10 января 2000 года. Понедельник. 10.00 час. — 11.00 час. Примерно в тоже время в кабинете начальника милиции происходил разбор полётов по поводу воскресного побега Рубайло. Выпустивший пар в актовом зале на общем совещании Сомов, потирая ладонью левую сторону груди, налил из графина воды в стакан, отхлебнул, поплямкал губами. — Пе-пе-пе-пе-пе, — произнес он нараспев, разглядывая висевший на стене плакат с портретами российских министров внутренних дел от графа Кочубея до действующего генерал-полковника с мефистофельской внешностью, не так давно удостоенного звания Героя России. Сидевшие под красочным плакатом на краешках стульев штрафники — начальник дежурной смены Медведев и инспектор отделения по борьбе с правонарушениями на потребительском рынке Барышников — напряженно молчали в ожидании взбучки. Кадровик Коростылёв, дежуривший предыдущие сутки ответственным от руководства и формально обязанный разделить ответственность за происшествие, на скамью подсудимых из соображений субординации помещен не был. Он разместился, как и полагалось руководителю его уровня, за приставным столом, напротив и.о. начальника криминальной милиции Птицына, единственного из присутствовавших одетого в гражданку. Начальник УВД, прекратив разглядывать изображения министров и надувать щеки, первым предоставил слово Коростылёву. И тот, виртуоз служебных интриг, покатил баллон на дежурного и обэпээровца. С каждой фразой накал его обличительной речи нарастал. Однако Сомов достаточно бесцеремонно оборвал зама по личному составу, дав понять, что функций обвинителя на него не возлагалось. — Приказы вы знаете, Вячеслав Валерьянович, я не сомневаюсь. Лучше всех нас вы приказы знаете, — склонив на бок седую, очень коротко стриженую голову, с ехидством произнес начальник милиции. — Но во время исполнения обязанностей ответственного от руководства вам следует почаще покидать кабинет и общаться с людьми. Дежурный, — выхватив из письменного прибора карандаш, Сомов направил его острое жало в сторону Медведева, который немедленно вскочил, взяв руки по швам. — Да сиди ты, Владимир Николаевич… Скачешь, как не буду говорить кто, а то обидишься. Так вот, дежурный закружился, пятьдесят одну заявку за сутки обработал, шесть дел возбудил. Надо было спуститься вам, Вячеслав Валерьянович, на первый этаж ножками, и вникнуть в ситуацию лично. — Но я, товарищ полковник… — Коростылёв сделал попытку вклиниться с доводами в свою защиту. — Я вам слова не давал! — начмил, чрезвычайно похожий на мордастого кота, в один миг превратился в кота рассерженного, оскалил зубы, короткой рукой, как лапой, упёрся в край стола, демонстрируя готовность к атаке. Кадровик сдулся, напустив на породистое лицо положительного героя выражение несправедливо оскорбленного. — Так вот, подвожу черту, — невидимая шерсть на мощном загривке Сомова улеглась, голос его стал ровным. — Готовьте приказ, Вячеслав Валерьянович, следующего содержания. Вам — строго указать на недостаточный контроль за действиями подчиненных. Оперативному дежурному за неправильную оценку ситуации снизить дифференцированную надбавку на десять процентов. Инспектору ОБППР Барышникову… Нескладный, с покатыми плечами капитан при упоминании его фамилии с грохотом поднялся, сильно саданув в стену спинкой отодвинутого стула. — Аккуратней, последнюю мебель мне поломаешь. Ну что ты как слон в посудной лавке, Барышников? — полковник презрительно сощурился, разглядывая неувязанную фигуру подчиненного. — Десять лет, наверное, уже служишь в органах внутренних дел, а форму носить не научился. Что у тебя из-под пятницы суббота торчит? Запра-авься. Скажи мне, Барышников, чего ты умеешь, кроме как за просроченные йогурты протоколы составлять да продавщиц в подсобках пердолить? Какой ты, на хрен, милиционер?! Какой преступник тебя испугается? Сади-ись, милиционер-супермен. Барышникову — выговор за отсутствие бдительности и оперативной смекалки. Прервавшись, чтобы сделать глоток воды, Сомов метнул требовательный взгляд на начальника дежурной смены: — Какие меры приняты к установлению места нахождения Рубайло? Сколько адресов проверено? — Три адреса, товарищ полковник, — вновь пружинно выпрямившись, доложил Медведев, — место регистрации, а также места жительства его связей Смоленцева и Пандуса. По месту регистрации никто не проживает длительное время. Смоленцев пояснил, что Рубайло не видел со второго января, с похорон. Квартиру сотрудникам ГБР осмотреть не разрешил. Родители Пандуса находились в состоянии алкогольного опьянения, заявили, что никакого Рубайло знать не знают, а сын их арестован. При визуальном осмотре жилища фигурантов и следов их пребывания не обнаружено. — Какие адреса ещё известны? — начальник УВД повернул круглую голову в сторону Птицына. Тот, теребя пальцем шелковистую розовую закладку, выглядывавшую из ежедневника, счел нужным не давать развёрнутого ответа: — Информация в стадии проверки, Евгений Николаевич. Разрешите, я доложу вам отдельно. — Разрешаю! — Сомов откинулся на спинку кресла и вновь обратился к Медведеву: — А по кафе «Лада» чего дело не возбудили по дежурным суткам? — Справки об ущербе нет, товарищ полковник. — Вот тебе седьмой «глухарь» за сутки. Семь — ноль сыграл ты, Владимир Николаевич. Аргентина — Ямайка, семь — ноль! А не прохлопал бы Рубайло, не спел бы я тебе сейчас эту песенку. Рубайло витрины в «Ладе» высадил, а?! — Необходимо проверить его на причастность к совершению данного преступления, — глухо ответил майор. Судя по землистому цвету осунувшегося лица и красным слезящимся глазам, после двадцати четырех часов напряженного бдения начальник дежурной смены чувствовал себя не ахти. — Я это в сводке прочитал, ты схвати его сначала, — ворчливо, но не зло произнес Сомов и подвел черту под затянувшимся разбирательством: — Все, кроме начальника КМ, свободны. Медведев, передайте по смене — поисковые мероприятия в отношении Рубайло и Пандуса продолжать во взаимодействии с уголовным розыском. Так, Вадим Львович? Птицын согласно кивнул: «Так точно». Медведев и Барышников покидали кабинет поспешно, а Коростылёв, напротив, замешкался на полпути к выходу, вероятно, рассчитывая, что начальник остановит его. Сомов заметил, что кадровик мнется. — Вопросы ко мне, Вячеслав Валерьянович? — Хотел обсудить кандидатуру на вакантную должность начальника службы участковых, товарищ полковник! — У Коростылёва, не привыкшего к критике в свой адрес, уши полыхали цветом перезревшей малины. — В течение дня обсудим. Приказ о наказании представьте на подпись к шестнадцати часам. Заместитель по личному составу, вздохнув, удалился. — Переживает, — с нейтральной интонацией сказал Птицын, когда за кадровиком закрылась дверь. — На здоровье. Личный состав плющить по всякой херне он горазд, а самому только пальцем погрозили — и расплакаться готов. — Начальник УВД подвинул к себе свежий номер журнала «Милиция», пролистнул, потом усмехнулся: — Тоже мне — Берия! Настоящий-то Лаврентий Палыч покрепче был! Ла-а-адно, шайтана не испортишь. Скажи мне лучше, Вадим, когда мы с тобой заказуху поднимем? Птицын раскрыл в месте, заложенном ленточкой, ежедневник и кратко изложил мероприятия, запланированные на начавшуюся неделю с учетом наработанного в выходные. Сомов выслушал внимательно, сделав в своем рабочем блокноте несколько пометок. — Какая помощь от меня требуется? — спросил он. — Активизировать следствие, Евгений Николаевич, — и.о. начальника криминальной ответил без раздумий, — я свои возможности исчерпал. С прокурором говорил два раза в конце прошлой недели. Результат нулевой. Не помню, чтобы в Остроге прокуратура так вяло по резонансному убийству работала. Начальнику УУРа[131] звонил, обрисовал ситуацию, он обещал подтолкнуть в прокуратуре области. — Да чего нам ждать, Вадим, когда дядя за нас слово замолвит? — Сомов вытащил из стопки документов, аккуратно сложенных на углу стола, телефонный справочник, начал энергично листать. — Мы не для себя просим, не христарадничаем на паперти. Ага, вот ты где у меня записан… Сейчас мы, Вадим, зампрокурора области товарищу Насущнову позвоним. Он за следствием смотрит, ему и красный флаг в руки. Не отводя глаз от раскрытого справочника, он набрал межгород. Ответила секретарь. — Добрый день, девушка, — напористо заговорил полковник, — это начальник УВД по городу Острогу и Острожскому району Сомов Евгений Николаевич беспокоит. С Николаем Николаевичем соедините меня, пожалуйста. Секретарь попросила повторить имя и отчество. Ожидая соединения, Сомов дотянулся до аппарата, нажал на кнопку громкой связи. — Слушаю, — раздавшийся из динамика голос оказался богатым обертонами и деловитым. — Николай Николаич, здравия желаю. Милиционер Сомов вас беспокоит. Помните такого? — полковник позволил себе каплю ёрничества. — Слушаю, слушаю, Евгений Николаевич, — голос на другом конце провода остался сухим, — давайте сразу по существу, по существу, со временем напряженно. — Понял. За содействием к вам обращаюсь, Николай Николаич. По преступлению одному работаем. Тридцатого декабря двоих братков у нас ликвидировали… — Помню, помню. Два трупа в автомобиле, множественные огнестрельные ранения в голову. Дело на контроле в Генеральной. Какие проблемы? — А не изыщете возможности, Николай Николаич, подключить к расследованию следователя областной прокуратуры? — Чем вас территориальная прокуратура не устраивает? — Гм, прокуратура устраивает, Николай Николаич. То, как дело расследуется, не устраивает. — Конкретно? — За следователем ходим, как козлы за морковкой. Людей таскаем на допросы, они часами у следователя под дверью стоят, потом надоедает им, они плюют и уходят. И снова — здорово, снова побежали псы легавые по городу тех же самых отлавливать. По неделе уходит на то, чтобы уговорить следователя обыск провести. Наработки, Николай Николаевич, скажу я вам, у нас серьезные. На этой неделе, тьфу-тьфу, выйдем на исполнителя, но надо ж параллельно все следственным путем закреплять, пока горячо. — К прокурору обращались? — Неоднократно, и начальник криминальной и лично я. Напрасно не стал бы вас, Николай Николаич, от государственных проблем отрывать. Объясненье слышим одно — следователи перегружены. — В Остроге сейчас действительно сложная обстановка и с кадрами, и с нагрузкой. Но по такому убийству надо работать интенсивно, интенсивно. Разберусь. О результатах вам сообщат, сообщат, — у прокурорского имелась распространенная среди служивых людей привычка повторять в разговоре отдельные слова и короткие фразы. — Приезжайте в гости, Николай Николаич. На боровую дичь, а? — Сомов целенаправленно задел нужную струну, зная, что у них с Насущновым имелась общая страсть — охота. Заход сработал, заместитель прокурора области вышел из образа бюрократического механизма. — А не холодновато, Евгений Николаевич? — На рябчика-то «на лунках» в самый раз. Пока сезон, а? Разговор завершили почти приятельски, условившись созвониться. Положив трубку, начальник УВД посмотрел на Птицына, ожидая оценки своего разговора с большим человеком. Несмотря на маячивший не за горами «полтинник», Сомов порою был не чужд мальчишеской рисовки. — Не выйдет нам боком, Евгений Николаевич, что мы на прокуратуру нажаловались? — подполковника озаботило другое. — Во-первых, не мы, а я. Во-вторых, не жаловались, а попросили содействия. — Сомов повертел в руках глянцевый ведомственный журнал, со смачным шлепком увенчал им стопку документов. — Всё правильно сделали. Чего нам с тобой, тележного скрипа, что ли, теперь бояться? — Предложу прокурорским собраться по убийству, надо совместное совещание провести, — утвердительно сказал Птицын, — а то предъявят, что мы информацию утаиваем. — По таким делам надо каждый день курултай собирать. Раньше так и делали. Помнишь? А теперь у них забота другая, как побольше на нас телег накатать, — полковник начал было заводиться, но осёкся на полуслове, хлопнул себя ладонью по выпуклому лбу. — Вот я, склеротик старый, у меня ж для тебя добрая новость, Вадим Львович. Птицын, давно ожидавший этого известия, узнавший о нём от своих источников в праздники, изобразил недоумение. Брови его вздернулись домиком, серые глаза округлились. — Преподобный наш Петр Филиппыч наконец-то прошёл медкомиссию, вылежал вторую группу инвалидности и нынче с утра укатил в губернию с рапортом об увольнении на заслуженный отдых. — Сомов взглянул на настенные часы. — Сколько времени? Половина одиннадцатого? Должен уже в кадрах быть. Речь шла о действующем начальнике криминальной милиции Дмитриевском, обязанности которого почти год исполнял Птицын, пока Петр Филиппович, решивший прирастить пенсионные выплаты за счёт надбавок, полагающихся сотруднику, подорвавшему здоровье на службе, вылеживал по госпиталям группу. В системе МВД увольнение за выслугой лет вообще процедура долгая, но у Дмитриевского она затянулась до неприличных размеров. С уходом на пенсию Петра Филипповича пост начальника КМ заслуженно должен был занять Птицын. Других кандидатов не имелось, — ни местных, ни варягов.