– Да ладно тебе, Бакли не так уж плох. – Боже, да ты его защищаешь! – удивляется Киран. Джейн поднимается на площадку второго этажа и упирается в Джаспера. Пес становится перед Джейн и недовольно рычит в ответ на попытки его обойти. Джейн вздыхает и останавливается, чтобы кое-что дописать в свой блокнот. Она поворачивается к картинам, чтобы со стороны казалось, будто она делает заметки об искусстве. «Бакли Сент-Джордж, – пишет она. – Богатый и избалованный». Затем Джейн рисует звездочку напротив имени Филиппа, поскольку объяснение Фиби кажется ей до жути нелепым, и дописывает: «Зачем Колин встречается с Киран, если она так ужасно с ним себя ведет?» У нее за спиной раздается кашель. Это Колин, который стоит несколькими ступенями ниже и смотрит на Джейн, удивленно подняв брови. – Привет, – говорит он. – Привет, – отвечает Джейн, захлопывая блокнот. – Что пишешь? Заметки о картине? Джейн смотрит на картину. Это тот самый высокий холст маслом с изображением комнаты с сохнущим зонтом. – Я делала записи о зонтике, – сказала она со значением, запоздало вспомнив, что Колину, понятия не имеющему о ее хобби, это ничего не скажет. – Несомненно. Я бы решил, что ты планируешь ограбление, если бы эта картина могла хоть кому-то понадобиться. Он ее дразнит. Не похоже, что Колин всерьез хочет в чем-то ее обвинить. – Почему нет? – Джейн цепляется за возможность узнать об ограблениях побольше. – По-моему, она милая. – Она слишком большая – тебе не унести. И потом, она почти ничего не стоит. – А может, я хочу украсть картину, потому что она мне нравится? – Ее нарисовал художник с очень посредственными способностями, – говорит Колин. – Ты так считаешь? – Джейн искренне удивлена. – Я имею в виду, что… – Он не принадлежал ни к какой конкретной школе, – перебивает ее Колин. – Зная Октавиана, предположу, что он просто купил полотно на блошином рынке. – И все же есть в ней какое-то обаяние, особенно для любителей зонтиков. Почему ты так хочешь убедить меня в том, что она ничего не стоит? – Потому что, – раздается из-за угла голос Люси, – когда Колин видит, что другие проявляют интерес к картине, которая, на его взгляд, ничего не стоит, он начинает переживать, не упустил ли чего-то важного. Губы Джейн непроизвольно растягиваются в улыбке, и это заставляет Люси рассмеяться. – Это же мой двоюродный брат, я его как облупленного знаю. – Получается, – говорит Джейн Колину, – ты пытаешься убедить меня в своей правоте, потому что боишься узнать, что это не так? Джейн так и не суждено узнать, какой тирадой собирался разразиться возмущенный Колин. Их беседу прерывает жуткий грохот снизу, а за ним – череда громких воплей. Джейн, Люси и Колин смотрят друг на друга в изумлении. Затем, вместе с путающимся под ногами Джаспером, бросаются к перилам. Рави стоит в темном зале приемов, вертит что-то в руках и что есть мочи орет: – Октавиан! Октавиан!!! Под его ногами валяются осколки вазы, цветы рассыпаны по шахматному полу. – Октавиан! – снова кричит он. Его голос, кажется, достигает самого потолка и, отталкиваясь, разносится по всему Дому. – Колин, – помертвевшим голосом говорит Люси. – Это нижняя часть скульптуры Бранкузи? Пьедестал от рыбы из зала? – Да, – отвечает изумленный Колин. – Но где остальное? Где рыба? – Откуда мне знать? – Колин. – В голосе Люси появляется металл. – Где. Рыба. – Да откуда мне знать?! Это ты у нас детектив, а не я! Ты что, думаешь, что это я ее сломал?! Люси пренебрежительно машет рукой и начинает спускаться к Рави. Уборщики и декораторы, бросив все дела, глазеют на его буйство. Айви застыла рядом с Киран и Фиби. Все они не отрывают взглядов от Рави. Джейн волною обдает странное чувство панического облегчения. Надо же, теперь и пропавший Бранкузи прислал весточку. Джейн вспоминает, как девочка, похожая на Грейс Панзавекки, несла что-то в зал приемов. Мог ли это быть пьедестал от рыбы? Джейн вдруг понимает, что белая плюшевая сумка с утками в руках у Филиппа Окада была сумкой для подгузников. Малыш Лео Панзавекки болен. Ребенок пропал. Филипп Окада – врач. Что здесь происходит? Какой-то сложный заговор с участием Панзавекки, их доктора, слуг и кражей произведений искусства? Джейн изучает Айви. Та участливо, но довольно спокойно наблюдает за Рави. Она не выглядит слишком уж удивленной. Джейн отмечает, что Патрика здесь нет. – Позволь мне взглянуть. – Люси протягивает руки к тому, что осталось от скульптуры, но Рави не расстается со своим погубленным сокровищем. Не обращая на девушку внимания, он с утроенной мощью продолжает вопить: – Октавиан!!! Октавиан!!! Наконец в зал врывается миссис Вандерс. – Замолчи! – рявкает она на Рави. – Что, ради всего святого, здесь происходит?! – Вот! – орет Рави, тыча пьедесталом ей в лицо. – Вот что со мной происходит! Увидев пьедестал, миссис Вандерс застывает на месте. Джейн не видит ее лица, видит лишь, как Рави протягивает ей пьедестал. Одним пальцем миссис Вандерс касается какой-то точки на плоской зеркальной поверхности камня, а затем облегченно выдыхает. – Дай взглянуть, – говорит Люси. Миссис Вандерс передает ей обломок. Люси касается того же места и кивает внимательно наблюдающей за ней экономке. – Рави, скульптуру сняли прямо с основания. Если сама скульптура не повреждена, ее легко будет прикрепить на место, как только она найдется. – Как только она найдется? – переспрашивает Рави. – Как только найдется?! – Он снова срывается на крик. – Рави, глубоко вдохни и успокойся, – советует миссис Вандерс. – Скажи лучше, где ты это нашел? Рави тычет в ряд столов у стены: – Там. Кто-то поставил на него вазу: типа, это украшение для вечеринки! – Хорошо, – говорит миссис Вандерс. – Еще один вдох. – Прошлой ночью его здесь не было. – Рави пытается говорить спокойно. – Кто-то взял статую, отломил рыбу, а потом поставил пьедестал обратно. Какой псих мог это сделать?! И если он мог сотворить такое с Бранкузи, – в его голосе вновь появляются истеричные нотки, – то что он сделал с Вермеером?! Мне нужен список всех, кто входил и выходил из Дома. Немедленно! – Отлично! – Голос миссис Вандерс полон сарказма. – Поставщики продуктов, музыканты, обслуживающий персонал, жильцы Дома и гости. Устроим допрос прямо сейчас или чуток подождем? – Почему ты так говоришь?! – кричит Рави. – Разве ты не понимаешь, что здесь произошло?! Внезапно он поворачивается к Фиби Окада: – Где твой муж? – Рави брызжет слюной. – Он ведь уехал с острова? Фиби смотрит на Рави с каменным лицом: – Я притворюсь, будто не заметила, что ты только что пытался обвинить моего мужа в воровстве. Затем она покидает комнату, скрываясь в венецианском дворике. Ее лицо закрыто и напряженно. – Послушай, Рави, – миссис Вандерс пытается его успокоить, – Филипп Окада – врач, он выехал по срочному вызову. – Вы уже связались с ФБР? – не успокаивается тот. – Как? – интересуется миссис Вандерс. – Телепатически, стоя здесь и выслушивая твою истерику? – То есть вы не связались с ФБР?! – Рави снова кричит. – Может, вы забыли о Вермеере?! – Рави, конечно, я сообщу о пропаже в соответствующие органы. Но тебе следует успокоиться и понять, что произошедшее с Бранкузи нельзя ставить в один ряд с подменой Вермеера. Это больше похоже на шалость или досадную случайность. – Кому придет в голову шалить с уникальной работой гения? – негодует Рави, снова повышая голос. – Срочно звоните в ФБР, в ЦРУ, в Интерпол! Мое произведение искусства сейчас может быть где-нибудь в Гонконге! Люси! – Я здесь, Рави. – Люси стоит рядом с ним, все еще прижимая пьедестал к груди. Побледневшая, она выглядит так, словно ее подташнивает. – Люси. – Рави хватает ее за плечи и немного встряхивает. – Ты найдешь мою статую? – Рави, милый, – отвечает девушка. – Я сделаю все, что смогу. – Спасибо, – говорит он. – Спасибо тебе. Рави отпускает Люси, она теряет равновесие и чуть не падает, но он едва ли замечает это: его взгляд вновь сосредоточен на миссис Вандерс.