Поли пашет не меньше нас и задерживается допоздна, чтобы все убрать и подготовиться к следующему дню. Он мастерски управляет кухней, используя смесь авторитета и воображения. Я смотрю на травмированную руку, шевелю пальцами – плоть под повязкой все еще пощипывает. Это цена моей глупой ошибки. Я уже собираюсь выйти из кухни, когда Поли снова окликает меня: – Мистер Эллиотт, чуть не забыл. Ваша прекрасная сестра ждет вас у входа. Джун здесь? В это время она должна учить девятилетних детей арабескам. Я улыбаюсь в знак благодарности и поспешно выхожу, направляясь к фасаду здания. Пока я пробираюсь сквозь столики и официантов, в поле зрения появляется Венди – она занимает место за стойкой хостес. Ее густая копна волос заколота назад, из натурального красновато-коричневого цвета она перекрасилась в насыщенный бургунди. Все верно – Венди теперь здесь работает. Она искала работу после того, как ее сократили с должности специалиста по обслуживанию клиентов в кол-центре, поэтому она написала мне и спросила, не набираем ли мы сотрудников. Мы набирали, и я почувствовал, что вроде как в долгу перед ней: не то чтобы я намеренно причинил ей боль, но я разбил ей сердце, и, так как я не законченная сволочь, мне было правда очень жаль. Поли, похоже, она понравилась, так что ее официально взяли на работу три месяца назад, и на сегодняшний день все идет гладко. Мы сохранили теплые отношения и общаемся как коллеги. Венди светится, когда я стучу костяшками пальцев по деревянной стойке, проносясь мимо и приветливо улыбаясь ей. Но мое внимание быстро переключается на Джун, которая ожидает возле дверей. На ней танцевальный купальник с легинсами и свободный серый кардиган, свисающий с одного плеча. Она также оживляется при виде меня: поднимает голову, глаза сверкают сапфировыми и серебряными бликами. Обе девушки реагируют одинаково: широко распахивают глаза, когда видят меня. Мое сердце реагирует только на одну. – Джунбаг, – говорю я. Когда она встает, на моем лице расцветает улыбка. – Я думал, ты еще работаешь. – Должна была, но освободилась пораньше и подумала, что могу застать тебя в твой перерыв. – Джун протягивает коричневый бумажный пакетик, стянутый сверху. Высокий хвост раскачивается из стороны в сторону, и, когда она подходит ко мне, локоны колышутся, как лента воздушного змея – свободно и непринужденно, как улыбка, которую она дарит мне в ответ. – Я принесла тебе кое-что. Мое внимание приковывает пакетик. – Пожалуйста, скажи, что там много углеводов, оно сочетается с чаем и рифмуется со словом «улочка». И еще скажи, пожалуйста, что их две. – До жути проницательно, – подмигивает она, хихикая. – Две черничные булочки, приготовленные с любовью. – Подожди, это ты их испекла? – Я беру пакет и заглядываю внутрь. – Ты же ненавидишь печь, Джунбаг. Она пожимает плечами. – Мама вмешалась, пока я случайно не добавила отбеливатель вместо разрыхлителя, но в остальном я практически переплюнула Гордона Рамзи[32]. Мы с ухмылками смотрим друг на друга – очарованные, словно пьяны. Потом я разрушаю чары, направляясь к стулу, чтобы поставить пакет. Когда я поворачиваюсь, взгляд Джун падает на мою обмотанную ладонь. – Брант, твоя рука… – От волнения у нее учащается дыхание, и она тянется к моей наспех забинтованной ладони, осторожно сжимая ее. Ее прикосновение нежное, а черты лица полны беспокойства, когда она проводит указательным пальцем по повязке. Джун физически не притягивает меня ближе, но я все равно бессознательно придвигаюсь к ней, и чем дольше она касается моей ладони, тем больше сокращается расстояние между нами. – Что ты сделал? Ее взгляд прикован к моей ране, а мой взгляд – к ней. Я наблюдаю, как она хмурит брови, как прикусывает нижнюю губу. – Прикоснулся к тому, к чему не должен был, и обжегся. В моем голосе проскальзывают хриплые нотки, отчего она поднимает взгляд. – Нужно быть осторожнее, – мягко отвечает она, облизнув губы. – Мне тяжело видеть, как тебе больно. А что, если в рану попадет инфекция? – Ты слишком много беспокоишься, Джунбаг, – инстинктивно провожу пальцем по изгибу ее скул в знак привязанности. Мне хочется задержать прикосновение, соединить линиями темные веснушки – мне любопытно, что за произведение я могу создать. Но я прогоняю эту странную мысль и отдергиваю руку, когда щеки Джун, кажется, слегка вспыхивают. – Обещаю, я выживу. Она мягко смеется, заправляя невидимую прядь волос за ухо. – Полагаю, это всего лишь небольшой ожог. Прости. Я слишком сердобольная. – Ты говоришь так, словно это что-то плохое, тогда как это то, что я люблю в тебе больше всего. На ее лице мелькает странное выражение – что-то, что я не могу интерпретировать. Это заставляет меня задуматься, не сказал ли я чего-то, чего не должен был. Я собираюсь отойти, как вдруг кто-то врезается в меня. Я вскакиваю и, обернувшись, вижу, что рядом образовалась очередь посетителей, которым мы загораживаем вход. – Я, э-э… наверное, пойду перекушу, а затем вернусь к работе, – взъерошив волосы, говорю я и указываю на маленький пакетик с булочками, оставленный на стуле. – Я очень ценю, что ты заскочила. Увидимся дома? Джун кивает, расплываясь в улыбке. Она поправляет рукав кардигана, натягивая его на плечо. – Конечно, – бормочет она, покашливая. – Увидимся. Она разворачивается и уходит, проносясь мимо меня, словно морской бриз, наполненный ароматом сирени и солнечным светом. Я смотрю ей вслед через стеклянную дверь, пока она проходит через парковку. Ее высокий хвостик качается из стороны в сторону, а руки скрещены на груди. Затем я отвожу взгляд, забираю бумажный пакет и направляюсь на кухню. Венди ловит мой взгляд, когда я прохожу мимо. Она буквально сверлит меня глазами, постукивая ручкой по блокноту и беседуя с клиентом. Что-то темное примешивается к ясному медному цвету ее глаз, словно надвигающаяся буря при сияющем солнце. Это меня настораживает. Я почесываю щеку, опускаю голову и направляюсь в комнату отдыха, чтобы съесть булочки. * * * – Брант, подожди. До меня доносится голос Венди, когда я быстро шагаю по парковке к своему новому Highlander. Я купил его всего несколько месяцев назад. Подержанный, конечно, но в отличном состоянии. Мне не терпится проверить, как он перенесет нашу жуткую зиму. Я замедляю шаг, оборачиваюсь и вижу Венди, бегущую ко мне на высоких каблуках. Они стучат по бетону, движения сковывает черная юбка-карандаш до колен. – Да? Я не уверен, что ей нужно. Она не заводила никаких разговоров об отношениях с тех пор, как начала здесь работать, и вместе с тем я бы не назвал нас друзьями. Прядь волос выпадает из ее прически. Она отбрасывает ее в сторону, когда добирается до меня. Ее взгляд блуждает по сторонам, пока наконец не замирает на мне. Венди со вздохом произносит: – Это выглядело очень странно. С Джун. – Что? – Я теряюсь от ее слов и в защитном жесте скрещиваю руки на груди. – Что было странно? Еще один вздох, и она произносит: – То, как вы смотрите друг на друга. То, как вы прикасаетесь друг к другу. Это почти как… Что за черт? – Как что? Она сглатывает. – Это почти как будто вы… увлечены друг другом. В любовном плане. Мои брови взлетают. Желудок сводит. – Ого. – Я скептически на нее смотрю, вытянув руки вдоль тела. Слова ускользают, а произведенный ими взрыв раздается во мне, поражая картечью и недоумением. Горло перехватывает, а сердце сжимается. В итоге я говорю сквозь стиснутые зубы: – Ты не только не права, но и совершенно не в себе. – Разве? – Я говорю тебе, что да. – А я говорю тебе, что видела. Я изучаю ее лицо, ищу подвох, отчаянно пытаясь обнаружить какую-то манипуляцию или злой умысел, но все, что я вижу, это… беспокойство. Чувство тревоги. И мне кажется, что это потрясает меня еще больше. – Венди, послушай меня, – говорю я глухо. Голос хриплый, с надрывом. – Я понимаю, что тебе больно. Я знаю, что это все было нелегко для тебя, и я сожалею об этом. Я правда никогда не хотел причинить тебе боль. – Дело не в этом… – Но подразумевать, что между мной и моей несовершеннолетней сестрой что-то есть – это уже слишком. Ты переходишь черту. Венди прикусила губы, волнуясь и обдумывая свои следующие слова. Она слегка покачивает головой – выбивается еще одна прядь волос. – Я уверяю тебя, что дело не в этом, Брант, – говорит она, и в ее голосе слышится искренность. Абсолютная честность, которая глубоко ранит меня. – Я говорю тебе это только потому, что беспокоюсь. Если я заметила это, то кто-нибудь другой тоже сможет. – Я собираюсь снова ей возразить, но она прерывает меня: – Твоя сестра, говоришь? Я открываю рот, но не могу произнести ни слова. Я просто хмурюсь, ожидая, что она скажет дальше.