У кабинета он обнаружил Маштакова, подпиравшего плечом дверь. Завидев приближающееся начальство, опер встрепенулся. — Здравия желаю, Вадим Львович! Искали? Птицын подал руку и придирчиво осмотрел подчинённого. Отметил суточную небритость, бледный цвет лица и синеву под глазами. Но зафиксировал также отсутствие амбре как от свежака, так и от перегара, а также ясный взор. Постоянный представитель группы риска оказался в тонусе, от сердца у подполковника отлегло. Дурные предчувствия, томившие его с первой половины дня, в этой части не сбылись. — Проходи, Михаил! — Птицын гостеприимно распахнул дверь. — Знаешь ли главную новость? — Про Андрейку? — Об освобождении Рязанцева Михе сообщил Тит, когда полтора часа назад они пересеклись возле нефтебазы. — Ну и что твой острый аналитический ум подсказывает? Что на доске к эндшпилю изменилось? Почему вдруг сегодня? Маштаков вяло пожал плечами, усаживаясь за приставным столом. Вадима Львовича удивило безразличие старшего опера, который больше других розыскников переживал арест коллеги. — Значит, не срослось у них… Я же говорил — дело гнилое, — предположение, высказанное Михой, не претендовало на оригинальность. — Ты как будто не рад, — и.о. начальника криминальной, ожидавший от Маштакова иной реакции, выглядел разочарованным. — Почему? Рад. Устал только. Сил нет прыгать. — Оперативник защипнул заусеницу у ногтя большого пальца, лицо у него сделалось сосредоточенным. — Есть с чего уставать? — Ага. — Миха дернул заусеницу, она не оторвалась. — Тут такое дело, Вадим Львович. Я автомат нашёл. Может статься, с двойного убийства. — Та-ак! — Птицын откинулся на спинку креслица. — Вот почему ты такой загадочный. Ну говори, не тяни! Маштаков поднял засиявшие глаза. — Улица Клязьменская, сгоревший дом, от нефтебазы первый. За забором в сугробе — спортивная сумка, в ней — АКС74У, калибра 5.45, без складного приклада, недавно стрелявший. — Это информация? — вопрос прозвучал отрывисто. — Нет, факт, — как Миха ни старался, а улыбка у него расползлась до ушей. — Я в руках его держал. В смысле, сумку. Автомат, само собой, не лапал. — Кто контролирует? — подполковник понимал, что без присмотра такие вещи не оставляют. — Титов, он меня там в два часа сменил. Вадим Львович, оттолкнувшись руками от хлипких подлокотников кресла, поднялся на ноги, подошёл к висевшей на стене схеме города. Повёл пальцем по её нижней части, выше голубой извилистой петли, обозначавшей реку. — Клязьменская… Вполне подходящий путь отхода для киллера, а? Как вышел? Колись. — Оперативным путём. — Маштаков не надеялся в разговоре с корифеем сыска отделаться общей фразой, однако попытался. — Не кривляйся, тебе не идёт. — Птицын вернулся к столу, опёрся кулаками о столешницу, навис над Михой. Оперу пришлось отодвинуться вместе со стулом к окну. — Ствол нашёл человек, к убийству отношения не имеющий. Теребить его бесполезняк. Главным условием выдачи автомата с его стороны была анонимность. Это пожилой и серьёзно больной человек. Законопослушный, не судимый. Он легко мог спустить сумку в прорубь под лёд и мы бы остались с носом. Но он поделился с одним своим близким, тот по счастливой случайности вышел на меня. В результате проведённых переговоров удалось достигнуть консенсуса: он нам — ствол, мы про него не вспоминаем. Я дал слово. Поверьте, Вадим Львович, попотеть пришлось неслабо… Маштаков резонно посчитал, что представлять случившееся доставшимся на халяву — нецелесообразно. Как говорится, красиво не соврать, истории не рассказать. Тем более сути переставленные им акценты не меняли. Внимательно слушавший Птицын кивнул, целиком и полностью соглашаясь. Переоценить результаты работы старшего опера было трудно. С изъятием орудия убийства, выпущенного промышленным способом, в установленном порядке учтённого и отстрелянного, шансы на раскрытие громкого преступления возрастали. — Профессионально сработал, — в устах сдержанного подполковника произнесённая фраза была лучшей похвалой, — Родина тебя не забудет. — Но и не вспомнит, — ответил Миха продолжением популярной в годы его студенческой молодости прибаутки. — Не прибедняйся, обязательно вспомнит, — не согласился Вадим Львович, делая соответствующую зарубку у себя в памяти. Мельком глянув на часы, он продолжил расспросы: — Далеко от реального места передвинул вещь? — Средне. По той же линии. Принципиально модель не исказилась. Я думаю, злодей, когда уходил, не запомнил, в какой двор инструмент закинул. — Как думаешь легализовать? — Подам рапорт на ваше имя. В ходе ОРМ, фафа-ляля, три рубля, установлено предполагаемое местонахождение… — Техническая сторона понятна, — поторопил опера Птицын. — Рапорт передадим с сопроводиловкой в прокуратуру. Следователь изымет ствол как положено по УПК, с понятыми. Только с изъятием придётся обождать до вечера. В идеале, конечно, до утра погодить надо, но вторую ночь не спавши тяжеленько будет… — Намереваешься подождать, пока снег следы твои засыплет? — и.о. начальника КМ обернулся к окну — интенсивное выпадение твёрдых осадков продолжалось. — Хочу, чтобы всё выглядело первозданно, и чтобы следователь всю эту первозданность описал в протоколе. — Толково, Миша, — вторая за короткий промежуток времени похвала вновь была искренней. Произнося её, Вадим Львович с сожалением думал о несправедливом устройстве мира, в котором такая голова как Маштаков вынуждена растрачивать себя на исполнительских должностях, в массовке. — На сколько договариваться с прокуратурой? — подполковник подвинул к себе телефонный аппарат. — На девять будет в самый раз. — А если снег раньше кончится? — Скорректируем время, какие проблемы. Полагаю, следователь не будет возражать. Главное, чтоб он на связи был. Птицын позвонил Кораблёву. О том, что планируется изъятие конкретно автомата, говорить не стал, чтобы не сглазить удачу. Сказал: «Важное доказательство по двойному огнестрелу». Заместитель прокурора отреагировал с должным пониманием, в расспросы не углубился, спросил только, на кого выйти следователю. — С начальником розыска связь держать, — Вадим Львович резонно решил обойтись без убойщиков. Делиться предстоящим успехом было глупо. Пусть областное руководство посмотрит, кто какие результаты реально выдаёт на гора, а то МРО приохотилось чужими руками каштаны из огня таскать. — Какой у вас транспорт? — подполковник спохватился, когда поднявшийся Маштаков задвигал на место стул. — Так «Ниву» нам Сан Саныч отжалел. Титов — за рулём, чтобы меньше народу посвящать. — Правильно. По результатам отзвонись мне на домашний или на трубку, во сколько бы ни закончили. Успеха! Подождав, когда за оперативником закроется дверь, Птицын через дежурку по внутреннему соединился с замом по личному составу и кадрам. — Вячеслав Валерьянович, вопрос к твоей епархии имею. — Слушаю, — Коростылёв как всегда ждал подвоха. — Перед Новым годом тебе Борзов представление отдавал на очередное звание Маштакову. Ушли документы в область? — Вот ведь вопрос задаёшь, Вадим Львович, в конце трудовой недели, — кадровик сокрушенно завздыхал. — К концу недели у меня голова в тыкву превращается. Погоди, сейчас соображу. Не представляешь, сколько макулатуры на столе. Эверест! Маштаков, Маштаков… Вроде отправляли, хотя… С него разве все взыскания сняты? — На день милиции был приказ. Реабилитирован досрочно с учётом высоких результатов служебной деятельности. — А с дисциплиной у него как? Рецидивов не замечалось? — Ни одного. — Дай бог, дай бог… Хотя хронический алкоголизм — штука коварная. — Не знал, что у тебя второе образование — медицинское, Вячеслав Валерьянович, — в голосе Птицына появились скрежещущие нотки. — Намёк понят, Вадим Львович. Конечно, на учёте у нарколога сотрудник твой формально не состоит. Но мы мужики взрослые, понимаем, что если бы его из запоев не на дому выводили, а как полагается — в диспансере, сам знаешь, какой диагноз бы ему поставили… — Если бы у бабушки был хер, она была бы дедушкой, — и.о. начальника криминальной отреагировал на затянувшееся словоблудие грубой присказкой, популярной в среде его клиентуры. — Не найду так сразу представление, Львович. До понедельника не потерпит? Я в кои-то веки собирался слинять пораньше. — Сейчас кинолога с собакой пришлю на подмогу. — Ну чего ты с полоборота заводишься? Вот, нашёл, в папке для исходящих лежит. В канцелярии Вячеслава Валерьяновича бесследно ничего не пропадает. — Это что же, получается, бумага до сих пор не ушла? Почему? — Потому что серьёзные претензии по оформлению имеются, товарищ подполковник, — зам по кадрам занял прочный рубеж обороны, сбить с которого его было не просто. — Твой вундеркинд Борзов представление на бланке старого образца отпечатал. Не по делу ты на меня, Львович, наехал. — Через две минуты Борзов — у тебя, снабди его новым бланком! — Птицын с трудом удерживался, чтобы не вспылить: «Какого рожна ты молчал две недели?» — В качестве дружеского совета, Вадим Львович, — Коростылёв позволил себе снисходительности старшего товарища. — Ты у нас руководитель молодой, многих вопросов в части делопроизводства ещё не освоил. У вас представление к государственной награде получилось, а не к очередному званию. Аж на три страницы подвиги Маштакова расписали. Одно убийство раскрыл, второе, третье… Участвовал в мероприятии, связанном с внедрением в преступную среду, закончившимся изъятием крупной партии оружия…