резкому падению урожайности. Однако количество городского населения продолжало расти, и партия не уменьшила, а увеличила продразверстку, то есть количество изымаемого у крестьян хлеба, и направила в деревни специальные отряды, которые должны были под страхом смертной казни обеспечить сдачу зерна в том количестве, которое требовалось государству.В 1932 году все это привело к тому, что в европейской части России и на Украине миллионы крестьян умерли от голода[67].1938ПрибытиеИтак, можно с уверенностью сказать, что жизнь в России начала 1930-х годов была далеко не простой.В результате голода в провинциях в 1932 году часть крестьян в конечном итоге переехала в города, население которых еще больше увеличилось, отчего возникли перебои с продуктами, стал ощущаться недостаток жилплощади и увеличилась преступность. Рабочие устали выполнять и перевыполнять план, усиливалось давление на творческую интеллигенцию, которая уже и не знала, что ей разрешено делать, а что – нет. Церкви грабили, взрывали или превращали в свинарники, а когда убили Сергея Кирова, то в стране начались чистки – преследование политически неблагонадежных элементов.Семнадцатого ноября 1935 года во время выступления на Первом всесоюзном совещании стахановцев генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Сталин сказал: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее…»Очень часто на то, что говорят политики, не стоит обращать слишком много внимания. Но когда такие слова прозвучали из уст Сосо, люди прислушались. Дело в том, что именно в таких фразах, произнесенных по не самым важным поводам, можно было проследить поворот в политике Центрального Комитета партии.За несколько дней до своего выступления на первом совещании стахановцев Сталин увидел в газете «Геральд Трибьюн»[68] фотографию. На ней были изображены три молодые русские женщины, стоящие у заводских ворот. Одеты они были в косынки и юбки, то есть по моде, одобренной партией. В обычной ситуации фотография бы согрела сердце любого, однако Сосо подумал, что, увидев эту фотографию и простую одежду девушек, западные читатели сочтут, что и через восемнадцать лет после революции русские женщины по-прежнему живут как крестьянки. И поэтому на совещании стахановцев он произнес эти слова, которые в определенном смысле изменили ход развития всей страны.Партийные аппаратчики внимательно читали «Правду». Увидев утверждение о том, что жизнь стала лучше, они поняли, что настал поворотный момент. Все шло настолько успешно, что партия и народ могли себе позволить чуть больше, чем раньше, – чуть больше роскоши, чуть больше смеха и чуть больше удовольствия. Очень быстро вернулись цыганские песни и новогодние елки (и те и другие были в своего рода опале). Жену министра иностранных дел Полину Молотову назначили ответственной за создание новых советских духов. На заводе по производству шампанских вин «Новый Свет» на иностранном оборудовании стали производить шампанское. Члены Политбюро начали носить не военные френчи, а сшитые на заказ костюмы, да и девушки-работницы, закончив свой трудовой день, уже хотели выглядеть не как крестьянки, а как изысканные парижанки[69].Таким образом, слова Сосо «жить стало лучше, жить стало веселее» в чем-то схожи со словами известного персонажа Книги Бытия, говорившего: «Да будет это», и «Да будет то». В общем, после этих слов Сосо жить в России действительно стало лучше!И вот доказательство: две девушки идут по Кузнецкому Мосту. На них яркие приталенные платья. На голове одной широкополая желтая шляпа, под полями которой – длинные накрашенные ресницы. Девушки ощущают под ногами звуки проходящего под ними поезда метро. Незадолго до этого в Москве были открыты первые станции метрополитена. Они останавливаются около витрины ЦУМа и рассматривают выставленные в ней пирамиды туфель на высоких каблуках, шляп и часов.Эти девушки живут в коммунальных квартирах и стирают свои вещи в общей ванной. Вы думаете, что им неприятно смотреть на выставленные в витрине богатства? Совсем нет! Они могут этим вещам удивляться и завидовать тем, у кого эти вещи есть. Дело в том, что и эти девушки могут купить все, что стоит на витрине. До недавнего времени в ЦУМ ходили только иностранцы и партийная элита, но эти времена уже прошли. Начиная с 1936 года магазин открыт для всех граждан, которые готовы платить валютой, серебром или золотом. На цокольном этаже ЦУМа расположен отдел скупки драгоценностей, где можно за полцены продать фамильные бриллианты.Вот видите, жить действительно стало веселее.Две хорошо одетые девушки осмотрели экспозицию на витрине, представили себе, что смогут купить все это, а также и большие квартиры со шкафами и кладовками, в которых можно будет хранить все эти шляпы, обувь и часы, и пошли на обед с двумя молодыми людьми с хорошими связями.Девушки ждут зеленого сигнала светофора, чтобы перейти Театральный проезд. Они пересекают улицу, входят в отель «Метрополь» и по пути в ресторан «Пьяцца» минуют стойку, за которой стоит представительного вида седовласый консьерж…– О, наконец-то, конец весны! – сказал граф Василию, который просматривал список заказов столиков на сегодняшний вечер. – Если судить по длине юбок вон тех дам, то на улице все еще плюс пятнадцать, несмотря на то, что сейчас уже семь часов. Через несколько дней парни начнут воровать цветы из Александровского сада, а Эмиль будет раскладывать горох по тарелкам…– Вне всякого сомнения, – ответил Василий тоном библиотекаря, соглашающегося с ученым.Днем на кухню «Боярского» прислали первую в этом году партию местной клубники, и Эмиль дал графу горсточку ягод, чтобы тот съел их на завтрак следующим утром.– Скоро лето, дни будут длинными, ночи короткими, а жизнь станет беззаботной, – заметил граф.– Александр Ильич!Граф не ожидал, что к нему обратятся по имени и отчеству. Он обернулся и увидел перед собой молодую женщину в брюках. Она была невысокого роста, у нее были прямые светлые волосы, синие глаза, и производила она впечатление человека, уверенного в себе и своих силах.– Нина! – воскликнул граф. – Как я рад тебя видеть! Сколько лет, сколько зим… Ты давно в Москве?– Можно переговорить с вами наедине?– Конечно…Граф почувствовал, что цель визита Нины – глубоко личная, и отошел на несколько шагов от стойки консьержа.– Мой муж… – начала Нина.– Ты замужем! – воскликнул граф.– Да, мы со Львом поженились шесть лет назад. Мы вместе работали в Иванове…– Я его помню!Нина покачала головой, вероятно, раздосадованная тем, что Ростов ее постоянно прерывает.– Вы вряд ли встречались.– Ты права. Мы не были представлены, но он заходил вместе с тобой в отель перед вашим отъездом.Граф улыбнулся, вспомнив красивого комсомольского вожака, который отправил товарищей и остался ждать Нину.Нина попыталась вспомнить, когда они с мужем были в «Метрополе», но потом махнула рукой, потому что в конечном счете не имело никакого значения, были они в отеле или нет.– Умоляю, Александр Ильич. У меня очень мало времени. Две недели назад нас вызвали из Иванова для того, чтобы мы приняли участие в конференции о будущем планирования в сельском хозяйстве. В первый день конференции Лев был арестован. Мне удалось узнать, что его держат на Лубянке. Но к нему меня не пустили. А вчера мне стало известно, что ему вынесли приговор и осудили на пять лет исправительных работ в Сибири, куда сегодня его отправят поездом. Я должна следовать за ним. И пока я найду там работу и устроюсь, кто-то должен заботиться о Софье.– О Софье?Граф последовал за Ниной, которая подошла к сидевшей в кресле девочке на противоположной стороне фойе. Это была девочка с черными как смоль волосами и белой кожей. Девочке было пять или шесть лет, и, сидя на высоком кресле, она болтала в воздухе ногами.– Я сейчас не могу взять ее с собой. Мне придется отсутствовать месяц, может быть, два. Как только я найду работу и квартиру, сразу вернусь за ней.Нина объяснила свою ситуацию как ученый – вот факты, а вот их последствия. В ее описании не было места лишним чувствам и, главное, страху, словно она описывала физические законы, определявшие притяжение Луны к Земле. Но графа эта новая информация слегка шокировала – муж, арест, дочь, Лубянка, лагеря…Граф колебался и не мог принять решения, и тут Нина – самый независимый и полагающийся только на свои силы человек – схватила его за руку.– Александр, мне больше некого попросить, – сказала она и добавила: – Умоляю…Нина и Ростов подошли к сидевшей в кресле девочке. Как уже было сказано, Софье было пять или шесть лет, у нее были черные волосы, светлая кожа и темно-синие глаза. Если бы графа познакомили с ней при других, не столь драматичных обстоятельствах, он бы наверняка отметил, что ребенок являл собой идеальный пример Нининой философии практичности. Волосы Софьи были почти такими же короткими, как у мальчика, девочка была очень просто одета, и на лоскутной кукле, которую она держала в руках, не было платья.Нина присела на корточки напротив дочери и, положив руку на ее колено, заговорила нежным голоском, которого граф прежде никогда у нее не слышал:– Соня, это дядя Саша, о котором я тебе много рассказывала.– Тот, который подарил тебе красивый бинокль?– Да, тот самый, – ответила Нина с улыбкой.– Здравствуй, Софья, – сказал граф.Нина объяснила дочери, что, пока она будет искать новую квартиру, Софья поселится в красивом отеле. И пока мамы не будет рядом, Софья должна уважать и во всем слушаться дядю.– А потом мы с тобой сядем на поезд и поедем к папе, – сказала девочка.– Да, милая моя, так все и будет. Сядем на поезд и поедем к папе.Софья старалась держаться, но она еще не умела, как ее мама, контролировать свои чувства. Она не просила, не умоляла, не расстраивалась, но, когда она кивнула, по ее щекам текли слезы.Нина утерла слезы дочери с одной щеки большим пальцем, а с другой – тыльной стороной ладони. Потом Нина внимательно посмотрела в глаза Софьи, чтобы убедиться, что та больше не плачет. Она кивнула, поцеловала дочь в лоб и отвела ее к стоявшему чуть в стороне графу.– Вот, – произнесла Нина, протягивая Ростову матерчатый, похожий на солдатский, рюкзак. – Здесь Сонины вещи. И, мне кажется, это вы тоже можете взять. Возможно, даже лучше ей не показывать. В общем, не знаю, – добавила она и передала Ростову фотографию без рамки.Потом Нина пожала графу руку и быстро пошла в сторону двери. Так быстро, чтобы не передумать.Граф долго следил за ней глазами после того, как она вышла на улицу. Нина пересекла Театральную площадь точно так же, как и восемь лет назад. Когда она исчезла из виду, Ростов посмотрел на фотографию. На фото были изображены Нина с мужем. По лицу Нины граф определил, что фото было сделано несколько лет назад. И тут граф понял, что Нина не вышла замуж за комсомольского красавца вожака, который ждал ее в фойе гостиницы. Она вышла замуж за того увальня в матросской фуражке, который принес ей из гардероба пальто.Разговор графа с Ниной от начала до конца занял меньше пятнадцати минут. Граф даже не успел обдумать обязательства, которые теперь на него свалились.«Хорошо, что ее оставляют всего на месяц или два, – подумал он. – Я не должен буду заниматься ее образованием и воспитанием, в том числе и религиозным. Впрочем, я являюсь ответственным за здоровье ребенка и за то, чтобы ей было хорошо и удобно, даже если бы она осталась у меня всего на один день».Что она будет есть? Где она будет спать? В тот вечер у графа был выходной, но что делать с девочкой на следующий день, когда ему предстоит надеть белую куртку и спуститься в ресторан «Боярский»?Но давайте представим, что, прежде чем дать Нине согласие и взять на себя заботу о ребенке, граф имел бы возможность подумать. Приняв во внимание все сложности, связанные с заботой о маленьких детях, и отсутствие личного опыта, пришел бы граф к выводу, что он – самый неподготовленный и неподходящий человек во всей Москве, чтобы позаботиться о ребенке? У графа не было ни времени, ни склонности к воспитанию детей, но если бы ему даже дали время подумать, ответил бы он отказом на Нинину просьбу?Нет, граф бы не отказал Нине.Да и как бы у него язык повернулся? Ведь она много лет назад, еще ребенок, подошла к нему в ресторане «Пьяцца» и стала его другом. Именно Нина показала Ростову потайные места в отеле и подарила ключ, открывавший все двери. И когда друг просит о помощи (особенно тот друг, которому вообще тяжело просить других об одолжении), граф не в силах ему отказать.Он положил фотографию в карман, собрался с мыслями и повернулся к девочке, которая на него смотрела.– Ну что, Софья, есть хочешь? Не проголодалась?Девочка покачала головой.– Ну, тогда пойдем наверх, и я тебе покажу, где мы живем.Ростов помог Софье слезть с кресла, и они пересекли фойе отеля. Когда они подошли к лестнице, граф заметил, что девочка во все глаза смотрела на открывавшуюся дверь лифта, из которой вышли двое гостей.– Ты когда-нибудь ездила в лифте? – спросил он ее.Она отрицательно покачала головой.– Ну, в таком случае…Граф придержал двери лифта и показал Софье рукой, чтобы она входила. Девочка вошла в лифт, отодвинувшись к стене, чтобы дать место графу. Двери закрылись.Граф нажал кнопку пятого этажа. Кабина дернулась и поехала вверх. Софья взялась рукой за стенку лифта и слегка наклонилась вправо, чтобы сквозь решетку видеть, как они проезжают один этаж за другим.– Voila![70] – проговорил граф, когда лифт остановился.Он довел Софью до служебной лестницы и начал уже подниматься, но тут обернулся и увидел, что Софья подняла вверх руки, показывая, что хочет, чтобы ее взяли на руки.– Хм… – произнес граф, наклонился и взял ее на руки.Она зевнула.Ростов посадил девочку на кровать, ее рюкзак поставил на стол великого князя и сказал, что сейчас вернется. Он достал из чемодана одеяло и подумал, что из этого одеяла и одной из своих подушек ему нужно соорудить ей небольшую кровать на полу. И ночью надо будет ходить очень аккуратно, чтобы на нее не наступить.Впрочем, графу не стоило волноваться о том, что ночью он может наступить на Софью. Когда он вернулся в комнату, то обнаружил, что девочка забралась под его одеяло и крепко спала.Некоторые измененияНикогда в жизни звон колокольчика не казался таким желанным. Ни в Москве. Ни в Европе. Ни во всем мире. Даже француз Жорж Карпантье после третьего раунда схватки с американцем Джеком Демпси не был так рад слышать звук гонга[71], как граф в тот день, когда часы в его комнате пробили двенадцать. Даже жители Праги не были так рады слышать звон колоколов, возвещавших конец осады города Фридрихом Великим.Так почему же граф с таким нетерпением ждал боя часов? Что сделал маленький ребенок для того, чтобы он отсчитывал минуты до обеда? Может быть, девочка постоянно болтала? Или ерзала на стуле и хихикала? Или, может, она громко расплакалась, начала плохо себя вести или дуться?Совсем нет. Напротив, она вела себя очень тихо.Даже слишком тихо.Софья проснулась, оделась и, не говоря ни слова, заправила кровать. Когда граф предложил ей завтрак, она вела себя скромно и клевала еду, словно монах-траппист. Она съела все, что было у нее на тарелке, забралась на стоявший перед письменным столом стул графа, села на свои ладони и молча направила на него свой взор. И что это был за взор! Эти темно-синие глаза, которые не давали графу покоя. В этом взгляде не было нетерпения или застенчивости. Казалось, он говорил: «Дядя Александр, что будем делать дальше?»Действительно, что будем делать? Они заправили свои кровати, съели бисквиты, и впереди их ждал целый день. Шестнадцать часов. Девятьсот шестьдесят минут. Пятьдесят семь тысяч шестьсот секунд.Графа угнетала мысль о том, чем он будет занимать девочку.Впрочем, граф Александр Ростов был известным мастером беседы. Во время свадеб и именин в Москве и Петербурге его всегда сажали рядом с самыми молчаливыми гостями. С самыми чопорными троюродными дядьями и троюродными тетушками. Рядом с неразговорчивыми и застенчивыми. Все знали, что граф способен увлечь разговором любого человека.Представим, что граф сидел бы рядом с Софьей во время званого ужина или в купе поезда, как бы граф повел себя в этом случае? Он бы задал девочке самые простые и естественные вопросы: «Откуда ты, друг мой? А-а-а, из Иванова. Никогда не был в Иванове, но с удовольствием бы туда съездил… А в какое время года лучше всего посетить Иваново? И что ты рекомендовала бы там посмотреть?»– Скажи мне… – произнес граф, и тут Соня широко открыла глаза.Граф начал было говорить, но потом остановился. Он вдруг осознал, что не сидит с ней на званом ужине и не едет в комфортабельном купе. Софья была ребенком, у которого сейчас не было своего дома. Если граф поднимет разговор об Иванове и о том, как девочка там жила вместе с родителями, ей станет грустно, она почувствует, что потеряла дом и родители ее временно покинули.– Послушай, расскажи мне… – снова заговорил граф, чувствуя, что у него начинает кружиться голова. Глаза девочки открылись еще шире.Тут графа осенило.– Как зовут твою куклу? – спросил он.– У нее нет имени.– Ну как же так? У куклы обязательно должно быть имя.Софья посмотрела на графа и потом наклонила голову, как это делают вороны.– А зачем?– Как зачем? – удивился граф. – Чтобы к ней по имени обращаться. Чтобы можно было позвать куклу пить чай, обратиться к ней из другого угла комнаты, обсуждать ее, когда она не рядом, и даже о ней молиться. Кукле нужно имя точно так же, как имя нужно тебе.Софья обдумывала полученную информацию. Граф наклонился к ней, готовый при необходимости предоставить более подробные объяснения. Но девочка кивнула и сказала: «Ну, тогда я назову ее Куклой».Она посмотрела на графа огромными синими глазами, в которых Ростов прочитал вопрос: «Хорошо, с этим мы разобрались. Что дальше?»Ростов откинулся на спинку стула и мысленно «прокрутил» ряд светских вопросов, которые мог бы задать девочке, и решил, что ни один из них для данной ситуации не подходит. Потом он обратил внимание на то, что Софья смотрит на что-то, расположенное за его спиной.Граф повернулся.«О, – подумал он и улыбнулся, – она смотрит на фигурку из слоновой кости. Выросший в провинции ребенок никогда не видел слона и, вполне возможно, не представляет, что такие животные существуют. Наверное, она сейчас думает о том, что это за зверь. Млекопитающее или рептилия? Настоящее или мифическое животное?»– А ты раньше видела что-то подобное? – спросил он, показав большим пальцем на стоявшего за его спиной слоника.– Слона или лампу? – уточнила девочка.Он откашлялся.– Слона.– В книжках видела, – грустно призналась девочка.– Это совершенно замечательное животное. Просто чудо.Ростов понял, что нашел интересующую девочку тему и, активно жестикулируя, принялся описывать слонов:– Они живут в Африке, и взрослые особи могут достигать веса в семь тонн. Ноги слонов толстые, как стволы деревьев, и купаются они, набрав хоботом воду и обрызгивая себя…– А где ты видел слона? – перебила его девочка. – В Африке?– Ну, не в Африке…– А где?– В книжках…– Ясно, – произнесла Софья, и на этом обсуждение слонов закончилось, словно отрезанное гильотиной.……Граф задумался, что такого интересного он видел сам, что могло бы заинтересовать девочку.– Рассказать тебе историю про принцессу? – спросил граф.– Век аристократии закончился, и началась эпоха простых людей, – с гордостью сообщила ему Софья, словно по памяти отбарабанила таблицу умножения.– Да, – согласился граф. – Где-то я это уже слышал.……– А ты любишь картинки рассматривать? – спросил он девочку и показал ей иллюстрированный путеводитель по Лувру, который взял из своих хранившихся в подвале книг. – Вот, посмотри, пока я умоюсь.Софья чуть придвинулась к столу и отложила Куклу в сторону, чтобы взять в руки книгу.Граф зашел в ванную, снял рубашку, помылся до пояса, потом намазал пеной щеки.«Что же это такое, – думал он. – Девочка весит от силы тринадцать килограммов, ростом – метр с кепкой, все ее вещи уместятся в тумбочном ящике, она редко говорит, если, конечно, с ней не заговорить первым, и ее сердце бьется не громче сердца птицы. Интересно, почему она занимает так много места?»За все годы жизни на чердаке отеля «Метрополь» граф привык считать, что размер его комнаты вполне достаточен для нормальной жизни. По утрам ему хватало места для того, чтобы делать приседания и отжимания, позавтракать и спокойно почитать, сидя на стуле. По вечерам размера комнаты было достаточно, чтобы сидеть, вспоминать, мечтать и хорошо выспаться. Но появление маленькой девочки с куклой словно изменило размер комнаты. Было такое ощущение, что из-за нее потолок стал ниже, пол выше, а стены как бы сдвинулись внутрь. Графу казалось, что, куда бы он ни ступил, там уже находилась Софья. Когда граф проснулся после неудобной ночи, проведенной на полу, и собирался делать гимнастику, выяснилось, что девочка стоит посреди комнаты прямо в том месте, где он обычно занимался. За завтраком она съела большую часть клубники, которую дал ему Эмиль, а когда граф собирался макнуть свой второй бисквит в кофе, она с таким вожделением посмотрела на лакомство, что у графа не осталось выбора. Он вздохнул, спросил, хочет ли она бисквит, и отдал его ей. А когда граф решил сесть на стул, чтобы почитать книгу, то оказалось, что на нем уже сидит Софья.Граф понял, что все еще стоит перед зеркалом в ванной, смотрит на свое отражение и размахивает кисточкой для бритья.«Боже ты мой, – подумал он. – Что же со мной происходит?Уже?Мне всего сорок восемь лет.Александр Ростов, неужели ты уже закостенел в своих привычках?»В молодые годы графу никогда никто не мешал. Как только он просыпался, он всегда был рад компании.Когда он читал, сидя на своем стуле, никто не мог ему помешать и ничто не могло его отвлечь. Ему даже нравилось читать, когда в комнате было шумно. Ему не мешали крики торговцев на улице, доносившиеся из соседней квартиры звуки пианино, шаги на лестнице. Граф совершенно не возражал против того, чтобы кто-нибудь из друзей постучался к нему и сообщил, что его ждут в стоящем у подъезда дилижансе, чтобы вместе отправиться навстречу приключениям. (Скажите пожалуйста, для чего нумеруют страницы в книгах? Только для того, чтобы было легче найти место, на котором тебя отвлекли от чтения!)Что до вещей, Ростов никогда не придавал им большого значения. Он всегда был готов отдать знакомому свой зонтик или дать почитать свою книгу (его совершенно не смущало то, что ни зонтик, ни книги ему никогда не возвращали).А его привычки? Он гордился их отсутствием. Он мог позавтракать и в десять утра, и в два дня. В ресторане он никогда не заказывал одно и то же блюдо в течение целого сезона. Он путешествовал по меню, как Ливингстон по Африке или Магеллан по морю.В двадцать два для графа не существовало ничего в мире, что могло бы причинить ему неудобство или прервать его занятие. Любой неожиданный комментарий, поворот событий или появление человека он воспринимал как подарок или салют в летнем небе, то есть как что-то, приносящее лишь радость и удовольствие.Но теперь, судя по всему, эти времена прошли…Появление в его жизни маленькой девочки помогло ему понять, как все обстоит на самом деле. Он увидел, что у него появилось множество привычек, которые он не хотел менять. Оказалось, что граф привык завтракать в определенное время, ему нравилось пить кофе и есть бисквиты в обстановке, когда его никто не отвлекает. Он любил читать, сидя на