— Тогда давайте попытаемся додуматься почему, — придвинулся ближе инспектор, одетый в темно-зеленый пуловер и вишневые брюки. Шейн согласился. — Это не случайно, что именно ваши фотографии вовлечены в это? — спросила София. — Я ничего не знаю, — вздохнул Шейн. — Вы можете знать даже больше, чем думаете… Когда инспекторы вышли в коридор, Мартин обратился к коллеге: — Зачем мы взяли фотографа? Ведь ясно же, как божий день, что это не он. У нас нет никаких прямых улик. Это все равно, что кто-то украсит труп под Мону Лизу, а мы обвиним в этом Леонардо да Винчи. Его ботинки снова скрипнули, разрывая тишину пустого коридора. — Нам придётся отпустить его по истечении сорока восьми часов. — Пусть пресса растрезвонит о том, что мы взяли фотографа и он наш основной подозреваемый, — повернулась София, — если это именно то, что нужно убийце, то, возможно, нам удастся предотвратить новые убийства. София взяла фотографию Натали Леруа и прикрепила к стеклянной маркерной доске с подсветкой, рядом с изображением Эммы Гроссо. Начертив несколько линий черным фломастером, она отошла в сторону, присев на столешницу. В центре композиции находилось фото Шейна Райта. От изображения фотографа в разные стороны шли черные стрелки, указывающие на лица, связанных с делом людей. — Зачем он или она это делает? От одного из компьютеров, сидя на офисном стуле на колесиках, отъехал молодой человек в очках. — Месть, зависть, обида. Зная о любвеобильности фотографа, он мог случайно поиметь не ту женщину и даже не заметить этого. София нахмурилась, продолжая вглядываться в фото на доске. — Тогда почему мы не находим против него улик? Парень пожал плечами. — Мы уже знаем, что это был за яд? — спросила София, обернувшись к молодой сотруднице в другом конце комнаты. — Тетродотоксин, — поспешила девушка подняться со своего места, передавая документацию. — О, мы имеем дело с любителем японской кухни. — Не понял, — присел рядом с Софией Мартин. — Этот смертельный яд содержится в органах рыб рода иглобрюхих, — не поворачиваясь к коллеге, пояснила инспектор парижской уголовной полиции, — из которых готовят известный японский деликатес "фугу". Сохраняется в коже, печени, кишечнике и других органах, даже после приготовления. Мартин хмыкнул. — Яд убивает через шесть часов после его попадания в организм. Это значит, что он или она не планировал оставлять девушек в живых. Делал инъекцию сразу же, как только захватывал их. Что с машиной? Молодой человек у компьютера поправил очки. — Мы обнаружили отпечатки пальцев всех, кто изображен на этой доске, кроме Натали Леруа. Это и понятно, ведь Шейн общался с Домиником, а не его девушкой. Но вот, что интересно, та кровь, — парень подал Софии распечатки, — кровь, что мы обнаружили среди краски — кошачья. София привстала. — Вы проверили? — инспектор прошлась по комнате. — Да! Это действительно кот фотографа. В комнату вбежал еще один сотрудник полиции. — У нас есть запись с видеокамеры на первом этаже бутика в доме Шейна. — Но это запрещено законом, — приподняла брови инспектор. — Тем не менее, они решили помочь нам и передали съемку. — Нужно оштрафовать их, — ответила София. Мартин громко рассмеялся, глядя на коллегу. — Они помогли нам, София. Они установили ее из-за повсеместных ограблений. — И все равно — это неправильно, — подошла к компьютеру инспектор, даже не улыбнувшись. Просматривая видеозапись того, как молодой человек уродует машину фотографа, София нахмурилась. Мартин попросил увеличить изображение. — Это Кристоф Моро. — Кто? — Парень, что слал смс с угрозами в адрес Эммы и Шейна, постоянно следил за девушкой. Я разговаривал с ним сразу после убийства. Он плакал, стоя на коленях. — Почему мы не рассматриваем его, как подозреваемого? Алиби у него нет, — поинтересовалась «девушка с ядами». София села на стул, скрестив руки на груди. — Психологический портрет не тот. Ему всего девятнадцать лет, он слишком импульсивен, агрессивен и безрассуден. К тому же, причём тут Натали? Наш убийца аккуратен, хладнокровен и расчетлив. Кристоф убил кота и раскрасил машину фотографа, ревнуя свою бывшую девушку. Это не наш убийца. Инспектор снова подошла к доске с фотографиями. — Фугу, фугу, фугу, — повторила она несколько раз. Затем сняла колпачок с толстого маркера и обвела изображение ассистентки фотографа азиатского типа внешности. — Откуда родом Мика Нгуен? — повернулась к коллегам София. В комнате воцарилась мертвая тишина. Глава 11 Белые рамы для картин легко превратились в фотоальбом. Натянув несколько лесок и прикрепив тонкие деревянные планки, организаторы выставки зафиксировали фотографии прищепками. Смотрелось просто бесподобно. Инсталляцию дополняли милые безделушки, вроде деревянных надписей, игрушек и гербария, хранившего тепло воспоминаний о чьем-то первом поцелуе. Когда в зал вошел Шейн, Марта обмахнула себя альбомом фотовыставки, по коже пробежала горячая, будоражащая волна непонятного предвкушения. Они его отпустили, Марта не сомневалась в невиновности Шейна, но вся эта ситуация заставила ее понервничать. Она закинула ногу на ногу, охлаждая горевшие щеки плотной подборкой фотографий. Шейн мгновенно отыскал ее взглядом. Сидевший рядом Хьюберт подвинулся ближе, касаясь плеча девушки, рассказывая о культуре разных стран на примере выставленных фотографий. Шейн подошел к стайке разукрашенных моделей. Марта резко отвернулась. Да уж, лучше поздно, чем никогда поддаться влечению к самому разгульному мужику Парижа. Окруженный моделями и репортерами, он смотрел на нее. Этот настойчивый, наглый взгляд синих глаз заставлял Марту поправлять волосы, менять позу, тереть мочку уха и барабанить пальцами по мягкой кожаной обивке стула. Какого черта он на нее уставился? Она не собиралась нарушать его приятное общение с разноцветными куклами. Марта вздрогнула, когда, напомнив о своем присутствии, Хьюберт взял ее за руку, сжимая тонкие пальцы. Она повернулась, нежно улыбнувшись своему парню. Молодые люди встали, направляясь к центральной композиции выставки. Шейн перемещался из одного угла зала в другой. Одетый в дорогой, идеально скроенный костюм, с полупустым бокалом шампанского в руке, он отвечал на многочисленные вопросы, но его глаза, пылающие страстью, впивались в фигуру Марты, раздевая ее догола. Ощущая кожей пристальное мужское внимание, она понимала: уж лучше умереть в окружении стаи домашних хомячков, чем поверить Шейну. Проще вырвать сердце из груди и бросить под колеса проезжающих грузовых машин, чем поддаться волне желания и плюхнуться в горячую постель фотографа. И все же… Ни один мужчина не смотрел на нее так проникновенно, будто его жизнь зависела от ее прикосновения. Томная блондинка в черной короткой юбке, как бы невзначай, уронила сумочку. Шейн галантно подал потерю, а в благодарность получил сложенный в несколько раз кусок розовой бумаги. Покачав головой, Марта вздохнула. С этой выставки он уедет с ней. Неизвестно откуда взявшаяся ревность резко ударила под дых, мысленно согнувшись пополам, Марта не смогла восстановить дыхание. Ей нужен был воздух. Ночной Париж, наполненный множеством соблазнов, иногда был уютным и сдержанным, словно созданный для уединения. А порой становился безудержным и страстным, заманивая окунуться в сумасшедшее обилие ночных развлечений. Марта вышла на улицу, нырнув в миллионы ярких огней и звуков. Красные, желтые, зеленые цвета вспыхивали и гасли, сменяя друг друга. Город казался живым организмом, где ее маленькая трагедия ничего не значила. Хьюберт был милым, но Марта испытывала гораздо больше удовольствия, подчиняясь мужчине, а не управляя им. Как можно устоять перед тем, в чьих руках она теряла желание сопротивляться? Она услышала шаги за спиной. — Я иду, Хью. Голова закружилась, — обернулась девушка. Марта удивилась, оступившись на высоких каблуках. Непостижимая смесь из страха, ревности, злости и дикого желания забилась внутри, словно раненый зверек в клетке. Она сделала шаг назад, оказавшись прижатой к толстому стволу цветущего каштана. — Привет, — прошептал Шейн, бесцеремонно сжав талию двумя руками.