Набрав на компьютере описательную часть документа, оперативник подступил вплотную к наиболее сложной — мотивировочной. Срок по материалу ещё имелся, но Миха решил разделаться с ним сегодня, чтобы не висел над душой. Сбивая с мысли, пронзительно зазвенел телефон. Маштаков взял трубку, параллельно удивляясь, что предыдущий час им никто не звонил. — Алё, Михал Николаич? — раздавшийся в динамике развязный голос показался нетрезвым. — Каблуков, прокуратура. С прошедшим тебя и с наступающим. Как жизнь молодая? Регулярно? — Слушаю, — не ведясь на пустые вопросы, произнёс опер. Старшего следователя межрайпрокуратуры Гену Каблукова он откровенно недолюбливал за наглость, некомпетентность и бабий язык. — Мне твой материал по Деду Морозу достался, — говорил Каблуков. — Проблемка по нему обозначилась нехилая. — Какая именно? — насторожился Миха. — Не по телефону. Ты не подскочишь сейчас на пять минут? Я думаю, разрулим непонятку, свои же люди. — Обязательно сейчас? — А когда? Я уж отказной почти выписал, а тут проблема вскочила на ровном месте… Не могу по телефону, — в трубке послышался щелчок зажигалки, следователь прикурил сигарету. Маштаков прикинул, что действительно лучше сбегать прямо сейчас, пока есть время. В одиннадцать придет Витёк, на после обеда запланирован второй акт марлезонского балета со Смоленцевым. — Сейчас буду, — сказал Миха и стукнул пальцем по рычагу. По переданному им в прокуратуру материалу, где тридцать первого декабря парень в колпаке Деда Мороза напал на женщину и понуждал её к оральному сексу, поводов для беспокойства, вроде как, не имелось. Материал был чистый, без органической химии. «А может пустые вёдра и чёрные кошки заработали? — червячок сомнения всё же шевельнулся в груди Маштакова, но он отмахнулся. — Да нет, наверное, балбес Каблуков с похмельных глаз в трёх соснах заплутал, зовёт поводыря на помощь». Миха заскочил к Борзову и предупредил, что отлучится на полчаса в прокуратуру. По дороге, следуя многолетней привычке, в киоске «Роспечати» купил «Комсомолку»-толстушку. На крыльце здания прокуратуры столкнулся с выходившим из дверей Веткиным. Старпом лучезарно просиял бородатым лицом, простер руки, на запястье правой качнулся помятый полиэтиленовый пакет с документами. Портфелей и кейсов Александр Николаевич не признавал принципиально. — Какие люди и без охраны! Дядя Миша! Мастодонт отечественного сыска! Ты ко мне? От Веткина откровенно пахнуло свежаком. — Привет, ты куда такой весёлый? — Миха пожал приятелю руку, оглядываясь. По тротуару от магазина «Хозтовары» приближались двое извалянных в снегу пацанят. Определённо, конечной точкой их маршрута был ближайший сугроб, но не присутственное место. — Хорошо отметили? — Маштаков повернулся к Веткину. — Неплохо. Хотя раньше душевней было. Помнишь, как раньше сиживали? О-о-о… — Далеко собрался? — повторил вопрос оперативник. — Кто? Я? В суд. В прениях по Фадееву-Петрову выступать. Какие срока душегубам просить, как полагаешь? Дело-то твоё, ты эту хевру размотал! — Куда ты в таком виде? — В каком? В нормальном я виде, дядя Миша, — Веткин пребывал в благостном состоянии удачно опохмелившегося человека. Доверительно подмигнув Маштакову, он понизил голос: — Я обставляюсь так, тс-с-с. Процесс у меня сорвался, адвокат, собака, заболел. В суде засвечусь, и до дома, до хаты. Придавлю до обеда. — Давай, аккуратней, ты Родине еще пригодишься, — сказал Миха, понимая, что навряд ли друг его сегодня тормознёт. — А ты Александра Михайловича поздравил? — выражение лица у Веткина стало интригующим. — С чем? — С назначением! Со вчерашнего дня он у нас — зам! Растут люди! Твой воспитанник! Ученик! — Ученик, превзошедший своего учителя. — Маштаков легонько толкнул кулаком старпома в плечо. — Ну ладно, Сань, много не поднимай. Веткин натянул на уши чёрную вязаную шапочку и степенной походкой крепостного, получившего от барина вольную, двинулся в направлении городского суда. Войдя в фойе здания, Миха свернул в правый коридор, в котором размещалась следственная составляющая прокуратуры. Дверь в кабинет Кораблёва, расположенный в конце коридора у запасного выхода, была распахнута. Табличка на двери висела старая: «старший следователь». Еще недавно Маштаков, оказавшись в прокуратуре, непременно заглянул бы к Саше безо всякого повода, просто потрещать, покурить, кофейку выпить. А сейчас и повод имелся — поздравить с повышением, ан ноги не шли. Неслышно подойдя к кабинету Каблукова, оперативник остановился и прислушался. Сквозь тонкую дверь доносились мужские голоса. Бас, принадлежавший хозяину кабинета, громогласно реготал: — Как дома оказался, не помню! Глаза утром продираю… Маштаков толкнул дверь вперёд и шагнул через порожек. — Разрешите? Рискованно раскачивавшийся на задних ножках стула Каблуков осёкся на полуслове, как на шарнире повернул крупную голову. Взгляд у него был жадно блудливый. Пройдя в кабинет и притворив за собой дверь, Миха увидел второго мужчину. Больших усилий стоило Маштакову, чтобы после этого сохранить спокойное выражение лица и равнодушно поздороваться с присутствовавшими. — Приветствую. Слева от входа в углу сидел оперуполномоченный по особо важным делам территориального отдела УФСБ Яковлев. Как и положено комитетчику, он был в костюме, в однотонной рубашке, при галстуке, с безукоризненным пробором и нагловатой всезнающей ухмылочкой. — О! — весело сказал он, вставая с кресла. — А вот и Михал Николаич собственной персоной. Михал Николаич, вы, пожалуйста, не сердитесь на Геннадия Викторовича, он по моей просьбе вам позвонил. У меня разговор к вам имеется, а афишировать встречу нежелательно. «Я даже знаю, о чем пойдет речь», — подумал Миха, пытаясь унять ртутный сдвоенный всплеск крови в висках. Он заставил себя посмотреть на Каблукова. Тот, алчущий интересного баклан, не отвёл красных после вчерашнего сабантуя глаз, пялился нагло. — Оказывается, следователи прокуратуры, это самое, теперь в ФСБ подрабатывают по совместительству. Не знал, — усмехнулся Маштаков. Реплика далась ему трудно, напряженные губы дрогнули. — Зачем вы так, Михал Николаич? — примиряюще укорил Яковлев. — Поверьте, такой вариант прежде всего в ваших интересах. Давайте проедем к нам в отдел, там и поговорим спокойно. За спиной у Михи скрипнула дверь, раздался шорох. Оглянувшись, опер увидел возникшего на пороге второго фээсбэшника. Этого, совсем зелёного, рыхлого, флегматично жевавшего ментоловую резинку, Маштаков не знал по фамилии, только в лицо. «Задержание?! Или…?» — Миха дорого бы отдал за правдивый ответ. Он чувствовал, как под майкой по спине устремились к пояснице липкие струйки холодного пота. Маштаков не подготовил себя к такой ситуации, она застала его врасплох. В другом состоянии он непременно настоял бы, чтобы о происходящем поставили в известность его руководство. Спрашивать у комитетчиков причину приглашения в их логово заведомо не имело смысла, не скажут. А не спрашивать значило, что он знает за собой грех и оттого безропотно соглашается пройти с офицерами ФСБ, опасаясь огласки в присутствии посторонних. Невиновный человек, по идее, должен возмущаться, заявлять о своих конституционных правах… — А в чём, собственно, дело? — хрипло спросил Миха, рыская взглядом по грязному линолеуму на полу кабинета. Получилось — пошлее не придумаешь. Синеглазый Яковлев улыбнулся неуместности вопроса: — Не здесь, Михал Николаич. Проедем в отдел, там я всё подробно объясню. «Оружие! — мелькнуло в голове Маштакова. — Если сейчас попытаются разоружить, значит, всё серьёзно. Значит, задерживают». — А надолго? — сделал он ещё одну попытку рассеять туман. — У меня на одиннадцать люди вызваны. Яковлев одарил его очередной голливудской улыбкой. Умный, хваткий и циничный, он имел за плечами почти шесть лет работы в конторе, заслуженно слыл перспективным сотрудником, способным агентуристом. Сейчас он видел, что комбинация удалась, растерянный клиент лепечет невнятно и невпопад. Следовало взнуздать его, чтобы стал шёлковым. Поэтому фээсбэшник произнес холодно и многозначительно: — Всё зависит от вашего поведения. Миха ещё раз для чего-то пожал плечами, ссутулился и повернулся к двери. Перегораживавший путь отхода молодой громоздкий комитетчик боком сдвинулся в сторону запасного выхода. — Пойдемте здесь, Михал Николаич, — в том же направлении указал Яковлев. — У нас во дворе машина. Чего нам пешком сопли морозить? 8 13 января 2000 года. Четверг. 06.00 час. — 10.00 час. Сергей Альбертович Катаев подозревал, что в его окружении имеются мудаки, но не знал, что в таком количестве. В среду он ездил в Москву решать вопрос о вхождении в состав соучредителей успешно развивающейся на восток от столицы сети АЗС «Чёрное золото». Переговоры прошли удачно, помогло покровительство законника Севы Гашёного, под которым ходил Каток. Славянский вор, известный без преувеличения половине России, вписался за провинциала не за красивые глаза, но за оговорённый процент в затевающемся деле. Игра того стоила, потому Сергей Альбертович вернулся на малую родину в добром расположении духа. Приехали за полночь, уснуть ему удалось лишь около двух, а в шесть утра на журнальном столике над самым ухом оглушительной полифонией залился мобильник. Во время поездки Катаев поставил громкость сигнала на максимум, по возвращении убавить звук забыл, потому взорвавший тишину любимый вальс из фильма «Мой ласковый и нежный зверь» не вздрогнуть заставил, а буквально подпрыгнуть на диване. — А?! Что? Где?! — не соображая после куцего, показавшегося минутным сна, Сергей Альбертович в темноте суетно шарил рукой по столешнице, ища уползающий, орущий и вибрирующий телефон.