Старинный дуб прикинулся, что дремлет, Стесняясь думы сердца распугать. Вдруг крик прорвал ночную тишину, Как молния седую плесень тучи. О помощи взывают то к нему, Забудь о думах, поспеши-ка лучше! Тропинка быстро вьется меж берез, За холм свернула, и в сей миг картина: Завязан рот, глаза блестят от слез, Над честью надругается детина. Но рыцарь вовремя на помощь подоспел, Мерзавца в сторону отбросил, стукнув в темя. Тот глухо охнул, замертво осел. И наступила тишина на время. Рыданье девушки прогнало вновь ее. В лохмотьях платье, нагота святая. Листом осиновым дрожит душа ее. – Куда же ты пойдешь теперь такая? Сквозь слезы голосом дрожащим: – Я к отцу… отец… к отцу сейчас пойду я. – А далеко ли он, давай я провожу? – На площади закован, я еду… еду ему несу я. – Он вор? Убийца? Добрый человек, Что без вины не раз уже наказан? – Он бедный, бедный мой отец. Наш дом сожгли за несогласие с указом. Народ он честный по дорогам собирал, Чтоб землю нашу же вернуть себе обратно. Предатель, видно, был, его продал… Потом тюрьма. Избит неоднократно. За речь такую языка теперь лишен, И напоказ всем выставлен на площадь. – На площадь? В кандалах? Так это он? И тотчас же вскочил верхом на лошадь. – Садись скорей, давай спасем его. И рядом аккуратно усадил ее.