Невозможно вернуться в прошлое и отыграть все назад… и мне больно… так больно, что наши прекрасные, драгоценные взаимоотношения изменились навсегда. Испорчены. Горячие слезы застилают мне глаза, когда я зарываюсь лицом в костюм Райкера, ища утешения, которого не существует. Он гладит меня рукой по спине, не подозревая о моих душевных страданиях. Не ведая о разрушениях, которые я причинила. Даже не зная, что мне хочется, чтобы на его месте был Брант, – мне хочется уткнуться в грудь, пока он успокаивал бы мое измученное сердце и шептал мне на ухо, что все будет хорошо. С нами все будет в порядке. Всхлипывая, я заставляю себя улыбнуться, пытаясь прогнать печаль. – Прости, я не хотела… – Я резко замолкаю, когда поднимаю голову, и на периферии зрения улавливаю что-то над плечом Райкера. Что-то внушающее тревогу. Брант. Его лицо. Он выглядит избитым. Жестоко избитым. О боже, что случилось? Я отталкиваюсь от Райкера, его вопросы кажутся просто бессмыслицей, пока мой мозг пытается осмыслить то, что я вижу. Брант стоит прямо у входа в зал, подбородок разбит, весь в кровоподтеках, кровь запеклась на его коже. И мне хочется броситься к нему, спросить, что случилось, позаботиться о его ранах, но… но есть что-то еще. Его глаза. Его взгляд прикован ко мне, в нем сквозит боль. Реки слез пролились на засохшую кровь, размазанную по щекам, и я в болезненном смятении медленно шагаю вперед, качая головой. Брант идет мне навстречу, рукой зажимая рот. Он снова качает головой в мою сторону. У него лицо искажено от страдания, и я понимаю. Я знаю, что что-то чудовищное произошло. Меня охватывает ужас, пока я наблюдаю, как он приближается ко мне, и только тогда мой взгляд скользит влево от него и останавливается на знакомом мужчине в форме. Но это не Тео. Это Кип, с таким же искаженным болью выражением лица. Это Кип. Почему Кип здесь? А где Тео? Почему Брант идет ко мне, рвет на себе волосы, все еще качая головой со слезами на глазах, словно он пытается сказать мне что-то слишком ужасное, чтобы облечь это в слова? Толпа словно расступается, когда эти двое подходят ко мне на танцполе, а я просто стою там, застыв, как статуя. Время останавливается. Все вокруг меня происходит словно в замедленной съемке. Звучит песня, что-то радостное и бодрое. И тут я все осознаю. Я все осознаю. Мое сердце падает, и я вместе с ним. У меня подгибаются ноги. Я падаю, прежде чем они успевают дойти. Я падаю, в ужасе крича, не желая верить в происходящее. Я кричу. Брант мчится ко мне. Он не успевает поймать меня, поэтому просто падает на колени и обхватывает меня руками, прижимая к себе, когда я разлетаюсь на тысячи осколков. Мы рыдаем и содрогаемся, прижимаясь друг к другу; нас обступают люди, и музыка обрывается, радостная песня сменяется моими истошными криками. И именно там, на танцполе, среди шаров и вечерних платьев, у меня случается мой первый сильный приступ астмы. * * * «Я не знаю, какая боль хуже: потрясение от того, что произошло, или муки того, что уже никогда не произойдет». Автор неизвестен. Глава двадцать четвертая «Первый переезд» Брант, 24 года Она обнимает меня со спины, пока я мою посуду. Меня окутывает аромат сирени и амброзии, когда она обвивает меня, смыкая ладони на моей груди. Она прижимается щекой к моей спине и тяжело вздыхает, я чувствую ее теплое дыхание через тонкий хлопок футболки. В этих объятиях нет ничего необычного. Ничего аномального. Джун всегда так делает, и за все эти годы я привык к таким объятиям, даже жаждал их. Но сейчас – это совсем другое. Все по-другому. Я роняю тарелку. Белый фарфор выскальзывает из моей руки в тот момент, когда она слегка стискивает меня. Я пытаюсь поймать ее, пытаюсь удержать, но прилагаю слишком много усилий. Тарелка падает с еще большим грохотом, чем если бы я просто спокойно выпустил ее из рук. Она разлетается на три неровных осколка на дне раковины – Джун отпрыгивает назад. Я вздыхаю, стискивая зубы. В воздухе повисает напряженная тишина, и я вжимаюсь рукой в край столешницы. – Прости, – шепчет она, нарушая мертвую тишину. Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Глаза широко распахнуты и блестят, она покусывает нижнюю губу. Стоя всего в футе от меня, она поднимает свой взгляд. Извинение, тоска и печаль переплетаются воедино в наших сцепленных руках, имея разное значение для нас обоих. Я опускаю глаза, когда Саманта входит в кухню. – Что случилось? Я слышала грохот. – Темные круги под глазами, пустой взгляд голубых глаз замирает на мне, потом переходит на Джун. – Что-то разбилось? Ее вопрос тяжким бременем повисает между нами тремя. Джун заметно вздрагивает. Прижавшись к краю столешницы, я закрываю глаза. Что-то разбилось. Что-то разбилось двенадцать дней назад, когда я сбежал с того отвратительного вечера с разбитым окровавленным носом, с мыслями о влажном и жадном поцелуе, горевшем на моих губах, все еще слыша ее восхитительные стоны, вызывающие во мне дрожь. Все закончилось жгучими слезами на глазах, смертельными угрозами Тео, все еще витавшими в воздухе, разбитым лицом, пульсирующим и покалывающим от его яростных ударов. Я сказал всем, что оступился.