другого – на запад в поисках новых царств, с которыми можно торговать. Когда младший сын попросил дать и ему корабль, отец и старшие братья рассмеялись. В конце концов купец все же дал младшему сыну старый и ветхий корабль с дырявыми парусами, беззубой от цинги командой и пустыми мешками для балласта. Когда молодой человек спросил отца, в какую сторону ему плыть, купец ответил, что тот должен плыть до страны, в которой в декабре не заходит солнце.Сын поплыл на юг. Они находились в пути уже три месяца и наконец достигли земли, в которой солнце никогда не садилось в декабре. Они высадились на острове, покрытом чем-то белым и похожим на снег, но вскоре выяснили, что это был не снег, а соль. Но в их родных местах соли было так много, что женщины бросали щепотку через плечо, чтобы им сопутствовала удача. Однако команда наполнила пустые мешки солью и погрузила их в трюм корабля. Таким образом, у них хотя бы появился настоящий балласт.Взяв балласт на борт, они поплыли быстрее и через некоторое время подошли к берегам одного королевства. Король принял молодого купца и спросил, чем тот торгует. Молодой человек ответил, что у него корабль гружен солью. Король ответил, что не знает, что это такое, и пожелал ему счастливого пути. Тогда молодой человек проник на королевскую кухню и незаметно подсыпал соли в блюда, которые там готовили: в баранину, суп, помидоры и даже заварной крем.В тот вечер король во время ужина обратил внимание на то, что еда изменила свой вкус. Баранина, суп, помидоры и даже заварной крем показались ему гораздо вкуснее, чем обычно. Он вызвал шеф-повара и спросил, не стал ли тот готовить по-новому. Шеф-повар очень удивился и ответил, что все было приготовлено как всегда, правда, на кухню заходил чужестранец, который приплыл с торговым кораблем…Когда на следующий день молодой купец отплыл в море, в трюмах его судна лежали мешки, набитые золотом.…– Бабушка рассказала тебе эту историю?– Да, бабушка.…– Хорошая история.– Действительно хорошая.…– Но она не является оправданием того, что ты мне врала про свое детство.– Возможно, и нет.ДоговорБез четверти шесть вечера пятеро официантов, над которыми начальствовал граф, уже находились на своем боевом посту, и Ростов с инспекцией обошел все двадцать столиков ресторана. Как обычно, он начал осмотр с северо-западной стороны и внимательно проверил сервировку столов. Он убедился, что все приборы, вазы и солонки стояли там, где и должны были находиться.На столе номер четыре он поправил нож, который должен был лежать параллельно вилке. На пятом столе передвинул стакан и бокал для воды. На стакане шестого стола оставался чуть заметный отпечаток губной помады, а на столе номер семь вилка была с разводами от мыла. Граф отполировал вилку до блеска, пока на серебряной поверхности не появилось вогнутое и четкое отражение зала ресторана.Возможно, приблизительно так же Наполеон обходил перед боем на рассвете ряды своих войск, осматривая все: от запасов провианта и боеприпасов до мундиров пехотинцев. Наполеон на собственном опыте убедился в том, что победа в битве начинается с хорошо начищенных сапог.Однако даже самые известные битвы Наполеона происходили в течение одного дня. Битвы заканчивались победой, и все битвы были разными.Поэтому работу ресторана «Боярский» лучше всего было сравнивать с работой Горского в Большом театре. Горский изучал музыку композитора, общался и работал с дирижером оркестра, обучал и тренировал танцоров, занимался декорациями и костюмами, а за несколько минут до начала представления обходил ряды готовых выйти на сцену исполнителей. Но после того как представление заканчивалось и зрители расходились по домам, праздничных шествий никто не устраивал, потому что меньше чем через двадцать четыре часа танцоры, танцовщицы, музыканты, декораторы и осветители снова собирались в театре на очередное представление, которое нужно было провести с таким же мастерством. Точно по такой же схеме работал и ресторан «Боярский», где каждый божий день происходила одна и та же битва, которая должна была оставить у клиента ощущение легкости и красоты.Граф убедился, что в зале все в порядке, и без пяти шесть посмотрел через стеклянное окошко в кухонной двери. Он увидел, что одетые в накрахмаленные белые фартуки и колпаки повара и их помощники стояли на изготовку, соусы томились на медленном огне, а гарниры были готовы к тому, чтобы их разложили на тарелки. А в каком состоянии пребывал сам мизантроп шеф-повар?Все знали, что Эмиль Жуковский начинал каждое утро в самом мрачном настроении. Проснувшись и еще лежа в кровати, он уже смотрел на мир без радостной улыбки, зная, что окружающая реальность глубоко враждебна и не прощает ошибок. Он просматривал свежую газету, новости в которой подтверждали его самые страшные опасения. В одиннадцать утра он стоял на остановке и ждал трамвая, идущего от отеля, недовольно бормоча про себя: «Ну и мирок!»Однако с каждым часом, постепенно, Эмиль все больше приходил к мнению о том, что, возможно, еще не все потеряно. В первый раз за день эта мысль посещала его, когда он около полудня входил на кухню и видел до блеска надраенные со вчерашнего вечера медные кастрюли, которые висели на крючках и своим ярким блеском говорили о том, что шанс еще есть. Эмиль заходил в холодильную комнату, снимал с крюка баранью тушу, клал ее через плечо и затем кидал на разделочный стол. Туша с приятным влажным звуком шмякалась о дерево. После этого мировосприятие Эмиля становилось светлее на пару сотен люменов. Приблизительно к трем, когда он слышал, как рубят корнеплоды, чувствовал запах жареного чеснока, он был вынужден признать, что в жизни все же есть свои скрытые прелести. В половине шестого Эмиль мог даже себе позволить попробовать немного вина, которое использовал для приготовления блюд. Просто чтобы не выливать остатки, вы же понимаете: и хороший продукт не пропадал зря, и при этом он никому не был обязан. И когда в шесть двадцать пять на кухню поступал первый заказ, утреннее тяжелое настроение, с которым он просыпался, исчезало, и он становился жизнерадостным сангвиником.Итак, что же граф увидел, когда заглянул через окошко на кухню в пять пятьдесят пять? Он увидел, что Эмиль опустил ложку в шоколадный мусс и дочиста ее облизал. Граф убедился в том, что все в порядке, повернулся в сторону Андрея и кивнул ему. Метрдотель открывал двери ресторана, а граф занял свое место между первым и вторым столиками.В девять часов граф обошел ресторан и констатировал, что первая рассадка была проведена прекрасно. Все прошло без сучка без задоринки. Клиентам выдавали меню и принимали заказы. Все прошло по плану. За это время разлили пять бутылок «Latour», четыре раза предупредили гостей о том, что мясо будет с кровью, а не пережаренным, как им изначально хотелось. Двух членов Политбюро посадили как планировали и обслужили по первому разряду и совершенно одинаково по уровню сервиса. Но тут граф заметил выражение беспокойства на лице Андрея, который вел комиссара по вопросам транспорта к столику на другом конце зала, противоположном тому, где расположились американские журналисты.Граф подошел к метрдотелю.– Что случилось? – спросил он.– Только что сообщили, что частный ужин в Желтом зале все-таки состоится.– И сколько человек?– Не сказали. Сказали только, что компания будет небольшой.– Тогда я пошлю Васеньку. Сам обслужу пятый и шестой столики. Максим возьмет на себя седьмой и восьмой.– Но дело в том, что Васеньку нельзя туда отправить.– А почему?– Потому, что попросили именно тебя.Перед дверью Желтого зала стоял голиаф, размеры которого заставили бы призадуматься любого давида. Граф подошел к гиганту, который, казалось, не обратил на него никакого внимания, но потом отошел, даже ему не кивнув, и открыл дверь зала.Графа совершенно не удивил мордоворот у двери зала, где проводился частный ужин. Его удивило то, как переставили мебель в комнате. Большую ее часть передвинули к стенам, а в центре зала, прямо под люстрой, был накрыт стол для двоих. За столом сидел мужчина средних лет в темно-сером костюме.Несмотря на то что ростом он был гораздо ниже стоявшего у двери голиафа и гораздо лучше одет, граф понял, что и этому человеку не чуждо насилие и знает он о нем не понаслышке. У него были толстые, как у борца, запястья, коротко подстриженные волосы не скрывали шрам над левым ухом. Судя по шраму, его ударили, чтобы разбить череп, но оружие соскользнуло вдоль кости. Судя по его внешнему виду, человек никуда не торопился и поигрывал ложечкой.– Добрый вечер, – сказал граф и поклонился.– Добрый вечер, – ответил мужчина с улыбкой, перестал играть ложечкой и положил ее на стол.– Принести вам что-нибудь выпить, пока вы ждете?– Я никого не жду.– Вот как, – заметил граф и начал убирать вторую тарелку и приборы.– Можно оставить, – сказал мужчина.– Простите, я думал, раз вы никого не ждете, это можно убрать.– Я никого другого не жду. Я жду вас, Александр Ильич.Они некоторое время смотрели друг на друга в полном молчании.– Пожалуйста, – сказал мужчина, – присаживайтесь.Граф колебался.Можно было бы предположить, что Ростов колебался потому, что у него были подозрения или страх перед незнакомцем. На самом деле колебался он не по этой причине. Он колебался лишь потому, что некорректно садиться за стол с человеком, которого ты должен обслуживать как официант.– Садитесь, садитесь, – дружелюбно сказал мужчина. – Вы же не откажете в компании человеку, который пришел поесть в одиночестве?– Нет, не откажу, – ответил Ростов.Он сел на стул, но не положил салфетку на колени.Потом раздался стук в дверь, после чего в зал вошел голиаф. Не глядя на графа, он подошел к незнакомцу и показал ему бутылку вина.Мужчина чуть наклонился вперед и посмотрел на этикетку.– Прекрасно, – произнес он. – Спасибо, Владимир.Владимир мог бы, конечно, легко отломить горлышко бутылки, но вместо этого он достал из кармана штопор и очень умело открыл ее. Незнакомец ему кивнул, тот поставил бутылку на стол и вышел из зала. Незнакомец налил себе вина. Потом, держа бутылку под углом сорок пять градусов, спросил графа:– Вы ко мне не присоединитесь?– С удовольствием.Мужчина налил графу вина, и они одновременно подняли бокалы и выпили.– Граф Александр Ильич Ростов, – произнес незнакомец, поставив бокал на стол, – кавалер ордена Святого Андрея, член Жокейского клуба, егермейстер…– Вы много обо мне знаете.– А вы знаете, кто я?– Я знаю, что вы достаточно влиятельны, чтобы заказать частный обед в «Боярском», где у двери стоит огромный бегемот.Незнакомец рассмеялся.– Очень хорошо. Это вы обо мне знаете. – Он откинулся на спинку стула. – Что еще обо мне вы можете сказать?Граф внимательно на него посмотрел и пожал плечами.– Я бы сказал, что вам около сорока лет и раньше вы были солдатом. Мне кажется, вы воевали в пехоте и концу войны были полковником.– А почему вы решили, что я был именно полковником?– Дело каждого джентльмена – уметь различать людей по рангу.– «Дело каждого джентльмена», – повторил с улыбкой незнакомец, словно ему понравилось это выражение. – Хорошо, а что еще вы можете обо мне сказать?Граф сделал движение рукой, говорившее о том, что он не хочет отвечать на этот вопрос.– Самый лучший способ обидеть валлона – это назвать его французом, хотя живут те и другие по соседству и говорят на одном языке.– Согласен, – произнес незнакомец. – Тем не менее мне хотелось бы понять ход ваших мыслей. Я обещаю, что не буду на вас сердиться.Граф сделал глоток вина и поставил бокал на стол.– Я думаю, что вы из восточной части Грузии.Незнакомец радостно распрямил спину.– Удивительно? Разве у меня есть акцент?– Очень слабый. Людей, говорящих с разными акцентами, всегда много в армии и в университетах.– А почему именно из восточной части Грузии?Граф показал на бутылку вина.– Только человек из Восточной Грузии начинает трапезу с бутылки ркацители.– Он пьет такое вино потому, что он деревенщина?– Потому, что он скучает по дому.Полковник снова рассмеялся.– Вы удивительно наблюдательный человек.В дверь снова тихонько постучали, после чего она открылась и вошел Владимир с тележкой для еды.– Прекрасно. Вот и еда.Когда голиаф подкатил тележку к столу, граф сделал движение, чтобы встать и обслужить своего визави, но полковник сделал жест рукой, усаживая его на место. Владимир поднял сервировочный колпак и поставил блюдо на стол. Когда Владимир вышел, полковник взял в руки разделочные вилку и нож.– И чем же нас кормят? Я слышал, что жареная утка – одно из фирменных блюд «Боярского».– И правильно слышали. Обязательно возьмите немного вишен и не забудьте про кожицу.Полковник положил порцию себе, а потом графу.– Очень вкусно, – заметил полковник после того, как попробовал первый кусочек.Граф наклонил голову, давая понять, что передаст эти слова шеф-повару.Полковник показал на графа вилкой.– У вас очень интересное дело, Александр Ильич.– На меня уже есть дело?– Простите. Это профессиональное, просто привычка. Я хотел сказать, что у вас интересный жизненный опыт.– Да, жизнь у меня была самая разнообразная.Полковник улыбнулся и начал говорить тоном человека, который хочет доказать правильность сделанного им утверждения.– Вы родились в Ленинграде…– Я родился в Санкт-Петербурге.– Да, конечно. Ваши родители умерли, когда вы еще были ребенком, и воспитывала вас бабушка. Вы окончили лицей и университет, и все это там, в Санкт-Петербурге.– Верно.– И я подозреваю, что вы бывали за границей.Граф пожал плечами.– Лондон, Париж, Флоренция…– Когда вы покинули страну в 1914 году, вы поехали во Францию?– Да, шестнадцатого мая.– Через несколько дней после происшествия с лейтенантом Пулоновым. Почему, скажите, вы в него стреляли? Разве не был он таким же аристократом, как и вы?На лице графа появилось выражение глубочайшего удивления.– Я стрелял в него именно потому, что он аристократ.Полковник рассмеялся и махнул вилкой в сторону Ростова.– Интересный взгляд на вещи! Впрочем, согласен, большевик вполне может это понять и принять. Так, значит, сразу после революции вы вернулись из Парижа на родину?– Совершенно верно.– Я понимаю, почему вы торопились вернуться в Россию. Вы хотели вывезти бабушку. Вы это организовали, но сами почему-то остались в стране.– Из-за дальних родственников.– Нет, давайте серьезно.…– Я понял, что больше не хочу уезжать из России.– И вы не участвовали в Белом движении?– Не участвовал.– И на труса вы совсем не похожи.– Надеюсь, что нет.– Так почему же вы не присоединились к белым?Граф помолчал и снова пожал плечами.– Когда я уезжал в 1914 году в Париж, я поклялся, что не буду стрелять в своих сограждан.– Значит, большевики считаются согражданами?– Конечно.– Как вы думаете, большевики могут быть джентльменами?– Одно к другому не имеет никакого отношения. Некоторые из них точно джентльмены.– Понятно. Но по вашему тону я слышу, что вы меня лично джентльменом не считаете. Интересно, почему?Граф коротко рассмеялся, дав понять, что джентльмен не будет отвечать на подобный вопрос.– Перестаньте, – настаивал полковник. – Вот мы сидим, едим запеченную утку и пьем грузинское вино. Ситуация такова, словно мы с вами давние друзья. Мне действительно интересно. Почему вы считаете, что я не джентльмен?В качестве подтверждения своего доверия он привстал и налил вина в бокал графа.– Но понятие «джентльмен», – через некоторое время ответил граф, – включает множество мелких деталей.– Это мозаика?– Если вам угодно.– Дайте пример.Граф отпил из бокала и поставил его относительно своей тарелки «на час дня».– Вы приглашаете, поэтому совершенно естественно, что вы сами и режете утку. Но вот джентльмен первую порцию положит гостю.Полковник, выслушал, откусил кусочек утки, улыбнулся и махнул вилкой в сторону Ростова.– Продолжайте.– Джентльмен не будет махать вилкой на сотрапезника и говорить с набитым ртом. И еще, пожалуй, очень важная деталь: он бы представился в самом начале разговора. Особенно в ситуации, когда находится в более выгодном положении, чем его гость.Полковник положил свои приборы.– И вино бы не то заказал, – добавил он с улыбкой.Граф поднял в воздух палец.– Нет. Заказ какой-то конкретной марки вина объясняется многими причинами. Воспоминания – одна из лучших причин.– Тогда позвольте представиться. Я – Осип Иванович Глебников, бывший полковник Красной армии, партийный работник. Мальчиком я жил в Грузии и мечтал о переезде в Москву. Сейчас мне тридцать девять лет, и я бы очень хотел уехать в восточную Грузию.– Рад с вами познакомиться, – сказал граф и протянул руку через стол. Они обменялись рукопожатием и снова принялись за еду. Через некоторое время граф спросил:– А можно нескромный вопрос, Осип Иванович? Что именно вы делаете для партии?– Скажем так: я слежу за определенными людьми, которые представляют для партии определенный интерес.– Вот как! Я думаю, что ваши задачи по наблюдению максимально упрощаются, когда вы держите таких людей под домашним арестом?– Нет, гораздо проще за ними следить, когда они уже лежат в могиле.Граф должен был признать, что аргумент собеседника является более чем обоснованным.– Но в любом случае, – сказал Глебников, – кажется, вы смирились со своей участью.– В свое время я изучал историю и всегда старался жить в настоящем. Признаюсь, что поэтому я не трачу время на то, чтобы размышлять, как все могло бы быть. Но уверяю вас, существует большая разница между понятиями «смириться со своей участью» и «оставить последние надежды».Глебников рассмеялся и даже легко стукнул ладонью по столу.– Прекрасное и очень тонкое замечание! И пришел я к вам для того, чтобы выяснить и разобраться именно в некоторых тонких деталях.Граф отложил в сторону вилку и нож и с интересом взглянул на собеседника.– Александр Ильич, как нация мы находимся сейчас в очень интересном положении. Вот уже семь лет, как мы установили дипломатические отношения с Англией и Францией. Скоро у нас будут дипломатические отношения и с Америкой. Со времен Петра Первого Россия была на задворках Европы. Мы всегда трепетно любили идеи и моду, идущие к нам с Запада. Но очень скоро Россия займет новое место в Европе. Буквально через считаные годы мы будем экспортировать больше зерна и производить больше металла, чем любая другая европейская страна. Мы уже опережаем Европу в идеологическом смысле. Поэтому наконец очень скоро наша страна займет достойное и заслуженное место в ряду крупнейших держав мира. И когда это произойдет, мы должны будем уметь слушать и говорить очень четко и понятно.– Видимо, вы хотите выучить английский и французский?Осип поднял свой бокал в знак согласия.– Да. И я не просто хочу выучить языки, я хочу понимать тех, кто на них разговаривает. Я хочу понимать представителей привилегированных классов, которые по сей день остаются там у руля. Я хочу понять, как они мыслят и понимают мир, что они ценят, а что – нет, что считают важным или обязательным. Если хотите, я собираюсь освоить навыки дипломата. И человек моего положения не должен афишировать того, чем и как он занимается.– И чем, вы считаете, я в состоянии вам помочь?– Все очень просто. Давайте раз в месяц ужинать в этой комнате. Говорите со мной по-английски и по-французски. Делитесь своими воспоминаниями о Западе. И за это…Глебников не закончил предложение, но графу показалось, что тот дал ему понять, что его ждет не наказание, а награда…Ростов поднял руку, показывая, что не готов торговаться.– Осип Иванович, если вы являетесь клиентом ресторана «Боярский», то я всегда в вашем распоряжении.АбсентКогда в четверть первого ночи граф подошел ко входу в бар «Шаляпин», из этого бывшего храма задумчивых размышлений доносились звуки, которые еще десять лет назад показались бы кощунственными. Это были громкий смех, многоголосное звучание нескольких иностранных языков, блеянье трубы и звон стаканов. В общем, было понятно, что внутри веселились так, словно завтра никогда не наступит.В чем же причина таких резких изменений? В случае «Шаляпина» причин было три. Первая – это возвращение американского музыкального стиля, известного как джаз. В середине 1920-х годов большевики полностью запретили этот стиль музыки, заклеймив его как «декадентский», но потом снова разрешили. Видимо, для того, чтобы на практике проследить, как идея может захватить весь мир. Так или иначе, эта музыка звучала громко и настойчиво.Вторая причина заключалась в том, что в столице появились иностранные корреспонденты. Сразу после революции большевики выпроводили всех иностранных корреспондентов. Но те оказались ребятами настырными. Они спрятали печатные машинки, переоделись, сосчитали до десяти и один за другим снова проникли в страну. В 1928 году вновь открылся Пресс-центр иностранных СМИ, который располагался на шестом этаже здания, стоявшего ровно на полпути между Лубянкой и Кремлем. Получалось, что этот дом находился напротив отеля «Метрополь». Поэтому каждый вечер в баре «Шаляпин» развлекались пятнадцать корреспондентов, представителей иностранных СМИ. И даже когда кроме них в баре никого не было, ор стоял такой, словно там собрались пятнадцать чаек и галдели все одновременно.И, наконец, третья причина: в самом «Шаляпине» произошли серьезные изменения. В апреле 1929 года в баре появились – не одна, не две, а целых три! – новые официантки, молодые, красивые особы, одетые в черные, чуть выше колена юбки. Девушки грациозно двигались среди гостей, украшая обстановку и притягивая взгляды, звонко смеялись и слегка пахли духами. И когда гости заведения были готовы что-либо рассказывать, то официантки были готовы их слушать. Во многом потому, что от этого зависело, останутся они работать в баре или нет. Раз в неделю девушки должны были посещать небольшое серое здание на углу улицы Дзержинского, встречаться там с невысоким серым человеком, сидевшим в небольшом сером кабинете за небольшим серым столом, и практически дословно пересказывать услышанное[57].Так как же вели себя иностранные журналисты, зная о профессиональных обязательствах официанток? Старались ли они придерживать язык за зубами, чтобы не сказать лишнего, или считали, что можно говорить не стесняясь?Между членами Пресс-центра иностранных СМИ постоянно действовал следующий договор – десять американских долларов полагалось тому корреспонденту, которого вызовут в комиссариат внутренних дел. Поэтому корреспонденты время от времени позволяли себе пускать сенсационную «утку». Один из американцев «проговорился», что, дескать, ему стало известно, что один разочаровавшийся инженер строит на даче под Москвой воздушный шар по описанию, приведенному в романе Жюля Верна…[58] Другой корреспондент рассказал о биологе, который скрещивает куриц и голубей, чтобы такая птица могла и яйцо снести, и тайное послание доставить… В общем,