Финли записал то, что я сказал. Много времени это у него не заняло. Я назвал ему дату своего рождения. — Хорошо, мистер Ричер, — сказал Финли. — Как я уже говорил, у нас к вам есть много вопросов. Я просмотрел ваши личные вещи. У вас не было при себе никаких документов, удостоверяющих личность. Ни водительского удостоверения, ни кредитных карточек — ничего. Как вы только что сказали, вы нигде не живете. Так что я спрашиваю себя: что это за человек? Он не ждал с моей стороны никаких замечаний. — Кто тот тип с бритой головой? — спросил Финли. Я молчал, не отрывая взгляда от больших часов. Следя за тем, как движется минутная стрелка. — Расскажите мне, что произошло, — настаивал он. Я понятия не имел, что произошло. Абсолютно никакого. С кем-то что-то произошло, но не со мной. Я сидел. И молчал. — Что такое «pluribus»? — спросил Финли. Посмотрев на него, я пожал плечами. — Наверное, девиз Соединенных Штатов? — предположил я. — «Е pluribus unum» — «В многообразии едины». Принят в тысяча семьсот семьдесят шестом году Вторым Континентальным конгрессом, верно? Он лишь проворчал что-то нечленораздельное. Я смотрел прямо на него. Я решил, что этот человек сможет ответить на мои вопросы. — Что все это значит? — спросил я. Снова молчание. Настал черед Финли смотреть на меня. Я видел, он думает, отвечать ли мне и как. — Что все это значит? — повторил я. Откинувшись назад, он опять сплел пальцы. — Вам хорошо известно, что все это значит, — наконец сказал он. — Убийство. С очень неприятными подробностями. Жертва была обнаружена сегодня утром на складах Клинера. У северного конца шоссе, пересекающего наш округ, у самой петли развязки на автостраде. Свидетель сообщил о том, что видел человека, идущего с той стороны. Около восьми часов утра. По его описанию, белый мужчина, очень высокий, в длинном черном пальто, светлые волосы, без шляпы, без сумки. Опять молчание. Я белый мужчина. У меня очень большой рост. У меня светлые волосы. Я сидел перед Финли, одетый в длинное черное пальто. У меня не было шляпы и сумки. По этому шоссе я шел сегодня утром почти четыре часа. С восьми до без четверти двенадцать. — Сколько по шоссе до этого места? — спросил я. — От автострады до города? Финли задумался. — Думаю, около четырнадцати миль, — сказал он. — Точно, — согласился я. — Я прошел пешком весь путь от автострады до города. Около четырнадцати миль. Наверное, меня многие видели. Но это не значит, что я кому-то сделал плохо. Финли ничего не ответил. Во мне разгоралось любопытство. — Это ваш участок? — спросил я. — Вся местность до автострады? — Да, наш, — подтвердил он. — Вопрос юрисдикции не стоит. Вам от нас не отделаться, мистер Ричер. Границы города простираются на четырнадцать миль, до самой автострады. Склады на моем участке, в этом нет сомнений. Он остановился. Я кивнул. Он снова заговорил: — Клинер построил эти склады пять лет назад. Вы о нем слышали? Я покачал головой. — Почему я должен был о нем слышать? — спросил я. — Я никогда прежде не бывал в ваших краях. — Клинер у нас большая шишка, — продолжал Финли. — Со своей деятельности он платит много налогов, что для нас очень хорошо. Город получает большие поступления, причем без лишней грязи и шума, так как склады далеко, правильно? Поэтому мы стараемся присматривать за складами. Но вот они стали местом убийства, и вы должны нам кое-что объяснить. Этот человек занимается своим делом, но он напрасно отнимает у меня время. — Хорошо, Финли, — сказал я. — Я сейчас сделаю заявление, в котором опишу каждый свой шаг с тех пор, как я вошел в пределы вашего убогого городишки, и до того, как меня прямо посреди завтрака вытащили из-за стола, черт побери, и приволокли сюда. Если вы хоть что-нибудь из этого выудите, я дам вам медаль. Потому что в течение почти четырех часов я только и делал, что переставлял ноги под проливным дождем, все четырнадцать ваших драгоценных чертовых миль. Это была самая длинная речь, которую я произнес за последние полгода. Финли молча таращился на меня. Я видел, что он сейчас решает основную дилемму, встающую перед следователем. Нутром он чувствовал, что я, скорее всего, не тот, кто ему нужен. Но я сижу перед ним. И что остается делать следователю? Я дал ему возможность подумать. Выжидая подходящего момента, чтобы подтолкнуть его в нужном направлении. Я собирался намекнуть о том, что, пока он тратит время на меня, настоящий убийца разгуливает на свободе. Это дало бы дополнительную пищу его беспокойству. Но Финли прыгнул первым. В ошибочном направлении. — Никаких заявлений, — сказал он. — Я буду задавать вопросы, а вы будете на них отвечать. Вы Джек Просто Ричер. Без адреса. Без документов. Кто вы — бродяга? Я вздохнул. Сегодня была пятница. Большие часы показывали, что она уже наполовину прошла. Этот Финли будет дотошно ковыряться во всех мелочах. Значит, мне придется проторчать за решеткой все выходные. Скорее всего, выпустят меня в понедельник. — Я не бродяга, Финли, — сказал я. — Я странник. Это большая разница. Он медленно покачал головой. — Ты не умничай, Ричер, — сказал он. — Ты по уши в дерьме. Плохи твои дела. Наш свидетель видел, как ты уходил с места преступления. Ты здесь чужак, у тебя нет документов, ты ничего не можешь сказать в свое оправдание. Так что лучше не умничай. Финли по-прежнему занимался своим делом и по-прежнему напрасно отнимал у меня время. — Я не уходил с места преступления, — сказал я. — Я четыре часа шел пешком по этой треклятой дороге. Это ведь большая разница, правда? Преступники, покидающие место преступления, пытаются сделать это как можно быстрее и незаметнее. Они не пользуются общественными дорогами. Что плохого в том, чтобы идти по дороге? Люди постоянно ходят по дорогам, разве не так, черт побери? Подавшись вперед, Финли покачал головой. — Нет, — сказал он. — По этой дороге никто не ходил пешком с тех самых пор, как был изобретен автомобиль. И почему у вас нет адреса? Откуда вы родом? Ответьте на эти вопросы. Начнем все с самого начала. — Хорошо, Финли, начнем с самого начала, — согласился я. — У меня нет адреса, потому что я нигде не живу. Быть может, когда-нибудь я буду где-то жить, тогда у меня появится адрес и я пришлю тебе открытку, чтобы ты вклеил ее в свой альбом, поскольку тебя, похоже, это очень беспокоит. Финли смерил меня взглядом, решая, как ему отнестись к моей выходке. Он остановился на спокойствии. Спокойствии, объединенном с упорством. — Откуда вы родом? — спросил он. — Какой ваш последний адрес? — Что именно вы имеете в виду, спрашивая, откуда я родом? — спросил я. Финли сжал губы. Я начинал выводить его из себя, но он сохранял выдержку. Прикрутил ее к себе нитями ледяного сарказма. — Ну хорошо, — сказал он. — Вы не поняли мой вопрос, так что позвольте растолковать его подробнее. Я имел в виду, где вы родились или прожили какой-то значительный период своей жизни, который вы интуитивно рассматриваете как доминирующий в социальном или культурном плане. Я лишь молча смотрел на него. — Приведу пример, — продолжал Финли. — Лично я родился в Бостоне, получил образование в Бостоне и в дальнейшем проработал в Бостоне двадцать лет, поэтому я имею полное основание сказать, и вы, думаю, со мной согласитесь, что я из Бостона. Я был прав. Выпускник Гарварда. Выпускник Гарварда, начинающий терять терпение. — Ладно, — заговорил я. — Вы задали мне вопросы, и я на них отвечу. Но позвольте сначала вам кое-что сказать. Я не тот, кто вам нужен. К понедельнику вы сами это поймете. Так что сделайте себе одолжение: не прекращайте поиски. С трудом поборов улыбку, Финли кивнул: — Благодарю вас за совет. И за заботу о моей карьере. — Всегда пожалуйста. — Продолжайте, — сказал он. — Отлично. Согласно вашим мудреным определениям, я не происхожу ниоткуда. Я из места, именуемого Армия. Я родился на базе армии США в Западном Берлине. Мой старик служил в морской пехоте, а мать была француженкой. Они познакомились в Голландии и поженились в Корее. Финли сделал пометку в блокноте. — Я был сыном армии, — продолжал я. — Покажите мне перечень американских военных баз во всем мире — и вот перечень тех мест, где я жил. В школу я ходил в двух десятках разных стран, а затем четыре года учился в военной академии в Уэст-Пойнте. — Продолжайте, — повторил Финли. — Я остался в армии, — сказал я. — Поступил в военную полицию. Я снова жил и нес службу на всех этих базах. А потом, Финли, после тридцати шести лет, прожитых на белом свете сначала сыном военного, а затем военным, я вдруг узнал, что больше нет необходимости в огромной, могучей армии, потому что Советы легли брюхом кверху. И вот ура! Мы стрижем купоны с окончания холодной войны. Что для вас означает то, что ваши налоги теперь будут тратиться на что-то другое, но я остаюсь безработным, бывшим военным полицейским, которого называют бродягой самодовольные гражданские болваны, не продержавшиеся бы и пяти минут в мире, в котором я жил. Финли обдумал мои слова. Похоже, они не произвели на него особого впечатления. — Дальше, — сказал он. Я пожал плечами. — Так что сейчас я просто получаю удовольствие от жизни, — сказал я. — Быть может, со временем я найду чем заняться, быть может, не найду. Быть может, я где-нибудь осяду, быть может, нет. Но прямо сейчас мне этого не хочется. Финли кивнул. Сделал еще кое-какие пометки. — Когда вы уволились из армии? — спросил он. — Полгода назад. В апреле. — И вы с тех пор нигде не работали? — Вы шутите, — усмехнулся я. — Когда вы сами в последний раз искали работу? — В апреле, — сказал он, пародируя меня. — Полгода назад. И я нашел это место.