– Мы должны отменить Праздник! – говорит он. – Мы не отменяем Праздники, – возражает она. – Праздник – идеальное прикрытие для того, кто собирается незаметно ускользнуть с похищенным. – Рави Трэш, – чеканит миссис Вандерс. – Вот уже более ста лет в честь каждого времени года в этом Доме устраивается праздничный вечер. Ни война, ни Великая депрессия, ни сухой закон, ни смерть трех Октавианов Трэшей не стали помехой для этого. Рави свирепо смотрит на нее, затем делает шаг в сторону и рычит, задрал голову к потолку: – Октавиан! Просыпайся и спускайся сюда, черт тебя побери! – Сходи к нему в комнату, Рави, – тихо говорит ему Айви. – Ты же знаешь, днем он не поднимется с постели. Рави оборачивается на ее голос, его плечи опускаются. – Может, ты сходишь со мной, Айви-бин? – просит он. – Сходи со мной, мне будет спокойнее. – Я схожу с тобой, если ты успокоишься сейчас, – отвечает Айви. – Прости, что мы потеряли твою рыбу. – Сейчас он напоминает маленького мальчика. – Это не моя рыба, – мягко говорит Айви. – Она твоя. – Но ты всегда любила ее больше всех. – Рави протягивает руку, чтобы ее обнять. Они вместе идут к лестнице и начинают подниматься по ступенькам. Миссис Вандерс провожает их опасливым взглядом, потом, не глядя на Люси, протягивает ей руку. Та, не оборачиваясь, возвращает постамент. На миг взгляд Люси останавливается на бледном как полотно Колине, который все еще стоит рядом с Джейн. Люси достает из кармана телефон. – Ты в порядке? – спрашивает Джейн у Колина, поскольку выглядит он неважно. – Тяжело видеть Рави в таком состоянии. – Он определенно знает, как устроить представление, – говорит Джейн, гадая, не потому ли миссис Вандерс не хотела рассказывать ему о Вермеере. Но почему она так уклончива, когда речь заходит о звонке в ФБР? – По правде говоря, я переживаю еще и за Люси, – продолжает Колин. – Представляю, какое это унижение для нее: кража шедевра прямо из-под носа, да еще сразу после того, как она упустила Рубенса. – Да уж, – соглашается Джейн. – Как если бы вор публично заявил, что как частный детектив она – пустое место и он не принимает ее всерьез. Удар ниже пояса. – Как думаешь, кто это сделал? Колин с хмыканьем пожимает плечами: – Какой-то дурак. – Разве это не страшно? – спрашивает Джейн. – Думать, что в доме находится вор? – Еще как, – соглашается Колин. – Но не стоит слишком уж переживать. Ведь у нас есть Люси. – Ты знаешь, кого она подозревает? – Она не делится со мной такими вещами! – Раздражение Колина кажется Джейн любопытным. Ей не терпится поскорее вернуться к себе и спокойно все обдумать. Но когда она уже разворачивается, чтобы уйти, Колин говорит: – Киран упомянула, что ты делаешь зонтики. Ты это имела в виду, когда говорила, что занимаешься творчеством? Джейн вздрагивает: – Ничего особенного. Просто хобби. – Понимаю, – кивает Колин. – Классное хобби. – Спасибо, – сдержанно благодарит Джейн и вновь поворачивается, чтобы уйти. Колин увязывается за ней, и Джейн это совсем не нравится. Она снова замирает. – Извини. – Колин явно смущен. – Клянусь, я не буду тебя преследовать. Я просто интересуюсь зонтиками. – Если честно, я не хочу о них говорить. И тем более не хочу их тебе показывать. – Что ж, спасибо за прямоту. Прости, ничего не могу с собой поделать. Такая уж у меня работа – проявлять любопытство, если слышу о новом для себя виде искусства. – О, я всего лишь дилетант. Мои зонтики – баловство, а никакое не искусство. Колин вскидывает руки, словно сдаваясь, и виновато улыбается: – Знаю, знаю. Еще раз прости. Забудь. Сейчас я провожу тебя до комнаты и обещаю – ни слова о зонтиках! Идет? – Надеюсь. Они поднимаются по лестнице, Джаспер плетется следом. – Бранкузи – странный выбор для кражи, – говорит Колин. – Скульптура немаленькая. Ее так просто не унесешь. – Как хоть выглядит эта рыба? – спрашивает Джейн. – Я узнаю ее, если увижу? – Плоский продолговатый кусок мрамора. – Звучит довольно абстрактно, – замечает девушка. – Красивая? – Немного не в моем вкусе. Но, несомненно, ценная. – А без пьедестала рыба будет что-то стоить? – Что-то, конечно, будет. Но пьедесталы Бранкузи являются неотъемлемой частью его работ. Тот пьедестал был создан специально для рыбы. Они неотделимы. Крайне нелепо выставлять их по отдельности. – Выходит, это до ужаса глупая кража. – Еще какая, – соглашается Колин. – Я бы даже сказал, это ближе к вандализму. Как тебе нравится этот безумный китч? – спрашивает он, легонько пиная голову Капитана Полярные Штаны. – Дядя Бакли обожает эту штуку. – Правда? – Джейн не прочь узнать побольше о знаменитом избалованном дяде Бакли. – Я сразу представляю себе человека… искушенного. – У него тоже эклектичные вкусы. Вообще-то… Все-все, не важно. – Он снова делает извиняющийся жест. – Я ведь обещал тебе – ни слова о зонтиках. Он дразнит Джейн, и это работает. Теперь она сгорает от любопытства, гадая, что же он хотел рассказать о дяде Бакли и как это связано с зонтиками. – Если речь не о моих зонтах, то я не возражаю. – Ну, – ухмыляется Колин, – я только хотел сказать, что дядя Бакли их коллекционирует. Почти к каждому наряду у него есть отдельный зонт. – Правда? – О да. В горошек, в полосочку, с цветочными принтами. Ему хочется, чтобы зонтики делали необычными – в виде лягушачьей головы, например, или в форме машины «фольксваген-жук». – Да ладно! – Ага. Он – именно тот человек, который однажды может помочь тебе. Если ты когда-нибудь решишь, что готова показать кому-нибудь свои зонтики. Но стоп, кажется, я опять перешел черту. – Что значит помочь мне? – спрашивает Джейн, не в силах остановиться. Она ведь как раз делает необычные зонтики! Чего стоит один ее зонтик в виде яйца! Это одно из ее лучших творений и один из немногих зонтов, который она, пожалуй, готова кому-то показать. – Он находит покупателей на произведения искусства, – объясняет Колин. – Я помню, ты не считаешь свои зонтики искусством. Но если ты продолжишь работать в этом направлении, возможно, когда-нибудь они им станут, и партнерство с дядей Бакли – то, что может буквально взорвать жизнь художника. Конечно, в хорошем смысле. Джейн снова замирает. Тетя Магнолия, поэтому ты хотела, чтобы я сюда приехала? Чтобы кто-то увидел мои зонтики и взорвал мою жизнь в хорошем смысле? Колин неловко мнется возле Джейн, делая вид, что рассматривает картины, пока она ведет свой внутренний монолог. – Все хорошо? – наконец спрашивает он. – Если я покажу тебе свои зонтики, – говорит она. – Если я их тебе покажу, ты учтешь, что я всего лишь новичок? – Конечно, – широко улыбается Колин. – Я же не мудак какой-нибудь. Джейн не знает, мудак он или нет, но у нее возникает стойкое ощущение, что именно такого развития событий он и ожидал, когда увязался за ней с обещанием не говорить ни слова о зонтиках. Тем не менее Джейн открывает дверь, делает глубокий вдох, вспоминая о медузах, и приглашает его войти.