— Да вроде нет. Девочка одна пропала, Собакина Анжела, шестнадцать лет. Мать скандалит, говорит, чёрные увезли ее в Москву, проституцией заниматься заставили. Я на вечер договорился с подругами её пересечься, опросить хочу, неделю за ними бегал, — опер грамотно поставил и.о. начальника КМ перед фактом своей занятости. Тот согласно кивнул: «Занимайся по плану, по исчезновению несовершеннолетней держи в курсе». Зазвенел телефон, подполковник торопливо сгрёб трубку. — Слушаю, Птицын. — Вадим Львович, — на проводе был Давыдов, — на Рипке Раймонде Юльевиче зарегистрировано охотничье ружье «Рысь Ф» РМФ-93, двенадцатого калибра, заводской номер 036Д-98. Под описание водителя подходит — короткая «пампушка» без приклада. С вашего разрешения мы с Павлом Викторовичем подскочим в адрес к Рипке? — Так он вас там и ждет, — ворчливо отреагировал Птицын. — Комаров, как я понимаю, из управления вернулся? Все вопросы решил? — Разрешите, я не по телефону доложу, — рубоповец, звонивший из кабинета лицензионно-разрешительной службы, не мог разговаривать в присутствии непосвященных. — Тогда уж втроем поезжайте. Где Асмолов? — Очную ставку между потерпевшим и Рогом сопровождает. Там адвокат такой концерт закатил, на видео снимать нужно было. — Рожнов до сих пор в отделе? — подполковник моментально переключился на другой вопрос, просчитывая, какую пользу из него можно выжать для раскрытия свежего убийства. — Не накинули ему, чего он по поводу Рубайло меркует? — Возможности нет, Вадим Львович, я говорю: там Сизов шоу Бенни Хилла устроил. При адвокате какой разговор? — Понял. Ну что ж, Денис, езжайте, только смотрите: аккуратно там, — Птицын благословил оперативников на проверку квартиры Рипке, интуитивно чувствуя, что это направление перспективное. — Может, ГБР с вами послать для подстраховки? — Думаю, не стоит волну поднимать. — Удачи! Возвратив телефонную трубку в гнездо аппарата, подполковник поднял глаза на сидевшего за приставным столом Муратова. — Что ещё, Лев Николаевич? Розыскник вопросительно направил указательный палец на разлохмаченную стопку своих бумаг, на которой Птицын утвердил сцепленные в замок руки. — Дела можно забрать? — Да-да, конечно, — Вадим Львович, выйдя из секундного оцепенения, подвинул документы на угол стола. За оперативником ещё не закрылась дверь, а Птицын уже вновь накручивал диск телефона. На сей раз тёща соизволила держать линию незанятой. — Слушаю! Кого вам?! — подполковник, зная за женщиной привычку кричать в мембрану, благоразумно отдалил трубку от уха. — Добрый вечер, Евдокия Макаровна, это Вадим беспокоит. Лена не у вас? 5 12 января 2000 года. Среда. 09.00 час. — 19.30 час. Александр Михайлович Кораблёв возвращался из области с торжественного мероприятия в честь дня прокуратуры куражливо-задорный. Такому его состоянию предшествовал поистине феерический перепад настроений. Всю первую половину дня томительное ожидание поездки мешалось с нервозным страхом, что по каким-то неведомым причинам назначение не состоится, причем всё рухнет в самый последний момент, с позором. Затем Кораблёвым овладело безразличие, он принялся зевать, словно испытывая недостаток кислорода. В актовом зале прокуратуры области Саша, предупреждённый начальницей отдела кадров, занял место у прохода, он был в списке сотрудников, представленных к поощрению. Картинка плыла, как в белёсом тумане, — улыбающиеся лица коллег из других районов и областного аппарата, мутные синие пятна мундиров. Оживлённые голоса и смех сидевших поблизости доходили до его сознания, будто через толщу воды и казались булькающими. Когда заседание было объявлено открытым, зазвучал гимн и все шумно поднялись, Кораблёв почувствовал, что ноги у него сделались ватными, что в них отсутствуют мышцы и кости скелета. Пока прокурор области, облаченный в парадный белый китель, читал с трибуны написанный ему орготделом доклад, пока приглашённые начальники других ведомств оглашали поздравительные адреса, Саша испытывал нестерпимые позывы к мочеиспусканию. Тревога перерастала в панику, Кораблёву подумалось, что лучше пусть и не называют его фамилии, чтобы не выходить к трибуне на всеобщее обозрение. Но после объявления приказа о награждении его почетной грамотой Генерального прокурора, который искусная в аппаратной драматургии кадровичка сопроводила известием о назначении следователя Кораблёва на должность заместителя Острожского межрайонного прокурора, Саша пружинно поднялся и энергичным шагом проследовал к президиуму. Там непривычно улыбающийся прокурор области вручил ему тиснёную нарядную грамоту и ксерокопию приказа о повышении. Недавняя вялость сменилась подъемом. Пожав сухую цепкую руку первого руководителя и приняв документы, Кораблёв, подсознательно вспомнив приобретённые в армии навыки строевой подготовки, чётко повернулся лицом к переполненному залу, внятно и громко произнес: «Служу России» и с левой ноги двинулся к своему месту. На ходу ответил на несколько рукопожатий сидевших с краю знакомых следователей. Лишь только он опустился на жёсткое сиденье полукресла, на него навалилось опустошение. Долгожданное событие состоялось, а радости отчего-то не было. Наоборот, тупо и тяжело заломило в затылке. Саша обречённо подумал, что напьётся сегодня до зелёных помидоров. Обстоятельства распорядились иначе. После окончания заседания присутствующие, дождавшись, когда зал степенно покинет начальство, толпясь и галдя двинулись на выход. Кораблёва окликнул стоявший возле окна Трель. Межрайпрокурор был не один, тут же переминался с ноги на ногу начальник отдела криминалистики Пасечник, жгучий сорокалетний брюнет плотного телосложения, словоплёт и очковтиратель. — Александр Михайлович, поздравляю, — у Пасечника имелась привычка во время церемонии рукопожатия стискивать не протянутую ладонь, а пальцы, сейчас Саша забыл о ней, за что и поплатился. — Распустили вы в своем Остроге бандосов! Даже в день прокуратуры им спокойно не живётся! Огнестрел у вас снова. Какого-то Рубайло завалили белым днем. Знаешь такого? Олег Андреевич вот навскидку не помнит. Кораблёв, незаметно потряхивая отдавленной правой кистью, подтвердил, что Рубайло серьезный чёрт, активнейший участник одной из ОПГ. — Как ты думаешь, с вашим двойным новогодним убоем это связано? — По своим служебным обязанностям именно отдел криминалистики отвечал за раскрываемость преступлений против жизни. Саша расстегнул китель, пожал плечами. — Всё может быть, одна шайка-лейка. В разговор вступил Трель. Сегодня, как и в предыдущие два дня, он пребывал не в настроении, был погружен в свои мысли. — Возвращайся в город, организуй работу по убийству. Я остаюсь по делам, вернусь своим ходом, — непривычно сумрачный прокурор не счёл нужным поздравить новоиспеченного зама с назначением хотя бы для проформы. — Всё сделаю, Олег Андреевич, — Кораблёв заверил шефа с самым серьёзным видом. Не попрощавшись, Трель удалился по-английски. Пасечник, приблизившись к Саше вплотную и заглядывая ему в глаза, напористо заговорил: — Старичок, нам по идее тоже надо выезжать. Огнестрел, глухарь, резонанс, тосе, босе… Блин, не охота мужикам праздник портить, поляна уже накрыта, водка выдыхается. Может, без нас обойдетесь? Опера у вас опытные. Ты в следствии — дока. А, старичелло? Кораблёв дипломатично промолчал. Разве он вправе разрешать или запрещать что-либо вышестоящему товарищу, целому начальнику отдела. Пасечник продолжал напирать корпусом, изо рта у него неприятно пахло. Саша отступил назад, уперся поясницей в подоконник. — Вечерком отзвонись мне на мобильник, — начальник отдела криминалистики заговорщически подмигнул, — расскажешь, чего изъяли, какие версии, кого и сколько отработали, а может, и раскроете к тому времени. Чтоб мне было чего с утра шефу доложить. Мобильник мой знаешь? — В графике дежурств указан, — Кораблёв решил пока не говорить Пасечнику, что с недавних пор тоже стал счастливым обладателем сотового телефона. — Молодец, ориентируешься. Пойдем к нам на пять минут заскочим, махнем в честь святого праздника по полтинничку. — Благодарю, Виталий Назарович, не хочу душу бередить. Надо домой лететь, по убийству вваливать. Пока доберемся, дорога неблизкая. — Хозяин-барин, — Пасечник не стал настаивать. Кораблёв направился на поиски приехавшего на торжество вместе с ним старшего помощника прокурора Говорова, занявшего третье место в конкурсе профмастерства. Призёр успел занырнуть в один из кабинетов отдела общего надзора и клюкнуть там армянского коньячку, бутылочку которого он предусмотрительно прихватил с собой, чтобы угостить уважаемых людей, поддержавших его кандидатуру. Вытащить из тёплой бражки наступившего на пробку Говорова оказалось делом непростым. Тот стал вкрадчиво уговаривать Сашу посидеть совсем немножко, приводя аргументы, что «хороших мужиков обижать нельзя», что «от соточки коньяковича только тонус поднимется». Изнемогавшему от желания снять стресс Кораблёву пришлось прибегнуть к доводу из категории «ниже пояса». С каменным лицом он заявил приятелю, что уезжает, предоставляя ему возможность возвращаться в Острог на электричке или на автобусе в любое удобное для него время, хоть ночью. Говоров надулся, как мышь на крупу, и стал одеваться, играя желваками. Бойкот продолжался около получаса. Когда в сумерках выбрались с окружной на трассу, старпом, кашлянув, предложил остановиться где-нибудь и пообедать. Говорова поддержал водитель Валера Щукин, бурно негодовавший против того, что Саша якобы вознамерился зажать обмывание своего повышения. Тут противостоять Кораблёв не мог, тем более что сам страшно проголодался. Единственное на чём он настоял, чтобы Валера пересек границу родного острожского района. Щукин возмущённо повёл кудрявой головой, припал к баранке и вдавил в пол педаль газа. Сто десять километров в час на дребезжащей «Волге ГАЗ-3110» показались полётом на сверхзвуковом истребителе. Наконец они достигли придорожной кафешки «У Фируза», в которой готовили неплохой шашлык. В тесном, вмещавшем от силы шесть столиков помещении пришлось снять верхнюю одежду. Принимавший заказ немолодой пузатый азербайджанец, по всей приметам, сам хозяин Фируз, с почтительным удивлением рассматривал незнакомую форму на двух молодых щеголеватых офицерах, гадая, к какому-такому роду войск они относятся. Делая заказ, дотошный Говоров вдоволь помучил Фируза расспросами по поводу того, свежая ли в его заведении свинина, из какой части животного вырезано мясо, на каких углях готовится шашлык и прочее. Косясь на тёмно-синий погон клиента, на котором серебрились четыре маленькие звездочки, хозяин закатывал под лоб черные масляные глазищи и звонко цокал языком, убеждая «товарища капитана», что «шашлик у Фируза самий свежий, самий нежний». Разборчивый Говоров не унимался, Саше пришлось урезонивать его: «Хорош, Евгеньич», а азеру наказать, чтобы с шашлыком тот не затягивал, они торопятся. Первую, за кораблёвский карьерный рост накатили под томатный сок, не дожидаясь даже салатов. Тостуемый опьянел мгновенно, правда, кратковременно. По второй выпили за говоровское третье место. Кроме диплома оно давало премию в размере месячного оклада с классным чином и установление повышенной надбавки за сложность и напряженность на целый год. Умиротворенный старпом, поддевая вилкой овощи из тарелки, принялся сетовать на то, что его засудили — по заслугам ему полагалось второе, а то и первое место. Водитель Валера, памятуя о последнем предупреждении, сделанном ему прокурором по поводу приверженности к горячительным напиткам, стоически половинил. Кораблёва коробило оттого, что Щукин позволяет себе за рулем, но нужной энергетики в себе для того, чтобы запретить ему пить сейчас, он не ощущал. Хороший парень Валерка слишком распустился при прежнем начальстве, смотревшем на этот его национальный грешок сквозь пальцы. Саша утешал себя мыслью, что они находятся на своей территории, гаишники проверять их не посмеют, а Щукин — классный водитель и здоровый мужичина, сто граммов водки для которого, как слону дробина. Заказали они одну бутылку «Князя Серебряного», такое условие Кораблёв поставил изначально. С шашлыком угадали, толстяк Фируз не зря себя нахваливал. Сочная ароматная свинина, дошедшая до нужной кондиции на углях, буквально таяла во рту. Когда тосты в честь поводов иссякли, Говоров провозгласил свой фирменный: — Будем пухленькими! К концу обеда Саша взбодрился, кривая его настроения резко взлетела вверх. Появилось озорное желание активного действия. Намек старпома заказать ещё по стольничку Кораблёв решительно отмёл, попросив принести кофе и счёт. В город он въехал в задорном расположении духа. Когда ползли в густом потоке машин по проспекту, Валера повернул к новоявленному начальнику раскрасневшуюся от выпитого и жаркой печки физиономию. — Куда дальше, Михалыч? В прокуратуру или сразу в «Ладу»? На девятнадцать часов в кафе «Лада» коллективом прокуратуры был заказан праздничный банкет. — Меня в милицию отвези, потом Евгеньича на праздник закинешь, — распорядился Саша, удивляясь, как легко он отказывается от искуса продолжить приятный, культурный и, что самое главное, заслуженный отдых. Игнорировать требование прокурора об организации работы по убийству в первый день пребывания на новой должности было для Кораблёва неприемлемым. Правда, ему пришлось еще поотбиваться от доставаний прилипчивого Говорова, который принялся агитировать друга забить болт на убийство и катить в кабак. — Без тебя там не обойдутся разве? Такой день, такое событие! А коллектив как без руководителей будет праздновать? Кто тост первый скажет, а, Михалыч? Ну большой человек — ладно, в губернии остался с областниками плясать, он временщик, ему на коллектив с высокой колокольни наплевать. А ты же наш, острожский! Патриот! В такой день от коллектива откалываться нельзя! Говоров мёртвого мог уболтать, но Саша был живее всех живых. Посмеиваясь над доводами приятеля, каждый последующий из которых был проникновеннее предыдущего, он пообещал по-быстрому разрулить в милиции и приехать в «Ладу». Старпом успокоился, лишь взяв с Кораблёва клятвенное заверение, что тот Борисом Моисеевым будет, если обманет. — Валера, машину ставь в гараж, — стерев с лица улыбку, сказал Саша водителю. — Без вариантов. Услышав в голосе Кораблёва новые, металлические интонации, Щукин серьёзно ответил, что поступить иначе он и не помышлял.