов. Я поспорил сам с собой, что Спиви выйдет ко мне. Через пять минут я буду знать, кто выиграл. Я ждал. С запада доносился запах дождя. Через час нас накроет ливень. Я стоял и ждал. Появился Спиви. Послышался скрежет решетки ворот. Обернувшись, я увидел выезжающий грязный «форд». Он остановился рядом с «бентли». Из машины грузно выбрался Спиви. Подошел ко мне. Жирный, вспотевший, с раскрасневшимися руками и лицом. Его мундир был грязным. — Помнишь меня? — спросил я. Его змеиные глазки забегали. Спиви был очень напуган. — Вы тот самый Ричер. И что с того? — Точно, — подтвердил я. — Я тот самый Ричер. С пятницы. Так в чем было дело? Спиви переминался с ноги на ногу. Ему хотелось разыграть из себя крутого. Он уже раскрыл свои карты тем, что вышел ко мне. Спиви уже проиграл. Но он молчал. — Итак, что произошло в пятницу? — повторил я. — Моррисон мертв, — сказал Спиви. Пожав плечами, он сжал губы. Умолк. Я вроде бы случайно шагнул влево. Всего на фут, но так, что Спиви загородил своей тушей меня от охранника у ворот. Так что охранник не мог меня видеть. У меня в руке появился нож Моррисона с выкидным лезвием. Я на мгновение поднес его к глазам Спиви. Достаточно, чтобы успеть прочесть золотые буквы на черном дереве. Затем с громким щелчком вылетело лезвие. Маленькие глазки Спиви словно приклеились к нему. — Ты думаешь, с его помощью я расправился с Моррисоном? — спросил я. Спиви не мог оторвать взгляда от лезвия, светившегося голубым пламенем в лучах предгрозового солнца. — Это был не ты, — наконец сказал он. — Но возможно, у тебя были все основания. Я улыбнулся. Спиви знал, что это не я убил Моррисона. Следовательно, он знал, кто это сделал. Все так просто. Три простых слова, и я уже кое-чего добился. Я поднес лезвие к жирному красному лицу. — Хочешь, чтобы я поработал этим ножиком над тобой? — спросил я. Спиви испуганно оглянулся. Увидел в тридцати ярдах охранника у ворот. — Он и не подумает прийти на помощь, — сказал я. — Он ненавидит твои никчемные кишки. Он простой охранник, а ты лизал задницы, добиваясь повышения по службе. Если будешь гореть, он на тебя не помочится, чтобы сбить огонь. Зачем? — Что ты хочешь? — спросил Спиви. — Пятница, — сказал я. — Как было дело? — А если я тебе все расскажу? Я пожал плечами: — Все зависит от того, что ты мне расскажешь. Если скажешь правду, я позволю тебе вернуться назад. Итак, хочешь рассказать правду? Спиви молчал. Мы стояли друг напротив друга на обочине. Поединок нервов. Нервы Спиви были разболтаны до предела. Он проигрывал. Его маленькие глазки постоянно бегали. И все время возвращались к лезвию. — Хорошо, я все скажу, — наконец не выдержал он. — Время от времени я оказываю небольшие услуги Моррисону. Он позвонил мне в пятницу. Сказал, что направляет сюда двоих. Фамилии для меня ничего не значили. Я никогда не слышал ни о тебе, ни о том втором типе. Я должен был убить этого Хаббла. Вот и все. С тобой ничего не должно было случиться, клянусь. — Так что же произошло? — спросил я. — Мои ребята все напутали, — сказал Спиви. — Только и всего, клянусь. Нам нужен был другой. С тобой ничего не должно было случиться. Ты ведь выбрался оттуда, да? Не пострадал, да? Так что тебе от меня надо? Быстро взмахнув ножом, я ткнул острием ему в шею. Спиви испуганно застыл. Через мгновение из пореза выполз жирный червяк темной крови. — Как тебе это объяснили? — спросил я. — Никак, — дрожащим голосом ответил он. — Я просто делаю то, что мне говорят. — Значит, ты делаешь то, что говорят? — переспросил я. — Я делаю то, что мне говорят, — повторил Спиви. — Я не хочу ничего знать. — И кто дал тебе это задание? — Моррисон, — сказал он. — Моррисон сказал, что надо сделать. — А кто сказал Моррисону, что надо сделать? — настаивал я. Я держал лезвие в дюйме от щеки Спиви. Он уже буквально скулил от страха. Я смотрел в его маленькие змеиные глазки. Ему известен ответ на мой вопрос. Я видел это в глубине его глаз. Спиви знал, кто дал задание Моррисону. — Кто ему сказал, что надо сделать? — повторил я. — Не знаю, — ответил Спиви. — Я ничего не знаю, клянусь могилой своей матери! Пристально посмотрев ему в глаза, я покачал головой: — Ложь, Спиви. Ты знаешь. И сейчас ты мне это расскажешь. Теперь Спиви покачал головой. Его жирная красная рожа метнулась из стороны в сторону. Кровь стекала по подбородку на дряблую шею. — Если я скажу, меня убьют, — взмолился он. Я ткнул ножом ему в живот. Разрезал грязную рубашку. — А я тебя убью, если ты мне ничего не скажешь. Такие типы, как Спиви, мыслят узкими категориями. Если он мне скажет, его убьют завтра. Если не скажет — сегодня. Вот каким был ход его мыслей. Коротким. Поэтому Спиви собрался говорить. У него задергался кадык, словно в горле пересохло. Я смотрел ему в глаза. Он не мог выдавить ни слова. Он был похож на киногероя, ползущего по песчаным барханам и молящего послать ему воду. Но он должен был мне все сказать. И вдруг все изменилось. За плечом Спиви на востоке показался столб пыли. Затем послышался отдаленный рев дизеля. Наконец я различил серый силуэт приближающегося тюремного автобуса. Стремительно обернувшись, Спиви уставился на свое спасение. Охранник у ворот шагнул навстречу автобусу. Спиви снова повернулся ко мне. В его глазах блеснул недобрый торжествующий огонек. Автобус был совсем близко. — Кто это был, Спиви? — спросил я. — Лучше скажи сейчас, а то я вернусь. Но он попятился, развернулся и побежал к своему грязному «форду». Автобус проревел мимо, обдав меня облаком пыли. Сложив нож, я убрал его в карман. Подбежал к «бентли» и рванул с места. Всю дорогу обратно на восток за мной гналась надвигающаяся гроза. Но мне казалось, что меня преследует не только гроза. Меня тошнило от отчаяния. Сегодня утром я находился всего в одном разговоре от того, чтобы узнать всю правду. И до сих пор ничего не знал. Обстоятельства резко изменились к худшему. У меня не было ничего необходимого, мне никто не помогал. Я не мог рассчитывать на Роско и Финли. Не мог ожидать, что они согласятся с моим планом. К тому же у них хватает забот у себя в участке. Как там выразился Финли? Приходится работать под носом у врага? И я не мог слишком надеяться на Пикарда. Он и так делает все, что может, нарушая порядки своего Бюро. Я мог рассчитывать только на себя самого. С другой стороны, меня не волновали никакие законы, запреты, правила. Я мог не беспокоиться по поводу правила Миранды, презумпции невиновности, конституционных прав. Я мог обходиться без неопровержимых улик. Мои противники лишены возможности обжаловать мои действия. Справедливо ли это? А как же. Я имел дело с плохими людьми. Уже давно перешагнувшими черту. С очень плохими. Как там сказал Финли? Хуже не бывает. И эти люди убили Джо Ричера. «Бентли» плавно скатился по отлогой горке к дому Роско. Я оставил машину на дороге. Роско дома не было. Ее «шевроле» нигде не было видно. Большие хромированные часы на приборной панели «бентли» показывали без десяти минут шесть. Ждать еще десять минут. Я перебрался с переднего сиденья назад. Вытянулся на старой коже. Мне хотелось уехать на ночь из Маргрейва. Вообще из Джорджии. В кармашке на спинке водительского сиденья я нашел карту. Изучил ее и обнаружил, что если ехать на запад час-полтора, опять мимо Уорбертона, можно пересечь границу штата и попасть в Алабаму. Я решил сделать именно это. Рвануть с Роско на запад, в Алабаму, и завернуть в первый же встретившийся нам бар с живой музыкой. Забыть до утра обо всех своих невзгодах. Поесть чего-нибудь простого и дешевого, выпить холодного пива, послушать музыку вместе с Роско. Вот как в моем представлении выглядел чертовски интересный вечер. Устроившись поудобнее на просторном сиденье «бентли», я стал ждать. Сгущались сумерки. Начинало холодать. Около шести по крыше забарабанили тяжелые капли. Казалось, надвигается ливень с грозой. Но дождь так и не начинался. Пока все ограничивалось редкими крупными каплями; небо было готово прорваться, но все-таки выдержало. Вскоре совсем стемнело. В сырой тишине мягко ворчал мощный двигатель. Роско задерживалась. Ливень грозил начаться вот уже двадцать минут, когда вверху, на дороге наконец показался ее «шевроле». Свет фар метнулся сначала влево, затем вправо. Прошелся по мне, озарил дверь гаража у дома Роско и умер. Погасив фары, Роско заглушила двигатель. Я вышел из «бентли» и подошел к ней. Мы обнялись и поцеловались. Направились в дом. — Как ты? — спросил я. — Все в порядке? — Надеюсь. День выдался жуткий. Я кивнул. День действительно был ужасный. — Никак не можешь прийти в себя? Роско ходила по дому, зажигая везде свет и задергивая шторы. — Сегодня утром я видела страшное зрелище. Самое страшное, какое мне только приходилось видеть. Но я скажу тебе кое-что такое, что, кроме тебя, больше никому не говорила. Моррисона мне нисколько не жалко. Такого человека нечего жалеть. Но мне жалко его жену. Плохо уже то, что она прожила всю жизнь с таким типом, как Моррисон, так она еще и умерла из-за него, правда? — Ну а остальные? — спросил я. — Что ты скажешь о Тиле? — Я нисколько не удивлена. На протяжении двухсот лет у них в семействе были одни мерзавцы и негодяи. Мой род тоже давно в этих местах и хорошо знает Тилов. Почему этот должен был оказаться не таким, как остальные? Но, видит Бог, я очень рада, что у нас в участке все оказались чисты. Я пришла бы в ужас, узнав, что у одного из тех, с кем я работала, тоже рыльце в пушку. Не знаю, смогла бы я это перенести.