Часть 66 из 126 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Подожди секунду, — Вадим Львович достал из футляра очки, надел их и по диагонали просканировал протокол допроса. — Младший твой писал? Ничего так получилось, подробно всё и связно. И почерк красивый. Как он вообще?
— Старается, — односложно ответил Рома.
— Ну ты натаскивай его, натаскивай, — возвращая документ, сказал Птицын.
Покидая помещение, зональник в дверях столкнулся с врывавшимся из коридора Давыдовым. Начальник РУБОПа был в распахнутой куртке, румяный с мороза. Судя по его горящим глазам, со встречи с агентом он вернулся не с пустыми руками.
Майор опустился на стул, не раздеваясь, но хозяин кабинета предложил ему снять куртку, потому как имелось что обсудить.
— В пять минут не уложимся, запаришься!
Информация Давыдова заключалась в следующем. От своего человека в группировке Клыча он узнал, что последние два дня Рубайло чертил по городу и катил баллон на Смоленцева, который якобы зажал долю убитого Зябликова. С Рубайло по блатным мотался его керюха Пандус.
— У человека создалось впечатление, что Серёга, типа, общественное мнение против Димки настраивает, — в этом месте майор не смог удержаться от улыбки.
— Это ты Абакума своего продвинутого цитируешь? — с интересом уточнил и.о. начальника КМ.
— Ага.
— Он скоро книжки писать будет.
— Почему бы и нет? Название уже готово — «Записки сексота». Ну так вот, Рубайло не скрывал, что собирается предъявить Смоленцеву за долю Зябликова.
— За долю в чем?
— А я не сказал разве, Вадим Львович? В автосервисе. Когда прошлой весной Зябликов откинулся, Смоленцев сделал его соучредителем и часть акций на него перевел.
— С какого перепугу?
— Задолжал, наверное.
— Сколько процентов своих акций Смоленцев на Зябликова перевёл? В фирме есть другие учредители?
— Не знаю пока. Посмотрим в учредительных документах. Я после встречи в мастерскую заехал, сказал там дознавательнице, чтобы она документацию изъяла. Устав предприятия и прочую макулатуру.
— Долго они ещё там провозятся?
— Когда я был, заканчивали вроде. Сан Саныч дежурку вызывал, в отдел возвращаться.
— Эта информация, Денис, давно должна находиться в вашем оперативном деле. Ты должен знать об экономической подпитке членов ОПГ досконально. Постоянно анализировать обязан, думать, в каком месте денежные интересы одного бандита пересекутся с интересами другого, — Птицын оседлал своего любимого конька.
— Виноват, товарищ полковник! — Реакцией Давыдова на критику было распрямление плеч, выкатывание вперед груди и придание лицу придурковатого выражения. — Исправлюсь!
— Кончай клоунничать. Я тебе дело говорю. Продолжай.
— Продолжать нечего, Вадим Львович. Мало?
— Послушай тогда, чего водитель под протокол дал, — подполковник тезисно изложил показания Емелина.
— И всё это под запись? — в голосе начальника РУБОПа просквозили нотки недоверия.
— Должна же черная полоса у нас когда-нибудь закончиться. — Птицын достал пачку LM, прикидывая, наступило ли время для второй сигареты.
Бросить курить с первого января у него не получилось, зато удалось сократить дневную дозу до четырех сигарет.
— Рома Калёнов — парень цепкий, умеет убеждать, — похвалил Давыдов зонального опера. — Получается, что на тёрке на одной стороне были Рубайло с Пандусом. Их привез Емелин на темно-зелёной «девятке». А с другой стороны как минимум трое — худой невысокий парень в очках, невысокий крепкий парень и стрелок. После выстрела очкарик и стрелок уехали на «девяносто девятой» серебристого или золотистого цвета. Невысокий крепкий убежал в мастерскую. Надо со Смоленцевым плотно заниматься. Он весь расклад знает. Как он, прочухался?
— Еще хуже его сердягу развезло. Ноль-семь вискаря засосал ведь. Это тебе не водка, Денис, не коньяк, это пятьдесят градусов верных!
— Бр-р-р, — потряс головой непьющий майор, — какая гадость.
— Титов с Маштаковым на него протокол составили по мелкому и в вытрезвитель увезли, пусть там проспится до вечера. А потом — в КАЗ, с ним работа предстоит до-олгая.
— Скандала не породим? За него точняк адвокат прибежит хлопотать. Я его ж с работы забрал, не с улицы, свидетели есть — механик, сторож. По теперешним временам…
Птицын посмотрел на рубоповца искоса, с удивленной укоризною.
— Денис, какой ты стал осторожный, на воду дуешь. Не узнаю. Титов с Маштаковым — не новобранцы, к проблеме отнеслись творчески. Двое гражданских свидетелей подтверждают, что гражданин Смоленцев, пьяный в лоск, матерился в коридоре УВД и пытался справить малую нужду на лестнице.
— Михал Николаича почерк, — тепло улыбнулся Давыдов, и на щеке у него проткнулась ямочка. — Живая деталь сразу картину… — Майор замешкался, подыскивая нужное слово.
— Оживляет, — подсказал и.о. начальника КМ. — Со Смоленцевым более-менее ясно. Крепкий и невысокий, это он. А вот худой в очках кто есть? И главное: стрелок кто? Что мы знаем о связях Смоленцева? Денис, что с тобой?!
Начальник РУБОПа, оторопело замотав головой, вдруг крепко хлопнул себя ладонью по вихрастой макушке. Одновременно щеки и уши у него налились густым малиновым окрасом.
— Вадим Львович, какой я олух царя небесного… Два плюс два сложить не могу. На территории сервиса сейчас три машины стоят: за цехом покраски — фиолетовый Ford Mondeo Смоленцева и серо-бежевая Subaru Legacy механика, у-у-у, черт… как его фамилия… Кашицын! А ближе к воротам возле мойки припаркована белая Audi 100, госномер… госномер К 03 °CС… Знаете, чья это «аудюха»?
— Не интригуй, Денис, говори.
— Раймонда Рипке!
— Маленького, худенького, очкастенького, — Птицын пальцами выбил по крышке стола дробь. — Но тогда получается, что тут Катаев каким-то боком? Раймонд — его финансист.
— Рипке раньше работал со Смоленцевым, автосервис они на пару поднимали. Каток года два, что ли, назад его в свою корпорацию перетащил.
— Не знал о связи Смоленцева с Рипке. Мимо меня прошла. Хотя по времени я здесь, в Остроге работал, должен был знать, — поразмышляв вслух, подполковник выдвинул предположение: — Может, Смоленцев через Раймонда этого Паулуса с самим Катком общается? Может, он под него давно лёг? А мы — ни ухом, ни рылом…
В ответ Давыдов пожал неохватными плечами: «Почему бы и нет».
— Вадим Львович, я до разрешительной службы доскочу, — майор поднялся со стула, едва не шаркнув затылком по плафону светильника. — Сдается мне, у Рипке оружие имеется зарегистрированное.
— Поторопись тогда, времени без пяти шесть, ЛРР[154] перерабатывать не привыкла, — напутствовал Птицын.
Не успела за рубоповцем закрыться дверь, как в проем заглянул старший опер розыскного отделения Муратов.
— Разрешите, товарищ полковник! — Под мышкой он держал толстую пачку бумаг.
— Подожди, Лёва, пару минуток… — Птицын пододвинул к себе телефонный аппарат и убавил звук телевизора.
Муратов, томившийся под дверью начальника всё то время, пока в кабинете находился Давыдов, скроил недовольную гримасу и скрылся в коридоре.
Птицын звонил на работу жене. Встроенный в трубку динамик ответил длиннющими басовитыми гудками. В последние полтора-два месяца с Еленой стало происходить странное. Служба сжирала большую часть времени подполковника, семье оставались объедки, но нескольких мимоходом подмеченных деталей, на первый взгляд, незначительных, оказалось достаточным, чтобы прозвучал сигнал тревоги. Супруга взяла привычку отпрашиваться с работы на полчаса, на час пораньше, ссылаясь на семейные обстоятельства. Эту новость на одном предновогоднем мероприятии Вадиму Львовичу поведал в перекуре начальник юротдела налоговой инспекции, в непосредственном подчинении которого трудилась Елена. Птицын тогда поддакнул, как ни в чем не бывало: «Да-да, временные проблемы, скоро решим, пойдёмте к столу, Юрий Евгеньич». А сам не на шутку загрузился — дома жена стала появляться позднее обычного, в половине девятого или даже в девять вечера. Пару раз Птицын возвращался со службы раньше своей второй половины. Задержки она объясняла тем, что навещала маму или заходила к подруге. С тёщей у Вадима Львовича сложились непростые отношения, поэтому наводить справки у нее он не стал. А вот подруге Ларисе, смазливой озабоченной разведёнке, позвонил под благовидным предлогом. Вывести дамочку на нужную тему было делом техники. «Ленка твоя совсем меня забыла, с сентября не виделась, хоть бы ты, Вадим, навестил, посидим, поболтаем». Слушая в трубке кокетливый женский хохоток, Птицын дрогнувшим голосом сказал: «Да-да, загляну как-нибудь». Первой мыслью, пришедшей в голову подполковника, было: жена завела любовника. Но она ни разу не вернулась домой с запашком спиртного, тогда как в понимании Вадима Львовича бокал вина или рюмка коньяку являлись обязательной прелюдией к короткому любовному свиданию. А ещё Елена полностью отказалась от косметики и украшений, перестала носить брюки, отдавая из всего гардероба предпочтение двум длинным шерстяным платьям темных, монашеских, как она именовала их, расцветок. Охватившее её равнодушие к своему внешнему виду не укладывалось в схему поведения женщины, завязавшей любовные отношения на стороне. Дело было в чём-то другом. В чём именно — следовало выяснить как можно скорее, пока ситуация не усугубилась.
На Новый год Птицын подарил супруге сотовый телефон, однако за прошедшие две недели Елена так и не удосужилась вынуть аппарат из коробки. Тратясь на модный дорогостоящий подарок, рациональный подполковник рассчитывал, таким образом, ненавязчиво повысить эффективность контроля над передвижениями жены. Она, словно чувствуя его намерения, отговаривалась отсутствием времени для постижения устройства мобильника, якобы запредельно сложного для её гуманитарных мозгов. Объяснения выглядели нелепыми отмазками, пятиклассник сын, освоивший телефон за десять минут, покатывался над ними со смеху и уговаривал отдать мобильный ему.
Вспомнив про ребёнка, Птицын набрал номер домашнего телефона. Чертёнок Вадька долго не брал трубку.
— Алё, — нерешительно откликнулся, наконец, тонкий голосок.
Вадим Львович не забыл себя одиннадцатилетнего. Когда зимними вечерами ему выпадало оставаться в квартире одному, ощущения были не из приятных. В тёмных углах мерещились притаившиеся страшилища, каждый шорох в прихожей или на кухне заставлял вздрагивать.
— Ты чего, тёзка, к телефону по полчаса не подходишь? — Птицын не смог сдержать раздражения, хотя знал, что поступает неправильно.
— Да я это, в приставку играл, не слышал, — с запинкой ответил мальчик.
— Уроки сделал?
— По инглишу не знаю как упражнение перевести, а по матике задача не выходит.
— Мама звонила? Сказала, во сколько придет?
— Звони-ила, — тоскливо протянул Вадик, — сказала, что попозже… Ей к баушке надо зайти… Пап, а ты скоро придешь?
— Пока не знаю, — морщась от стиснувшей виски боли, сказал Птицын. — Сейчас я бабушке позвоню, потороплю маму. Ну давай, сынок, будь умным.
Тёщин номер оказался занятым. Повторить набор помешала визгливо скрипнувшая дверь, в притворе которой вновь возникла кислая физиономия розыскника Муратова.
— Может, я тогда завтра с утра подойду? Только по двум материалам у меня сроки истекли…
— Заходи, Лев Николаич, — подполковник сделал энергичный приглашающий жест рукой.
Чернявый сухопарый оперативник зашел своей обычной развинченной походкой и бухнул на стол начальнику стопу документов.
— Чем порадуешь? — спросил Птицын, отделяя лежавший сверху, сколотый пластмассовой скрепкой материал.
— Да чем я могу порадовать, — в скучающих глазах Муратова читалось откровенное нежелание участвовать в сегодняшнем аврале, вызванном огнестрелом. — Шесть дел по потеряшкам[155] завожу, три — по неустановленным трупам, двоих обвиняемых следствие в розыск подало. Ужас!
— Потеряшек подозрительных нет? Криминальных? — подполковник задавал вопросы, быстро расписываясь в правых верхних углах постановлений о заведении розыскных дел и планов ОРМ.