Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 50 из 53 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я снимаю трусы. У меня осталась только сумка. — Ты все равно нас убьешь. Я слышу это как будто со стороны. Когда он отвечает, он тоже слышит себя как будто со стороны. Это не мы с ним говорим, это откуда-то извне. Эффект все-таки действует. — Больно не будет, Сюзан. Всего лишь один маленький укол. Как у врача… Он трясет головой. — Зачем я это говорю? Потом наклоняется и смотрит на собственное отражение в экране телевизора, пытаясь прийти в себя. Выпрямляется. Смотрит на меня. Эрекция прошла. — Хайн что-то говорил. О том, что ты можешь… Он смеется. Снова возникает эрекция. — Это возбуждает. Еще более пикантно. Своего рода вуду. — Так и есть, — говорю я. — А вместе с этим должен быть и танец транса. Я медленно начинаю поворачиваться. Любого физика завораживает вращение. Исполнительницы танца живота, вертящиеся дервиши. Пируэты классического балета. Гироскопическая стабилизация движения. Но вижу я перед собой в эту минуту вращения Магрете Сплид с ее диском. Если я до сих пор держусь за свою сумочку, так это потому, что в ней лежит ломик. Я подхожу к нему все ближе. Перекладываю сумку в другую руку. Во время последнего вращения опускаюсь на колени. И изо всех сил ударяю его. Удар почти беззвучный. Смягченный кожей сумки или копной его густых, черных с сединой волос. И тем не менее я понимаю, что проломила ему череп. Хотя на первый взгляд в его лице ничего не изменилось. Глаза его закрыты. Потом он открывает их и смотрит на меня. Во взгляде я читаю благодарность. В этот момент я понимаю, насколько тесна связь между ненавистью к другим и ненавистью к самому себе. Он поднимается с кресла. И берет винтовку со стеклянной столешницы. Он должен был упасть, при такой травме он должен был упасть, я понимаю это по его взгляду. Но те, у кого есть сильная мотивация, своя или навязанная, всегда способны пойти дальше, чем остальные. Я достаю ломик из сумки. И делаю шаг к нему. И замираю. У него отсутствует левая часть грудной клетки. Сквозь рану в полости я вижу одно пульсирующее легкое. Диафрагму у брюшной стенки. Затем раздается звук, похожий на внезапный и сильный порыв ветра. Его тело отлетает на три метра в сторону. Он падает на спину. Приподнимает голову и смотрит на грудь. На его белой рубашке — окровавленный кусок артерии, длиной миллиметров пятнадцать. Большим и указательным пальцами левой руки он медленно и аккуратно удаляет его с рубашки, как будто это трубочка макарон. Откуда-то слева появляется Оскар. Он сидит в инвалидном кресле с электроприводом. Он такой бледный и прозрачный, что мне кажется, сквозь него просвечивает спинка кресла. На коленях у него что-то вроде ружья. Я распахиваю двери контейнеров. Слышу, как бормочу что-то бессмысленное, ощупывая детей, чтобы понять, целы ли они. Я вглядываюсь в их лица, во взглядах их — пустота. Они медленно поднимаются на ноги. Я одеваюсь. Мы идем рядом с креслом Оскара, у выхода нас ждет солдат из Метеорологического института. С гольф-каром. Он опускает платформу, Оскар заезжает на нее. Мы забираемся в гольф-кар. Ворота в ограде открыты, мы выезжаем на дорогу, тянущуюся вдоль берега, острова кажутся необитаемыми. Я смотрю на оружие в руках Оскара. Оно синего цвета. Оно висело в церкви у Кирстен Клауссен. У берега нас ждет зеленый катер. Посреди Эресунна мы с Тит смотрим друг на друга. Она отвечает на вопрос, который я не смею задать. — Он собирался, — говорит она. — Но я сказала, что заразилась устойчивой гонореей. В Нагаленде. «Ты, конечно, можешь попробовать сунуть свой член, — сказала я, — но будь готов, что он отвалится еще до того, как ты доберешься в травмпункт Института тропической медицины». И он не решился. Я отвожу взгляд. — Мама, наверное, это то, что имеется в виду, когда говорят об эволюции сознания. Родителям нужны дрели и шурупы для террасной доски. Но следующее поколение обходится при помощи своего интеллекта. — Да, — говорю я. — Наверное, это и имеется в виду.
У девушки в стеклянной будке включен телевизор. Лицо у нее бледное. Когда она видит меня, она становится еще бледнее. На экране премьер-министр выступает перед лесом камер и микрофонов. Мы с близнецами идем домой пешком, в машине я бы не смогла дышать. Пикап медленно ползет следом. Транспорта на Странвайен почти нет, город парализован. В магазинах и кафе люди столпились перед телевизионными экранами. Я обматываю шарф вокруг головы. Никто не смотрит на меня, никто меня не узнает. На Ивихисвай мы не звоним в дверь Дортеи, мы просто заходим. Она сидит на диване перед телевизором. Мы останавливаемся в дверях. — Все развивается, — говорит она, — с несусветной скоростью. Говорят, что другие европейские и некоторые азиатские страны сделали то же самое. Купили острова в Тихом океане, оборудовали их, чтобы меньшинство могло выжить. Ожидается, что завтра правительство Дании уйдет в отставку. Что самые первые планы составлялись еще пятьдесят лет назад. И что это было известно небольшой группе политиков из разных партий. Возможность оказаться в числе немногих выживших перекрыла все политические противоречия. Они поставили в известность некоторых руководителей бизнеса и ученых. Кое-кого из деятелей культуры и высокопоставленных чиновников. Первые головы уже полетели. Двое покончили с собой. Я пролезаю через дыру в изгороди. Наш дом выглядит как обычно. На первый взгляд. Внутри же — сплошные травмы. Beyond repair[29]. Я захожу в дом. Оскар в своем кресле сидит посреди гостиной. — Я взяла список имен в Министерстве иностранных дел, — говорю я. — Ты должен был возглавить силы безопасности. Ты должен был по заданию Министерства обороны следить за Хайном. — Они никогда не доверяли ему. Он двигает маленький джойстик, и электрический стул едет к входной двери. — Когда нас заберут? — Если вас заберут. На круглом столике почему-то лежит распечатка обложки «Time». Теперь уже с трудом можно понять, кто там, на пожелтевшей и выцветшей фотографии. — На самом деле, во всем этом вы никогда не играли какой-то роли, Сюзан. Отдельный человек и отдельная семья никому не интересны. Это может оказаться преимуществом. Та буря, которая сейчас поднимется, сметет в первую очередь тех, кто наиболее заметен. Я подхожу к нему. — Ты упустил свой шанс, — говорю я. Становится понятно, почему он так хорошо изображал бездомного пьянчужку. В нем точно есть что-то от такого бездомного. Я провожу рукой по его щеке. Ощущение такое, что гладишь землю — сухую, потрескавшуюся. Я закрываю глаза. Когда я открываю их, его уже нет. Он исчез вместе со своим креслом. Я сажусь за стол. Входят Тит и Харальд, они кладут передо мной картонные коробки с пиццей. Накрывают на стол. Мы едим безвкусную пищу. Через десять минут к дому подъезжает машина скорой помощи, двое мужчин помогают Лабану войти в дом. Он опирается на костыль, на лице у него по меньшей мере два десятка швов. — Люди Хайна пытались остановить меня, — говорит он. — У них ничего не получилось. Перед ним на стол ставят пиццу и колу. Ему приходится отказаться и от еды, и от питья: раны, очевидно, есть и во рту. Я наливаю ему воды. — Оскар был здесь, — говорю я. — Он считает, что у нас есть надежда. Я поднимаюсь и беру ключи от машины. Они ни о чем не спрашивают. Улицы по-прежнему пустынны. От Шарлоттенлунда до Вальбю мне встретилось не больше десятка машин. Я оставляю машину на Гамле Карлсберг Вай и прохожу последний отрезок пути пешком. Впервые за двадцать лет не вижу здесь охраны. Когда я прохожу по этим улицам, кажется, что в стране ввели чрезвычайное положение. И, возможно, так оно и есть. Я открываю калитку, иду по аллее, поднимаюсь по лестнице, открываю входную дверь и оказываюсь в зале. В углу светится экран телевизора. Показывают интервью французского министра. На пороге я останавливаюсь. Андреа Финк поднимает пульт дистанционного управления, и экран гаснет. Должно быть, она услышала или почувствовала меня. Я подхожу к кровати. Скоро настанет время белых ночей. Сейчас уже поздно, но свет не ослабевает. Как будто не хочет покидать этот мир. — Я думала, ты все раздала, — говорю я. — Но это не так. Ты все упаковала. Чтобы взять с собой на остров в Тихом океане. Твое имя в списке. Она протягивает мне руку, я беру ее. — Лабораторное оборудование, Сюзан. Остальное я раздала. Мы бы организовали прекрасную лабораторию, ты и я. Даже коллайдер могли бы там сделать. Я спроектировала небольшую электростанцию. На пятьдесят мегаватт. — Должно быть, у тебя давно возникла эта мысль.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!