– Пожалуйста. Уходи. – Я не могу. Мне приснился жуткий кошмар. – Она придвигается ближе. – Ты умер. Я потеряла тебя. Боже, я не могу потерять тебя… – Джун прижимается лицом к моей обнаженной груди, ее тело содрогается от тихих рыданий. – Дай мне прикоснуться к тебе. Пожалуйста… дай мне знать, что ты жив. Мое сердце дает трещину, как и моя решимость. Я тяжело, болезненно вздыхаю и сжимаю ее в объятиях так крепко, как только могу. Она поднимает ногу и обхватывает мое бедро – наши тела вновь переплетаются. Слишком близко. Черт, мы слишком близко. Она пробивается сквозь мои барьеры. Проникает внутрь. Она блуждает по мне пальцами: по моим волосам, щекам, шее, плечам. Она тяжело, прерывисто дышит, когда касается губами моей шеи, и мне становится тошно. Мне становится невыносимо тошно, потому что все, что ей нужно, – это утешение и поддержка, а у меня эрекция. – Боже, Джун, пожалуйста, уходи. – Мои слова пронизаны отчаянием, и, хоть я и говорю ей уйти, все равно крепко прижимаю ее. Инстинктивно тяну руку к ее спутанным волосам и, перебирая их пальцами, болезненно прижимаюсь лбом к ее лбу. – Пожалуйста. Задыхаясь, она произносит: – Ты мне нужен. – Зачем? – Мне… мне страшно. – Почему? Ее дыхание становится быстрым и поверхностным. Наши губы так близко… – Я… – Почему ты поцеловала меня? – спросив, я тяну ее за волосы, пока с ее губ не срывается всхлип. Время останавливается. Взгляд голубых глаз замирает на мне, наши губы почти соприкасаются, замирая лишь в миллиметре друг от друга. Малейшее движение вперед – и мы потонем в еще одном порочном поцелуе; поцелуе, который, я уверен, приведет к чему-то более разрушительному. От этого мы никогда не оправимся. Мы продолжаем лежать в моей постели, пока наши тела переплетены и нас распаляет желание. Но тут Джун резко вздыхает, опускает взгляд на мои губы и снова смотрит мне в глаза. Сглотнув, она отвечает дрожащим голосом: – Это было «действие». Я моргаю. Я разжимаю пальцы, впившиеся в ее волосы, мрачнея. Действие. Она поцеловала меня потому, что это было «действие», а я-то думал, что это нечто большее. Я думал, что это значило намного больше. Отстранившись от нее, я отстраняюсь назад и выпрямляюсь, проводя рукой по губам, словно в попытке стереть вкус того поцелуя. Поцелуя, которого она никогда не хотела. Это было просто «действие». Она чувствует резкую смену в моем настроении и выпрямляется, придвигаясь ко мне. – Мне так жаль, Брант. Это было так глупо с моей стороны, но я заключила сделку с Селестой и Жен, и мы все должны были сделать что-нибудь ужасное, и… Что-нибудь ужасное. Что-нибудь. Ужасное. – Джун. Бессвязный лепет прекращается. Ее грудь продолжает вздыматься, когда она наклоняется ко мне. Повисает долгая пауза, прежде чем она продолжает: – Мне очень жаль. Пожалуйста, не ненавидь меня за это. Ты единственный брат, который у меня остался, и я не переживу, если ты меня возненавидишь… – Иди, – говорю я пугающе холодно и непреклонно. – Я обещаю, что не буду… – Тебе нужно уйти. – Но ты мой брат, и я… – Я не твой гребаный брат! – Что-то внутри меня обрывается. Это тоненькая нить, за которую я держался с ночи выпускного, когда весь мой мир рухнул и сгорел у моих ног; когда легкие наполнись копотью, превратив мое сердце в пепел. Джун смотрит на меня, ошеломленная – на губах так и застывают несказанные слова. – Я просто сирота, – продолжаю я. – Забытый жизнью пассажир. Я побочный продукт человека, который наплевал на меня, убил мою мать, а потом покончил с собой. Я остаток трагедии… Знаешь, на что это похоже? На желанный и в прошлом вкусный стейк, который ты надолго оставил в холодильнике. В результате тебе не хочется его выбрасывать, потому что это было бы чертовски расточительно. И что ты делаешь? Оставляешь его гнить и тем самым отравлять все, что лежит рядом. Лишь спустя время наступают сожаление и осознание, но для них уже слишком поздно. Грудь словно сдавливает, когда я выливаю свою вину, свою ненависть к себе. Мой болезненный страх, что я заражу Джун и утяну ее за собой на дно. Плача, она блуждает взглядом по моему лицу. Она дышит так же тяжело, как и я, впитывая каждое «гнилое» слово. Затем, качая головой, она отвечает на мою тираду. – Ты же не думаешь так на самом деле, – мягко шепчет она. – Ты просто не можешь. Я стискиваю зубы: – Просто уходи, Джун… пожалуйста. – Ты самый сильный человек, которого я знаю. Самый храбрый. Когда жизнь сбивает тебя с ног, ты поднимаешься вновь. Ни у кого в мире нет такой стойкости – ни у кого. – Она все еще качает головой. – Ты настоящий боец. Герой. Моя опора. – Перестань. Ты не знаешь, о чем говоришь. – Конечно, знаю. Я не глупая, Брант. Я бросаю на нее пронзительный взгляд: – Ты наивная. Она и не догадывается. Она понятия не имеет, что всего несколько минут назад я представлял, как с ее губ будет срываться мое имя, когда я заставлю ее кончить. Это безумие. Это полный кошмар. Это погубит нас обоих. Джун выглядит так, словно ей больно, на ее лице мелькает страдание. – Не будь… – шепчет она. – Не будь таким жестоким. Мы сейчас нужны друг другу как никогда. – Я не могу быть тем, что тебе нужно. – Я отвожу взгляд. Я должен был это сказать. Она единственное хорошее, чистое, что осталось в моей жизни, и я не буду отравлять ее этими ядовитыми чувствами, которых даже не понимаю. – Ты должна уйти. И не возвращайся сюда. Я неподвижно смотрю в пустоту, пока она молча осмысливает мои слова, неподвижно сидя рядом со мной. Пока она впитывает эту новую энергию, бурлящую между нами. Пока она режется о ржавые лезвия, притаившиеся в моих словах. Я не дожидаюсь ее ответа. Я просто ложусь, отворачиваюсь от нее и натягиваю одеяло. Бескомпромиссный отказ. Джун ничего не отвечает – не словами, во всяком случае. Ее ответ – это тихий всхлип, полный страдания, который вырывается наружу; тот, который преследует меня во снах в ту ночь. Это скрип матраса, когда она оставляет меня одного на кровати и уходит из комнаты, оставляя после себя только свой сладкий запах. Это холод без нее. И это убивает меня, убивает. Это просто уничтожает меня. Но, в конце концов, я знаю, что это к лучшему. Лучше я, чем она.