— Не думаю, что он проедет. — Марк Николс уже занимается этим. Я оборачиваюсь туда, где приятный пухлый пожилой мужчина с белой бородой снимает знак, перегораживающий улицу, чтобы пропустить грузовик. Мама говорит о том, что мне следовало бы продать все свои вещи в городе, чтобы начать все с чистого листа. — Я так и сделала, и посмотри, где я сейчас. Это зимняя страна чудес. — Она кружится перед домом с номером тридцать, освещенным гирляндой миниатюрных лампочек в виде леденцов. Я не могу удержаться, чтобы не сморщить нос и не прищуриться в замешательстве. — Я и не знала, что ты любишь зиму. — Или Рождество, если уж на то пошло. — Ты меня знаешь. Я командный игрок. Когда Марси с соседней улицы сказала, что в этом году темой праздника будут леденцы, я не смогла удержаться. И должна была участвовать. — Вообще-то, я этого о тебе не знала, — бормочу я. Мама меня не слышит, потому что та же рождественская радиостанция, которая была включена у меня в грузовике, звучит по портативному радиоприемнику, который был у нее с тех пор, как я была ребенком. Эта штука всегда была включена, передавая новости, ток-шоу или бейсбольный матч на заднем плане — саундтрек моего детства. Меня захлестывает теплая волна ностальгии. Я всегда обижалась на этот серебристый прямоугольный прибор, потому что в детстве мне казалось, что мама слушает его больше, чем меня. Но если радио было включено, значит, она была дома, и я радовалась этому. — Добро пожаловать! — Мама улыбается, явно гордясь своим первым домом, который она снимает в городе в свои шестьдесят пять лет, выйдя на пенсию с работы помощником юриста. Неудивительно, что у переднего окна нет рождественской елки, но есть несколько рождественских безделушек, поздравительные открытки на книжной полке, а в центре журнального столика стоит миска с шоколадными конфетами в золотой, зеленой и красной фольге. Кладу одну конфету в рот, и молочно-кремовый шоколад тает на языке. — М-м-м. Вкусно. — Домашние из «Мамы и леденцов». Это кондитерская в городе. Красный — молочный шоколад, зеленый — мятный, а золотой — с карамелью внутри. — Даже если мне нельзя есть глютен, по крайней мере, я могу есть шоколад. — Я беру себе пригоршню. — Я выиграла их, когда угадала правильное число в банке на нашей ежегодной рождественской игре на прошлой неделе. В конфетнице их полно, мне их хватит на всю жизнь. Бери себе столько, сколько захочешь. Моя мама никогда не держала на столе в своем кабинете миску даже с мятными конфетами. — На этой неделе мы будем ходить от двери к двери, распевая рождественские гимны и предлагая угощение тем, кто ответит. — Она говорит почти с восторгом. И я тоже должна была бы быть в восторге, но это так не похоже ни на одну из версий Донны Гловер, которую я когда-либо встречала. Это и трудоголик, и одинокая дама, проводящая субботние вечера в городе, и ленивица, отсыпающаяся по воскресеньям. — Кто ты такая и что ты сделала с моей матерью? Она суетится на кухне, готовя мне что-нибудь поесть. — В прошлом году я подружилась с миссис Крингл и женщинами из церкви. — Она продолжает рассказывать мне историю жизни каждой из них, когда мой телефон пикает с входящим сообщением. Фрэнки: Я только что видела, как наш новый житель катил по Мейн-стрит в огромном грузовике? Эмонд Джой: Я чуть не обвесила грузовик рождественскими гирляндами, но не была уверена, что они выдержат путешествие. Фрэнки: Но ТЫ выдержала. Значит ли это, что ты здесь? Эмонд Джой: Я здесь. Фрэнки: Если ты в доме твоей мамы и слышала этот звук, отражающийся от гор, то это был мой счастливый визг. Эмонд Джой: Кто ты такая и что сделала с Фрэнки? Я повторяю свой предыдущий комментарий, только на этот раз меняю свою умудренную жизнью городскую леди-маму на мою нахальную городскую девушку- лучшую подругу. Она не из тех, кто радостно визжит. Единственный визг, который я когда-либо слышала от нее, был на сотрудников ее ресторана. Фрэнки: Хоук-Ридж-Холлоу сделает это с тобой. Эмонд Джой: С моей мамой это точно произошло. Фрэнки: Я хотела зайти к ней и поздороваться. Эмонд Джой: Уверена, она с удовольствием познакомится с твоими детьми. Фрэнки: Она уже познакомилась с ними на часе истории в нашей библиотеке. Эмонд Джой: Что Донна Гловер делала на часе истории в библиотеке? Фрэнки: Она работает там волонтером раз в неделю. Эмонд Джой: Я попала в альтернативную реальность? В рождественскую сумеречную зону? Если так, то не могу придумать, где бы я предпочла оказаться. Но, честно говоря, это удивительно и сбивает с толку. Мама подходит к входной двери и машет кому-то рукой. Она из приветственного комитета? Кто-то еще новичок на улице? Я наполовину ожидаю, что она бросится на улицу с запеканкой в руках, что совсем не в стиле Донны Гловер. Самое радушное, что она могла сделать с новыми людьми в нашем старом здании, это не спрашивать у них документы, чтобы убедиться, что они не заключенные. И тут я понимаю, что это мне оказывают теплый прием. В детстве она была занята, постоянно работала или моталась по городу по тем или иным причинам. Она не относилась к тому типу людей, которые любят украшать дом к Рождеству. Каким-то образом этот ген достался мне. А у нее, похоже, он был латентным. Пока несколько женщин и семей с улицы заходят внутрь, приветствуя меня объятиями, корзинами с выпечкой и десятком вопросов, Фрэнки продолжает писать мне сообщения. Я также получила смс от своего бывшего. Сэмпсон: Привет, детка. Давно не виделись, и я знаю, что ты скучаешь по мне. Я свободен сегодня вечером, если хочешь встретиться. Я подумывала удалить его номер, но что если он прав, и я никогда не найду никого другого? Что, если он проснется и влюбится в сыр... и в меня? Между Марком Николсом, который помог с проездом грузовика, и несколькими другими людьми, заносящими мои коробки, пока мама руководит ими, я мельком улавливаю несколько слов от Фрэнки о том, что у нас есть решение. К моему полному замешательству? Удивлению от такого веселого поворота событий? Она пишет что-то о пиццерии и работе, но у меня нет свободной минутки, чтобы нажать на сообщение и прочитать его целиком, не показавшись грубой. Такое ощущение, что мой мир недавно встряхнули, как снежный шар. Если так все будет выглядеть, когда все уляжется, я не против. Нисколько. Через пару часов я знакомлюсь с Марси, которая организует мероприятия на Спрус-стрит, она же «Карамельный переулок». Женщина такая же кипучая и увлеченная Рождеством, как я и ожидала... и как я сама. Думаю, мы отлично поладим. Есть еще Марк Николс, которому моя мама улыбается, как герою дня. Также к нам заглядывают соседи через два дома дальше по улице в лице пары подростков-близнецов и их мамы — миссис Кнудсон. Соседи сменяют друг друга, и пройдет еще несколько встреч, прежде чем я смогу запомнить все имена и лица. Когда волнение утихает, мама открывает крышку моего холодильника и хмурится. — Джой, ты привезла рыбу из города? Я выпучиваю глаза, совсем забыв об этом. — Ой. Это салат для Фрэнки. — Хорошая новость — он все еще холодный. Плохая — он перебивает запах моей свечи с ароматом карамели. Я морщу нос. — Я купила его в гастрономе на Пятьдесят второй улице и старалась обновлять лед дважды в день. Мама восторженно рассказывает о своих любимых гастрономах, по которым она скучает. — Тебе, наверное, стоит отнести его Фрэнки, пока он не испортился. — И большой пакет рогаликов. Мама обнимает меня. — Добро пожаловать домой. — Домой? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам, пока ее руки крепко сжимают меня.