друзьями.– Все это так, – ответил граф. – Мы сидели в кафе и до рассвета спорили по поводу самых разных идей.– Ну вот, а чего же вы от нее хотите?– Да, мы спорили по поводу разных идей, Марина, но разница в том, что мы не собирались проводить их в жизнь и вообще что-либо с ними делать.Марина подняла глаза к потолку.– Боже упаси что-либо делать с какими угодно идеями.– А вот Нина очень решительно настроена. И мне кажется, что сила ее убеждений мешает ей получать удовольствие от молодости.Собеседница графа положила шитье на колени.– Вы всегда были к ней неравнодушны.– Конечно.– И частично именно потому, что она очень независимый человек.– Совершенно верно.– Так, значит, вам надо продолжать в нее верить. Даже если Нина, как вам кажется, стала слишком целеустремленной, рано или поздно она начнет жить своей жизнью. Это неизбежно, такое со всеми происходит.Граф кивнул и, обдумывая высказанную Мариной мысль, вернулся к работе. Он завязал узелок и перекусил зубами нитку. Потом он воткнул иголку в подушечку и увидел, что часы показывают шестнадцать ноль пять. «Как быстро летит время, – подумал он, – особенно когда ты проводишь его за работой и приятной беседой…»– О господи! – воскликнул граф. – Уже пять минут пятого!Он быстро поблагодарил Марину, схватил куртку и побежал наверх, ступая через две ступеньки. Когда он подошел к двери номера 311, то увидел, что дверь слегка приоткрыта. Граф посмотрел налево, потом направо, вошел в номер и закрыл за собой дверь.На столике, около огромного зеркала в вычурной барочной раме, стояла ваза с гигантскими филадельфийскими лилиями. Граф осмотрелся по сторонам, пересек гостиную и вошел в спальню, где у огромного окна спиной к нему стояла худощавая женская фигура. Услышав приближавшиеся шаги, она повернулась, и ее шелковое платье упало на пол с легким шуршанием…Дневное свиданиеГраф осмотрелся по сторонам, пересек гостиную и вошел в спальню, где у огромного окна спиной к нему стояла худощавая женская фигура. Услышав приближавшиеся шаги, она повернулась, и ее шелковое платье упало на пол с легким шуршанием…Что же это происходит?Когда мы в последний раз видели эту парочку в 1923 году, разве Анна Урбанова категорически не отправила графа восвояси, попросив его «задернуть шторы»? И когда граф притворил за собой дверь, разве замок не щелкнул со звуком вбиваемого в гроб последнего гвоздя? Разве после этого графу не казалось, что он превратился в привидение? Но вот сейчас эта женщина ложится в кровать, и улыбка у нее совсем не высокомерная, как раньше, а нежная и заботливая. Точно с такими же чувствами смотрит на нее и граф, вешая жакетку официанта ресторана «Боярский» на спинку стула и начинает расстегивать пуговицы на рубашке.Что же произошло? Почему эти одинокие души снова встретились? Какими извилистыми и заветными тропками они прошли, чтобы оказаться в объятиях друг друга в номере триста одиннадцать?Скажем так: это не граф шел к Урбановой извилистыми и заветными тропками. Он большей частью перемещался вверх и вниз по лестнице отеля, из своей комнаты до ресторана «Боярский» и обратно. Скорее извилистыми, окольными и заветными тропками шла из наших двух героев только Анна.Когда они встретились в фойе отеля в 1923 году, высокомерие госпожи Урбановой было полностью обоснованным, потому что являлось следствием ее известности. В 1919 году ее в маленьком театре на окраине Одессы нашел режиссер Иван Росоцкий и снял в главной роли в своих двух фильмах. Обе эти картины были любовными историями из прошлой жизни, в которых делался упор на моральною чистоту представителей трудового класса и прозябание в грехах тех, кто этой чистотой не обладал. В первой картине, где действие проиходит в XVIII веке, Анна исполняла роль посудомойки, ради которой молодой дворянин оставляет жизнь при дворе. Во второй Анна играла богатую, жившую в прошлом веке наследницу, которая бросает все свое состояние и выходит замуж за подмастерье-кузнеца. Фильмы режиссера были сделаны так, будто они снятся зрителю, осиянные теплым светом воспоминаний. Каждая из больших сцен заканчивалась крупным планом, когда лицо звезды являлось в разных состояниях: Анна мечтает, Анна горюет, Анна наконец влюбляется. Оба фильма понравились зрителям и членам Политбюро (те понимали, что уставшим от военных лет людям нужно дать возможность немного развлечься). В общем, звезда была на пике славы и купалась в ее лучах.В 1921 году Анна стала членом Всероссийского союза работников искусств и получила доступ в закрытый продуктовый магазин. В 1922-м ей дали в пользование роскошную дачу под Петергофом, а в 1923 году – особняк бывшего торговца пушниной, обставленный стульями с позолотой, расписанными шкафами и сервантом в стиле Людовика XIV, словно все это было из декораций фильмов, снятых Росоцким. На вечеринках в этом особняке Анна освоила древнее искусство торжественного схода вниз по лестнице. Одной рукой она держалась за перила, медленно, шаг за шагом спускалась вниз, а за ней эффектно волочился шлейф платья. Внизу ее восторженно ждали художники, авторы, актеры и высшие партийные работники[53].Но искусство – наименее естественный любимец государства. Искусство обычно создается особого рода людьми, которые устают от самоповторов, а тем более если им указывают, что делать. Такое искусство может оказаться весьма двусмысленным. Вот только ожидаешь, что идеально сделанный диалог сообщит кристально ясное послание, щепотка сарказма или поднятая бровь испортить весь эффект. Более того, это даже может подать идею к тому, что смысл сказанного противоположен тому, что задумывалось. Поэтому у людей и не возникает вопросов, почему государство время от времени пересматривает свой взгляд на того или иного творца. Просто для того, чтобы сохранять лицо.Тем временем Росоцкий выпустил уже четвертый фильм, в котором Анна играла принцессу. Эта принцесса, считая себя сиротой, влюбляется в юношу-сироту, которого все ошибочно принимают за принца. На премьере самые умные из музыкантов оркестра обратили внимание на то, что генсек Сталин, которого в юности называли Сосо, во время просмотра улыбался не так широко, как обычно. Поэтому и музыканты умерили свой пыл, что почувствовали люди сначала в первых рядах, а потом и на галерке. У всех сложилось ощущение, что происходит что-то не то.Два дня спустя после премьеры в «Правде» было опубликовано открытое письмо восходящего аппаратчика, который сидел на просмотре через несколько рядов позади Сосо. Картина по-своему развлекательная, писал аппаратчик, но почему режиссер Росоцкий продолжает возвращаться в фильмах в эпоху принцев и принцесс? Вальса, свечей и мраморных лестниц? Не кажется ли режиссеру, что он слишком уводит зрителя в прошлое и не ностальгирует ли он по нему? И вообще, не лежат ли в основе сюжетов фильмов режиссера взлеты и падения отдельно взятого индивида? Пристрастие, которое он выказывает, часто используя при съемке крупный план? Да, его героиня – красавица в очередном роскошном платье, но где здесь прослеживается историческая роль пролетариата? Где и как отражена борьба эксплуатируемых классов?Еще через четыре дня после публикации в «Правде» прошел пленум ЦК, на котором выступил Сосо и похвалил новоявленного кинокритика за правильные слова. Через две недели после пленума идея письма (с использованием найденных первым критиком «правильных слов») эхом отразилась в публикациях еще в трех газетах и одном журнале об искусстве. Картину показали в нескольких не самых популярных кинотеатрах под жидкие аплодисменты зрителей и быстро сняли с проката. К осени режиссер не только уже не мог никому продать следующий проект, но и его политическая благонадежность оказалась под большим вопросом…Инженю на экране, но не в жизни, Анна прекрасно понимала, что опала Росоцкого может оказаться концом и ее карьеры. Актриса старалась не показываться с ним в обществе и громко превозносила достоинства других кинорежиссеров. Возможно, таким образом ей бы снова удалось благополучно устроить свою карьеру, но тут на другом конце Атлантического океана произошли некоторые непредсказуемые события. А именно: звуковое кино. Лицо Анны было знакомо зрителям, но те ожидали, что красавица заговорит нежным голоском, и не были готовы к тому, что у нее окажется низкий и хриплый голос. Так, весной 1928 года в критическом для актрис возрасте двадцатидевятилетняя Анна превратилась в то, что американцы называют «былая слава»[54].Несмотря на то, что инвентарные таблички на бесценной старинной мебели давали возможность товарищам спать спокойно, те же таблички свидетельствовали о том, что все это можно было отнять одним мановением руки. Поэтому очень скоро Анна оказалась без золоченой мебели, расписных шкафов и серванта в стиле Людовика XVI. Так же быстро исчезли и дача в Петергофе, и особняк бывшего торговца пушниной. С двумя чемоданами Анна оказалась на улице. В кошельке у нее было достаточно денег, чтобы купить билет до Одессы, но Анна не собиралась возвращаться на родину, а вместе со своей бывшей служанкой сняла двухкомнатную квартиру.В следующий раз граф увидел Анну в 1928 году, приблизительно через восемь месяцев после того, как у нее отняли особняк. Граф наливал воду в бокал итальянского предпринимателя, занимавшегося экспортом из России, когда увидел, что в ресторан «Боярский» вошла Анна в платье без рукавов и на высоких каблуках. Граф настолько был удивлен ее появлением, что его рука дрогнула и он разлил воду на колени клиента.Анна подошла к Андрею, попросила столик на двоих и сказала, что ее спутник вскоре к ней присоединится.Андрей отвел ее к столику в углу.Гость Анны появился через сорок минут.Стоя около флористический композиции в центре ресторана, граф следил глазами за парой. Ему показалось, что Анна и мужчина никогда раньше не встречались и знали друг о друге лишь понаслышке. Мужчина был на несколько лет моложе Анны. Он был одет в хороший пиджак, но вел себя как последний хам. Спутник Анны сел и, просматривая меню, извинился за опоздание. Актриса что-то ему сказала, но он, не обращая на нее внимания, уже подзывал официанта. Анна вела себя безукоризненно. Она рассказывала свои истории с блеском в глазах и внимательно слушала то, что говорил ее собеседник, часто смеялась и терпеливо ждала, если к их столику кто-нибудь подходил, чтобы выразить свое восхищение последней картиной ее спутника – кинорежиссера.Через несколько часов, когда «Боярский» уже закрылся, граф увидел, как Анна с режиссером вышли из бара «Шаляпин». Он стал надевать пальто, и Анна сделала жест рукой, приглашая его наверх, в номер, чтобы еще выпить. Но режиссер не остался, он поблагодарил за прекрасный вечер и сказал, что у него дела. После этого он поспешно двинулся к двери.Пока молодой режиссер находился в фойе, графу казалось, что Анна нисколько не изменилась и выглядела так же прекрасно, как и в 1923 году. Однако, как только ее спутник вышел за двери отеля, улыбка актрисы исчезла и плечи ее поникли. Она провела ладонью по лбу, повернулась и встретилась с графом взглядом.Как только она увидела графа, ее плечи снова распрямились, она подняла подбородок и царственной походкой пошла к лестнице. Она умела красиво спускаться с лестницы к ждущим внизу поклонникам, но не освоила искусства красиво по ней подниматься. На третьей ступеньке Анна остановилась. Немного подождав, актриса развернулась и спустилась к графу.– Каждый раз, когда я с вами встречаюсь, – сказала она, – мне приходится пережить унижение.На лице графа появилось недоуменное выражение.– Унижение? Насколько я вижу, у вас нет причин чувствовать себя униженной.– Вы, наверное, слепы.Она посмотрела на карусельные двери, которые все еще медленно вращались после ухода режиссера.– Я пригласила его в номер выпить, а он сказал, что ему завтра рано вставать.– А я вообще никогда в жизни рано не вставал, – ответил граф.Впервые за весь вечер она искренне улыбнулась и показала рукой в сторону лестницы.– Тогда давайте мы с вами выпьем.В тот день Анна остановилась в 428-м, не в самом лучшем, но и не в самом худшем номере отеля. Он состоял из небольшой спальни, маленькой гостиной, в которой стоял журнальный столик. В номере было два окна, выходившие на трамвайные пути в Театральном проезде. Это был номер для тех, кто хочет произвести впечатление, но не имеет для этого достаточно средств. На журнальном столике было два стакана, вазочка с икрой и бутылка водки в ведерке со льдом.Когда они посмотрели на эту mise en scune[55], она сокрушенно покачала головой.– Для меня сейчас это дорогое удовольствие, – заметила актриса.– Тогда от всего этого надо получить максимальное удовольствие.Граф взял бутылку и наполнил стаканы.– За старые добрые времена, – сказал он.– За старые добрые времена, – с улыбкой повторила она. И они выпили до дна.Когда человек испытывает в жизни серьезные трудности и у него ничего не получается, он может попытаться выйти из ситуации несколькими путями. Он может начать стыдиться и попытаться скрыть то, что его жизненные обстоятельства кардинально изменились. Промышленник, проигравший все свое состояние в карты, будет продолжать ходить в прежних костюмах, пока те окончательно не обветшают, и рассказывать анекдоты о членах частных клубов, хотя его собственное членство в этих клубах давно закончилось. Человек может начать сам себя жалеть и удалиться от мира, в котором раньше жил, от людей, с которыми раньше общался. Например, обманутый и брошенный женой муж может уехать из своего дома и поселиться в однокомнатной квартирке на другом конце города. Или человек может присоединиться к Союзу Униженных и Оскорбленных. Именно так и поступила Анна.Союз Униженных и Оскорбленных, точно так же, как и масоны, организация тайная и сплоченная. По лицу и внешнему виду не определишь, что человек к ней принадлежит, но сами члены этого союза мгновенно узнают друг друга. Все они знавали лучшие времена, и всех их оттеснили от «кормушки», или, другими словами, выгнали из рая. Они знали красоту, славу и раньше пользовались самыми разными привилегиями, поэтому их сложно чем-либо удивить или испугать. Они понимают, что мирская слава проходит, а привилегии могут дать, а могут и отнять. Они не завидуют окружающим и не обижаются. Они не просматривают газеты, чтобы найти в них собственные фамилии и имена. Они с недоверием относятся к лести и любым проявлениям обожания, с философской улыбкой воспринимают любые мысли о завышенных амбициях и стоически переносят то, что уготовано им судьбой.Актриса снова разлила водку по стаканам. Граф обвел взглядом комнату.– Как собаки? – спросил он.– У них дела идут гораздо лучше, чем у меня.– Ну, тогда за собак, – сказал граф, поднимая стакан.– Да, – согласилась она с улыбкой. – За собак!Вот так продолжился их роман.На протяжении последующих полутора лет Анна останавливалась в отеле на ночь раз в несколько месяцев, чтобы встретиться с каким-нибудь знакомым режиссером. Она говорила режиссеру, что уже не снимается в кино, а просто приглашала его поужинать с ней в «Боярском». Она никогда не появлялась в ресторане до того, как приходил ее гость. Анна давала гардеробщице немного денег, чтобы та сообщила ей о появлении гостя, и оказывалась в ресторане через несколько минут после его прихода. За ужином Анна обычно говорила режиссеру, что является большой поклонницей его творчества, вспоминая некоторые удачные, по ее мнению, сцены из его картин. Потом она заводила речь о какой-нибудь второстепенной героине, чей образ был хорошо прописан в сценарии, у которой были удачные реплики, но, поскольку это была героиня второго плана, зрители и критики не обратили на нее большого внимания. Она уверяла режиссера, что он очень тщательно и красиво создал образ этой героини. После ужина Анна никогда не предлагала режиссеру зайти в бар «Шаляпин» и тем более подняться в ее номер, чтобы выпить «на посошок». Актриса вежливо прощалась, говорила, что прекрасно провела с ним время, и желала ему хорошего вечера.Режиссер надевал пальто, смотрел, как она заходит в лифт, и думал о том, что, возможно, дни, когда Анна Урбанова была звездой, уже позади, но, вполне вероятно, он предложит ей роль второго плана в каком-нибудь из своих новых фильмов.Анна поднималась в расположенный на четвертом этаже номер, снимала и аккуратно вешала в шкаф вечернее платье, располагалась на кровати с книгой и ждала появления графа.Однажды один знакомый Анне режиссер предложил ей небольшую роль женщины средних лет, работавшей на заводе, который никак не мог выполнить план. До конца квартала остается всего две недели, рабочие приходят на собрание и хотят писать письмо руководству партии о том, что, увы, они не смогут выполнить план. На собрании рабочие обсуждают причины неудачи, когда поднимается Анна, чья голова повязана пролетарским платочком, и произносит зажигательную речь. После этого выступления члены рабочего коллектива отказываются от идеи писать письмо и решают приложить все силы и постараться выполнить план.Камера делает «наезд», и зрители крупным планом видят лицо Анны. Все понимают, что перед ними уже не очень молодая женщина, но она все еще красива, горда и сильна духом.И какой у нее голос…С первых же произнесенных Анной слов зрители понимают, что она не была бездельницей. Она прожила нелегкую, честную и трудовую жизнь. Она вдыхала городскую пыль, укладывала кирпичи, кричала, когда рожала детей, подбадривала своих подруг и коллег по цеху. В общем, у нее был искренний голос сестры, жены, матери и друга.Неудивительно, что эта ее речь заставляет женщин на заводе удвоить усилия и добиться перевыполнения показателей. Что важнее, на премьере фильма в пятнадцатом ряду зала сидел круглолицый и лысеющий поклонник, который встречался с Анной в баре «Шаляпин» в далеком 1923 году. В то время он занимался закупками кинооборудования, а потом стал большой шишкой в Министерстве культуры. Потрясенный речью Анны, бюрократ начал расхваливать актрису и при каждом удобном случае спрашивал у известных ему режиссеров, видели ли они прекрасную сцену, в которой та снялась. Этот человек регулярно присылал ей букет лилий всякий раз, когда Анна бывала в Москве…«Ах, вот оно что, – скажет читатель. – Вот как Анна спасла свою кинокарьеру…»Но не будем забывать, что Анна Урбанова – настоящий профессионал. Пребывание в членах Союза Униженных и Оскорбленных кое-чему ее научило. Она никогда не опаздывала, помнила слова героини, которую играла, и никогда ни на что не жаловалась. Партия поддерживала реалистичные кинокартины о рабочем классе, его страданиях и стойкости, поэтому в таких фильмах всегда могла найтись роль для красивой женщины с хриплым голосом. В общем, Анна прекрасно поняла «социальный заказ», и именно поэтому ее лицо снова появилось на экранах.Возможно, читатель скептически отнесется к такому повороту карьеры Анны. Хорошо, давайте немного поразмыслим.Допустим, в жизни читателя были моменты, когда он делал большие успехи. Читатель вспоминает эти моменты с гордостью и чувством уверенности в собственных силах. Но давайте хорошенько подумаем. Разве своим успехом читатель не был хотя бы частично обязан кому-то еще? Наставнику, учителю, другу семьи или однокашнику, которые дали ему добрый совет, замолвили словцо, рекомендовали и представили кому нужно?Поэтому не будем слишком глубоко вдаваться в «как» и «почему». Просто скажем, что ей дали квартиру на Фонтанке с мебелью, к которой были прибиты инвентарные таблички, и когда к ней приходили гости, она сама их встречала у дверей.В четыре сорок пять пополудни граф увидел у себя перед глазами пятизвездное созвездие Дельфина. Если провести пальцем линию меж двух нижних звезд этого созвездия и двигаться дальше, то выйдешь на созвездие Орла, по-латыни Aquila. А если вести пальцем вверх, то столкнешься с созвездием Пегаса. Ну а если двигаться вбок, попадешь к еще молодому небесному телу – солнцу, которое зажглось тысячи лет назад[56] и чей свет лишь сравнительно недавно достиг Земли, чтобы отныне и навсегда стать путеводной звездой для путников и искателей приключений…– Ты что там делаешь? – спросила Анна, повернувшись к графу лицом.– Мне кажется, я увидел у тебя на спине новую веснушку, – ответил он.– Неужели!Анна попыталась заглянуть себе через плечо.– Не волнуйся, она очень милая.– А где она?– Чуть восточнее Дельфина.– Какого еще дельфина?– Созвездия Дельфина. У тебя между лопаток.– А сколько у меня веснушек?– Сколько звезд на небе?– Бог ты мой…Она легла на спину.Граф закурил и глубоко затянулся.– Ты разве не знаешь историю созвездия Дельфина? – спросил он и передал папиросу актрисе.– А почему я должна ее знать?– Ты же дочь рыбака.…– Расскажи.– Хорошо. Жил да был богатый поэт по имени Арион. Он прекрасно играл на лире и изобрел дифирамб.– Что такое дифирамб?– Жанр древнегреческой хоровой лирики. Народные гимны – дифирамбы – исполнялись хором во время праздников. В общем, когда Арион плыл на корабле из Сицилии, команда решила его ограбить. Ему предложили самому выбрать, как умереть, – совершить самоубийство или быть брошенным в море. Выбор был не самым лучшим, и Арион запел грустную песню, которая была такой красивой, что к кораблю подплыла стайка дельфинов. И когда он ступил с борта корабля, чтобы броситься в море, дельфины подхватили его и доплыли с ним до берега. И чтобы увековечить это событие, Аполлон поместил изображение дельфина среди звезд на ночном небе.– Красивая история.Граф кивнул, взял у Анны папиросу и лег на спину.– Теперь твоя очередь, – произнес он.– Очередь делать что?– Рассказать историю о море.– Я не знаю никаких историй о море.– О, перестань! Наверняка твой отец рассказал тебе пару морских историй. Когда рыбаки на суше, они только и делают, что рассказывают морские истории.…– Саша, я должна тебе кое в чем признаться.– В чем?– Я не выросла на берегу Черного моря.– Не понимаю. Ты же мне рассказывала о том, что чинила сети и помогала отцу?– Мой отец был крестьянином из-под Полтавы.…– Зачем же ты выдумала историю о том, что выросла в семье рыбака?– Мне думалось, что ты подумаешь… что эта история тебе понравится.– Тебе думалось, что я подумаю… Странный оборот речи.– Согласна.Граф стал размышлять.– Но ты же прекрасно умеешь разделывать рыбу!– После того как я убежала из дома, я работала в одесском ресторане.– Как ты меня расстроила!Анна повернулась, чтобы видеть лицо графа.– А ты мне, между прочим, рассказывал совершенно невразумительные истории про нижегородские яблоки.– Это самые правдивые и достоверные истории!– Ах, оставь! Яблоки величиной с пушечное ядро? Яблоки всех цветов радуги?Ростов на мгновение задумался. Потом он потушил папиросу в стоявшей на столике пепельнице.– Мне пора идти, – сказал он и опустил ноги с кровати.– Постой, – произнесла она, взяв графа за руку. – Я вспомнила одну историю.– Какую?– Историю о море.Он закатил глаза.– Я совершенно серьезно. Эту историю мне рассказывала бабушка.– О море?– Да, о море. О молодом путешественнике, необитаемом острове и мешках, набитых золотом…Граф снова лег на кровать и сделал жест рукой, предлагая ей начать рассказ.– Жил да был одни богатый купец, – начала свой рассказ Анна. – У него было много торговых кораблей и три сына. Самый младший из них был небольшого роста. Однажды весной купец дал своим старшим сыновьям по кораблю, груженному мехами, коврами и льняными тканями, и отправил одного на восток, а