– Как долго? Думаю, навсегда. – Навсегда? – Так сказала мама. У меня защемило в груди. Навсегда. Тетя Келли мне почти ничего не сказала. Она сказала лишь, что детали не имеют значения и единственное, что важно – это то, что я в безопасности. Что со мной все будет хорошо. Но навсегда – это ведь очень долго. Интересно, почему она решила, что это не так важно. Все стало очень запутанно со времен «Страшной Ночи». Так много незнакомых людей, так много вопросов, на которые я не знал, как отвечать. Тетя Келли сказала мне, что их называют социальными работниками и терапевтами и что они хорошие, поэтому помогут оставаться мне в безопасности. На некоторое время я остался у тети Келли. Она сказала, что мы должны ждать чего-то под названием «Судебное заседание» – оно скажет нам, что делать дальше. Я не ничего не понимал, но предположил, что это место, где мы с Тео иногда заседаем после игры в мяч. У тети Келли отличный дом. Она живет прямо к границе со штатом Иллинойс, в маленьком таунхаусе в Висконсине. Ее кошку пришлось закрыть в прачечной, чтобы она снова меня не покусала, но каждый раз, когда я проходил мимо, та яростно на меня шипела. Я плохо спал, а большинство блюд было для меня слишком острыми, но тетя Келли была милой и хорошо ко мне относилась. Она насыпала мне полную руку Skittles каждый вечер перед сном, убирая все фиолетовые конфетки. Я не люблю фиолетовый. Тетя Келли сказала, что дантист может на нее рассердиться за это, но, по крайней мере, я буду засыпать «с чувством сладкого на душе». Я сажусь на кровать, когда уложил в комод всю одежду. Какие-то вещи взяты из моего старого шкафа, а что-то – новое от тети Келли. Я кладу старые вещи поверх новых, чтобы надевать их первыми. Я обматываю вокруг пальца торчащую из покрывала нитку, как вдруг Тео бросает мне что-то. Это мягкая игрушка в виде бабочки. – Что это? – удивляюсь я, сжимая ее в руках. Она мягкая и яркая, но выглядит как девчачья игрушка. – Бабушка разрешила мне выбрать игрушку для нового малыша, – пожимает плечами Тео. – Я сказал родителям, что назову ее Бабочка, так как родилась девочка, но это имя им не понравилось. – Почему? – Да не знаю. Они сказали, что детей в честь жуков не называют, но потом взяли и дали ей имя по названию месяца. Это тоже не очень-то похоже на имя для людей. Размышляя над всем этим, я опускаю взгляд на розово-желтую игрушку в виде бабочки. – Она тебе нравится, Тео? Он ложится головой на подушку и кладет руки под шею. А затем, вздыхая, говорит: – Да, она мне правда нравится. Даже больше, я ее люблю. – Больше, чем свои видеоигры? – Да, наверное, так же. Мне вспоминается наш разговор возле подъездной дорожки у моего дома, рисуются в воображении образы грандиозных приключений и сражений. Мечи и оружие. Лабиринты и монстры. А в центре всего этого – маленькая принцесса. Интересно, Тео все еще хочет представлять, что мы герои, как Марио и Луиджи? И как только я открываю рот, чтобы узнать у него, хочет ли он создать наше собственное великое совместное приключение с Джун в роли принцессы, он опережает меня, словно прочитав мысли. – Мы будем защищать ее: ты и я, – говорит Тео, глядя на потолочные светящиеся в темноте стикеры с изображением галактики. – Я Марио, а ты Луиджи. А Джун – Принцесса Пич. – Ладно, – говорю я ему. – Ты же все еще хочешь, да? Не забыл? Я быстро качаю головой: – Я не забыл. Мы будем оберегать ее от всех плохих вещей в мире. Когда я говорю это, то понимаю, что еще не знаю, как это сделать. А потом в голову приходит мысль, что моя мама тоже не знала. * * * Я резко просыпаюсь, разбуженный громким плачем. Я вскакиваю с постели, по лбу струятся капельки пота, грудь сжало от ужаса. «Прости меня. Не спускайся вниз. Закрой уши». Мое сердце колотится так, будто вот-вот вырвется из груди, и, когда этот плач раздается снова, я закрываю уши. Сначала я не понимаю, где нахожусь. Воспоминания обрушиваются на меня, как лавина, и мне кажется, что я дома, иду по лестнице с Бабблзом, крепко прижимая его к себе для защиты. Мама сказала, что защитит меня, но ее здесь нет. И я не знаю, где она. Так тихо. У меня учащается дыхание. Что-то не так, но я не понимаю что. Мне страшно. Я хочу к маме. Видимо, я произношу это вслух, потому что Тео отвечает: – Все в порядке, Брант. Это всего лишь Джун. – Он поднимается на кровати с другой стороны комнаты; зеленый ночник в виде динозавра, расположенный на нашей общей тумбочке, наполняет комнату тусклым неоновым светом. – Она делает так каждую ночь. Не бойся. Когда страх рассеивается, мое сердцебиение начинает понемногу успокаиваться. Я убираю руки от ушей и смотрю на друга сквозь темноту. – Мне кажется, ей грустно. – Ага. Мама говорит, что дети часто плачут, потому что им что-то нужно. Интересно, что же ей нужно? Когда мне было страшно или грустно, я всегда тянулся к Бабблзу. С ним мне сразу становилось спокойнее. Меня осеняет – я откидываю одеяло и слезаю с кровати. – Я сейчас вернусь. – Ты куда? – Я хочу помочь Джун. Я все еще не разобрался, нравится она мне или нет, но я должен ей помочь. Я не хочу, чтобы она грустила, как я. Оглядываю комнату, наполненную зеленым свечением, поднимаю мягкую игрушку-бабочку, торчащую из-под кровати, и на цыпочках пробираюсь в коридор. Детская малышки Джун находится прямо за углом, ее тихий плач ведет меня сквозь темноту. Когда я заглядываю внутрь, меня встречают брыкающиеся ножки и заплаканное личико. Я сжимаю игрушку: – Привет, Джун. Я Брант. Я говорю очень тихо, практически шепотом, и не думаю, что она меня слышит. Джун все еще дрыгает ножками, ручки сжаты в маленькие кулачки. Ее глаза зажмурены, рот широко открыт, но она не издает ни звука, а лишь крутит головой из стороны в сторону. Сделав несколько шагов, я останавливаюсь у бортика возле ее кроватки и перебрасываю игрушку через перила. Бабочка приземляется рядом с ней на матрас, пугая ее настолько, что она распахивает глаза. – Я кое-что тебе принес, Джун. Надеюсь, тебе понравится. Все мои усилия разбиваются вдребезги, когда Джун мгновенно начинает плакать. О нет. Ей не нравится игрушка. Она ее ненавидит. Она ненавидит ее так сильно, что становится краснее, чем шляпа Марио. Джун снова кривит личико; сначала она не издает ни звука, словно готовясь к кульминации, и, когда пронзительный вопль наконец вырывается наружу, я в ужасе отскакиваю от кроватки, потрясенный. Вскоре в детскую вбегает мама Тео, на ходу запахивая халат. Волосы растрепаны, взгляд уставший. Она моргает несколько раз, когда замечает меня посреди комнаты, застывшего на коврике в форме слона. – Брант? Решив, что у меня сейчас будут большие неприятности, я, заикаясь, бормочу: – П-простите, миссис Бейли. Я хотел, чтобы она не грустила, поэтому принес ей игрушку. Я-я не хотел злить ее еще больше. Я громко тараторю, пытаясь перекричать надрывный плач. Мои щеки стали такими же пунцовыми, как и у Джун. Мама Тео слегка мне улыбается и бросается к кроватке. Она берет на руки вопящую малышку и качает ее вверх-вниз. Вверх-вниз. Затем поглаживает ее по спине, гладит крошечную головку, поросшую темными пучками волос, и издает убаюкивающие звуки, от которых нам обоим становится легче.