Она находится где-то между жительницей Нью-Йорка старой закалки и участницей шоу «Настоящие домохозяйки Нью-Йорка». Хотя она никогда не была домохозяйкой и уж точно не была богатой. Однако по характеру мама может дать фору этим дамам. У нее на все есть свое мнение. Просто спросите. Или не спрашивайте, если вам дорого ваше время. Я быстро обхожу квартиру. Все упаковано в коробки или пакеты и готово к отправке. Теперь начинается настоящее испытание. Мне нужно забрать грузовик, найти место для парковки, перетащить свои вещи вниз, надеяться, что их не украдут (или не получить штраф), а затем вывезти эту громадину из города. О, и я не могу забыть печенье для Фрэнки. То, которое я не могу есть. Пожелайте мне удачи! ГЛАВА 2 ДЖОЙ Живя всю жизнь в Нью-Йорке, я редко ездила за рулем, разве что в командировки, поэтому эта поездка по стране была одновременно пугающей и захватывающей. После того как забираю печенье для Фрэнки из пекарни, я вижу редкое и захватывающее зрелище — Джованни Коста. Это старший брат Фрэнки. На электронном рекламном щите на Таймс-сквер на сером фоне стоит великолепная модель в розовой кофточке. Джованни, или сокращенно Джио, опирается локтем на ее плечо и смотрит в камеру своими ярко-голубыми глазами, окаймленными темными ресницами. Снимок — это реклама фотовыставки в ближайшем музее под названием «Перед объективом». Хотя обычно Джио сам фотографирует, на этот раз он стал моделью. Думаю, снимки сделаны в помещении с климат-контролем, потому что это реально горячо. Неудивительно, учитывая, что я втайне окрестила Джио «Его Величество Сексуальность». На рекламном щите он больше, чем в жизни, больше, чем его реальный рост в метр восемьдесят с лишним. Порхание бабочек становится все сильнее. Как будто его взгляд следует за мной, пока я не исчезаю из виду. Мой мозг плавится. Моя детская влюбленность жива и здорова. Он мог бы быть моделью и самым большим соблазнителем в Большом Яблоке. Подумать только, я ела с ним за одним столом. Обморок. Это моя единственная претензия на славу. Ну, еще я видела ведущего игрового шоу. В остальном, можно было бы подумать, что у меня будет больше встреч со знаменитостями. Но увы, мне суждено быть одинокой кошатницей, живущей в горах. По пути туда я заезжаю в город-призрак в Пенсильвании, чтобы узнать, не поселился ли там Джордан Джеймс. Вход туда бесплатный, и нет, я его не нахожу. Затем я остаюсь на ночь у подруги по колледжу в Чикаго. Компания отличная. Пицца без глютена — это все равно, что жевать влажную губку. О, как я скучаю по хлебобулочным изделиям! Не будем забывать и о моем визите в «Кукурузный дворец» в Южной Дакоте, где надеялась увидеть королевских особ. Не повезло. А еще осмотрела несколько интересных придорожных достопримечательностей, в том числе гигантскую статую скунса с крыльями. На табличке рядом с ней написано: «Вонючий вертолет». Это рядом с аэродромом. Пойди разберись. Через четыре дня после отъезда из дома я пересекаю границу штата Монтана. Мне предстоит еще один день езды, прежде чем доберусь до Хоук-Ридж-Холлоу, но я почти на месте. И могу это сделать. Просто накачайте меня кофеином, солеными дорожными закусками, и, как «Паровозик, который смог», я доеду до города... а потом больше никогда не сяду за руль. Все это время пружины сиденья грузовика впиваются мне в зад, подъем на холмы превращается в олимпийское усилие с выжатой до пола педалью газа, и мои глаза становятся все более затуманенными, потому что парень, который только что проехал мимо меня на мотоцикле, удивительно похож на Джованни Косту. Наверное, это был мираж. Я быстро моргаю, чтобы сосредоточиться. — Почти на месте. Я могу это сделать. Должна ли я была нанять для этого транспортную компанию? Да. Должна ли была согласиться на предложение моей подруги Энни отправиться со мной в путешествие? Да. Должна ли была продать свои вещи и начать все сначала? Когда моя мама увидит поразительное количество рождественского декора, которым я обладаю, ответ будет положительным. Может быть, в детстве у меня и не было праздников, но во взрослой жизни я с лихвой наверстала упущенное. В задней части этого грузовика у меня половина саней Санты. Когда проезжаю через горы (а их очень много), радио постоянно выключается, но когда приближаюсь к северной части Монтаны, где гор еще больше, из динамиков доносится знакомая рождественская песня. Улыбка расцветает на моем лице, когда я подпеваю хору о том, что мне нужно немного Рождества, что придает энергии для продолжения пути. Если бы существовал рекорд из Книги Гиннесса для женщины, которая знает каждое слово каждой рождественской песни на английском языке (и несколько на других языках тоже), я бы носила этот титул. Назовите любую песню, и я точно знаю ее наизусть. Вряд ли это приносило мне много очков в глазах парней, с которыми встречалась, но я — просто сгусток рождественской радости, скажу я вам! Мне приближается тридцать, и я понимаю, что если потенциальный любовный интерес не может справиться с этим, то это он упускает свою возможность. Когда песня меняется, я прибавляю громкость и пою «God Rest Ye Merry Gentleman». Либо слова этих песен окрыляют меня, неся вперед, либо наступает дорожная усталость. Не знаю точно, что именно, но я становлюсь бодрой... и немного напористой. Однако, когда дохожу до припева о комфорте и радости, понимаю, что мне пригодилось бы и то, и другое. Ну, я и есть Джой или «радость», но вы понимаете, о чем я. Мое пение резко затихает, когда радио снова переключается на статику. Я надеялась на ясный день по прибытии, но чем ближе подъезжаю к месту назначения, тем больше небо над головой грозит снегом. Во время долгой зимы у моей матери будет достаточно времени, чтобы объяснить мне, почему она оставила меня в городе и переехала в эту забытую солнцем пустошь. Не поймите меня неправильно, горы вдали, наверное, красивые, но все, что я вижу — это серое, серое и еще более серое. Отсчитываю пятьдесят километров, двадцать пять, потом десять, прежде чем деревянный знак приветствует меня, и я, наконец, въезжаю в город. «Добро пожаловать в Хоук-Ридж-Холлоу». — Еще немного. Удивленно моргаю, проезжая мимо причудливого деревянного домика, украшенного разноцветными рождественскими огнями. На крыльце стоит женщина в красном платье, отороченное мехом по подолу. Она машет мне рукой, когда я проезжаю мимо. Должно быть, я устала больше, чем думала, потому что на табличке рядом с миссис Клаус было написано: «Приветственный центр, бесплатное печенье и молоко». Донна Гловер не из тех, кто любит печенье и молоко. Скорее, предпочитает вино и сыр. Или воду и черствый хлеб, как это было в моем детстве. Не то чтобы она не могла позволить себе лучшего, просто не задумывалась о таких вещах, как покупка продуктов. Китайская еда была основным блюдом. Сказать, что моя мама — не подарок, будет преуменьшением. Мы не виделись почти два года — самый долгий срок за всю мою жизнь. Когда была маленькой, я мельком видела ее перед школой, как она собиралась на работу, накладывала макияж, а потом возвращалась домой после работы допоздна. В подростковом возрасте примерно раз в день я обычно видела (или слышала, как она разговаривает по телефону, пытаясь найти информацию о каком-то деле). Она не работала из дома, как таковое. Скорее, не оставляла работу в офисе. Потом, в колледже, мы раз в неделю собирались вместе на кофе или ужин. Так продолжалось около десяти лет. Несмотря на то, что мы очень разные люди, она — мой любимый взрослый человек женского пола, с которым я связана кровными узами. На сердце теплеет от того, что наконец-то воссоединюсь с мамой, и я с нетерпением жду Рождества, чтобы встретить его вместе. Когда въезжаю в город, мое удивленное моргание превращается в таращанье широко раскрытых глаз. — Этого не может быть. Когда добираюсь до Мейн-стрит, появляются дома, украшенные самыми разнообразными декорациями — от величественных белых гирлянд и зеленых венков до чрезмерного «завидуйте молча» от Гризвольдов. В центре города возвышается массивная сосна и башня с часами. Рождественский рынок, изобилующий едой, поделками и играми, манит меня остановиться, но, я чувствую себя грязной с дороги, сначала мне нужно освежиться. Главная улица кишит отдыхающими и покупателями. Огни, светящиеся леденцы и сверкающие пряники украшают симпатичные бутики, рынки и магазины. Я проезжаю мимо книжного магазина, почтового отделения с ящиком для писем Санте и паба «Ястреб и свисток» с елкой, сделанной из зеленых стеклянных бутылок и подсвеченной разноцветными огнями. Медленно проезжаю мимо магазина конфет «Мама и леденцы», ювелирного магазина, закусочной, которая, по моим представлениям, является кафе, и пиццерии с пирогами. Интересное сочетание. Голос в GPS-навигаторе направляет меня на Спрус-стрит. Замедляюсь, потому что, должно быть, свернула где-то не туда. Не может быть, чтобы Донна Гловер жила здесь. Снова медленно моргаю. Две массивные подсвеченные леденцовые трости окаймляют улицу с надписью «Карамельный переулок» по центру. Боясь, что грузовик слишком высок, чтобы преодолеть вывеску, я выхожу проверить. Дрожа, обхватываю себя руками. Зимой в Нью-Йорке холодно, но здесь холод другого уровня. После поездки мамы на Карибы, когда училась в шестом классе, я полагала, что на пенсии она будет жить в тропиках. Не повезло, но, учитывая рождественский энтузиазм города, осмелюсь сказать, что так даже лучше. Если только я нахожусь в правильном месте. Насколько могу видеть улицу, все вокруг красно-белое. Светящиеся конфеты-трости выстроились вдоль пешеходных дорожек, красно-белые огоньки обвивают стволы деревьев, раскрашенные деревянные конфеты-трости стоят на страже у ворот, украшенных вечнозелеными гирляндами и перевязанных красно-белыми полосатыми бантами. — Где я? — Мое дыхание взвивается в воздух облачком. Женщина с копной темных волос с проседью спешит по дорожке перед одним из домов и дико машет мне рукой. — Джой-Джой! Ты сделала это! Джой-Джой и Эмонд Джой — это прозвища Фрэнки для меня. С каких это пор мама называет меня иначе, чем Джой, или, если я попала в беду, что редкость, Джой Элоиза? Мое удивленное моргание замедляется еще больше, или, возможно, мои веки застывают на месте. — Мама? Она обнимает меня теплым, приветливым объятием. Когда отстраняется, я читаю надпись на ее толстовке: «Сказочное Рождество!». — Мама? — повторяю я, не совсем уверенная, что обращаюсь к правильному человеку, хотя у нас с ней одинаковое лицо в форме сердца, оливковая кожа, невысокий рост и фигура. А вот русые волосы, зеленые глаза и веснушки достались мне от отца, которого я не очень хорошо помню. — Джой! Я так рада, что ты здесь. — Мама держит меня на расстоянии вытянутых рук, глаза влажные от эмоций. — Думаю, я тоже. Но я либо измотана долгой поездкой и доведена до галлюцинаций, либо, что еще хуже, заснула за рулем и не знаю, где нахожусь. Она смеется, как будто я шучу. — Пойдем, зайдем внутрь. Холодно. — Мамин нью-йоркский акцент звучит как никогда сильно, уверяя меня, что она настоящая Донна Гловер, а не самозванка. Затем она щиплет меня за щеку. — Ты выглядишь исхудавшей. Я только что сварила суп. Давай согреем тебя и накормим. Прижимаю холодные пальцы к лицу. — Да. Я точно не сплю. Но когда это моя умная и, простите за выражение, сварливая, пронзительная и резкая мама превратилась в такую, казалось бы, заботливую и добрую бабушку? Я даже не знала, что ты умеешь варить суп. Она смеется и увлекает меня за собой по улице. Я оглядываюсь через плечо на грузовик.