Это просто праздник в усадьбе наших дорогих друзей с тортом, приготовленным любовью всей моей жизни, обменом клятвами под ярким небом и танцами дотемна. Это идеально. Это мы. Когда мы произносим наши клятвы и Брант говорит «да» со слезами на глазах, я не могу сдержаться. Я говорю ему: – Правда? Ухмыляясь, он отвечает: – Конечно, правда. Когда преподобный объявляет нас мужем и женой, мы целуемся под ржание Руперта. И это не просто поцелуй. Это поцелуй храбрости, поцелуй утешения, поцелуй двух людей, победивших вопреки всему и соткавших историю любви из трагедии. Это когда обретаешь «долго и счастливо» в том человеке, которого меньше всего ожидаешь, но который, единственный, предназначен для тебя. Это не наш первый поцелуй. Это не наш последний поцелуй. Это поцелуй, который завершает наше прошлое, привносит волшебство в наше настоящее и запечатывает наше будущее навсегда. – Я так тебя люблю, – шепчу я, поглаживая ладонью его заросшую щетиной щеку, когда он улыбается мне в ответ и на щеках появляются ямочки. – Я люблю тебя, Джунбаг. Больше, чем ты можешь представить, – отвечает он, целуя меня в макушку. Он глубоко вдыхает. – Больше, чем ты когда-либо смела вообразить. Когда Брант отстраняется, широко улыбаясь, наши гости радостно хлопают, и Венди с тетей Келли поднимаются со своих мест. Они подбегают к крошечной птичьей клетке, стоящей рядом с нами на траве. Проносится еще один порыв знакомого ветерка. Я беру мужа за руку, и мы переплетаем пальцы, поворачиваясь к ним. Эмоции проносятся сквозь меня, как бушующая река. Венди поднимает клетку, сжимая в руках, и посылает нам лучезарную улыбку. Тетя Келли открывает металлическую дверцу. И тут я начинаю плакать. Я разрыдалась, глядя, как крошечная синяя птичка расправляет крылья, свободно взмывая в синие-синие небеса и исчезая в облаках. Брант притягивает меня к себе и, дрожа, выдыхает мне в волосы. Он смотрит на небо, наши руки и сердца переплетены. Что-то синее. Эпилог Брант, 36 лет Я достаю ручку из кармана и делаю запись. 1 июня, 2031 • Сегодня тридцатый день рождения Джун. ТРИДЦАТЫЙ. У нас двое детей – они примостились по обе стороны от нас. Я чувствую, как Джун уже хочет «отпраздновать» свой день со мной. >:-) • Она прикусывает губу и поглядывает на меня. • «Ну, ты знаешь» эти глазки… Джун растянулась рядом со мной в маленьком домике на дереве. Она театрально зевает, а затем «случайно» проводит кончиками пальцев по моему бедру. • Да, она хочет меня. • Теодор только что выбежал наружу, а потом вернулся, чтобы сказать нам, что одно из облачков похоже на лицо с губным желобком. Оказывается, это маленькая бороздка между нижней частью носа и верхней губой. Где он этого набрался? • Кэролайн нужно пописать. • Не знаю, зачем я это записал. – Мне очень нужно в туалет, мамочка. Сложив индексную карточку пополам, я сунул ее обратно в карман. У Саманты это получается гораздо лучше. Мы все вчетвером вылезаем из нашего домика на дереве, стряхивая травинки и землю с одежды. Эндрю помог мне его построить два года назад, вот только он не на дереве, а под деревом, на земле. Мы усвоили урок. – Подождите! Я забыла свой меч. – Кэролайн вприпрыжку бежит в сторону маленького деревянного домика и проскальзывает внутрь через занавеску; ее соболиного цвета волосы, собранные в хвостик, подпрыгивают на спине. Она настоящая девчонка-сорванец. Кэролайн выскакивает обратно, держа меч, который я сделал для Джун в канун Рождества. Она начинает издавать свистящие звуки, когда потертое деревянное лезвие рассекает воздух, а затем направляет его прямо на своего брата: – Отойди, зверюга! – Я не зверюга, Кэролайн. Я ребенок. – Он скрещивает руки, когда заходящее солнце отбрасывает желтоватые отблески на его и без того песчаного цвета волосы. – У меня будут занозы, если будешь колоть меня этим. – С тобой скучно. – Хочешь, пойдем внутрь и кристаллизуем наши собственные леденцы? Кэролайн кривится от отвращения: – Это так скучно. Я хочу сражаться с плохими парнями моим волшебным мечом и спасать Агги и Бабблза от невыразимых монстров. – Невообразимых, – поправляет он. – Эй, разве тебе не нужно было в туалет? Она таращит глаза, вспомнив. Стиснув ноги, она пробирается по двору к задней части дома; Теодор гонится за ней. Он догоняет ее и дергает за хвостик. Их смех звенит у меня в ушах, как самая сладкая колыбельная. Знакомые руки обнимают меня со спины, а теплая щека прижимается к моей спине. Я ухмыляюсь, положив ладони поверх ее. – Я видел, как ты поглядывала на меня в домике на дереве. – Я не знаю, о чем ты говоришь, – шепчет она, уткнувшись в мою футболку. Ее пальцы скользят вниз и проникают под ткань. – Думаешь, нам удастся занять детей фильмом, пока мы закроемся в спальне? – Думаешь, обойдется без слез и бойни? – Вполне. – Заставая ее врасплох, я наклоняюсь, подхватываю ее за бедра и закидываю на спину. Джун визжит, обхватывая ногами мою талию, и хватается за мои волосы. – Думаю, я могу подождать. Но вот когда ты задуешь свои свечи, тебе лучше быть на пути к тому, чтобы… Она прижимает руки к моему рту, смеясь: – Брант! – Ты не можешь так смотреть на меня, не подозревая, что я буду навязчиво думать о том, что подразумевает этот взгляд, Джунбаг. Я направляюсь к открытой двери патио с Джун на спине, она крепко держится за меня и хихикает. Я определенно все еще владею своим титулом «лучший в мире катальщик на спине». Когда мы заходим внутрь, то вижу, как Теодор и Кэролайн развалились на диване перед включенным телевизором. Теодор обнимает Бабблза, а Кэролайн лежит на Агги, как на подушке. Я улыбаюсь. Джун и я передали наши любимые игрушки нашим детям, когда они родились, и игрушки уже практически истерлись до дыр от всей любви, которую они получили за все эти годы. – Я пойду проверю торт. Он должен достаточно охладиться для глазури, – говорит мне Джун, сползая со спины.