Часть 18 из 37 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— А аналогичные преступления случались в соседних городах области? — Спросил я. — Например, «Витебский душитель» совершал свои нападения, подвозя на красном запорожце женщин, которые голосовали на трассах между Витебском, Полоцком и Лепелем. Может и наш такой же?
— Точно! — Неожиданно поддержал меня Зюзин, парень из 10-го «А». — Машину надо искать, дать объявление в газету, наверняка кто-то что-то видел.
— Правильно! — Зашумели ребята.
— Что нам теперь из блондинок в брюнетки перекрашиваться? — Спросила одна из десятиклассниц.
— Спокойно! Тихо! — Поднял руку товарищ из прокуратуры. — Следствие ведётся в установленном порядке, и дело находится на контроле первого секретаря Горкома. Кстати, брюнетки теперь в моде, — неудачно пошутил следователь, покосившись на наших красавиц.
— Ясно, висяк, — со знанием дела шепнул мне хулиган Толя Широков. — Вот, когда блатная Чистякова пропадёт, тогда они зашевелятся.
— Как всегда найдут стрелочника и отчитаются, — тихо пробубнил Рысцов.
— Не исключено, — сказал я, когда непродолжительная и неинформативная встреча со следователем закончилась, и народ стал расходиться по кабинетам, для дальнейшей подготовки к торжественной программе. — Пока «Витебского душителя» ловили, безвинно осудили четырнадцать человек. Одного расстреляли, один ослеп, а следователя Жавнеровича, выбивавшего показания и ломавшего людям жизнь, проводили на пенсию.
— Откуда ты это знаешь? — К нам с Рысцовым «прилип» хулиган «Широкий».
— В журнале «Крестьянка» прочитал, — соврал я. — Завтра, Андрюха, идём в лес. Осмотрим место, где нашли трупы девчонок, а потом пообщаемся с родителями Лизы Ильиной. По показаниям свидетелей, Лизу с матерью кто-то подвозил на красных «Жигуля» перед самым Новым годом. А в январе девушка пропала.
— Ну и чё, как это связано? — Спросил Широков.
— Понимаешь, Толя, — усмехнулся Рысец. — Трупы нашли в десяти километрах от города. Около шахтной вентиляции в заброшенной штольне. Убийца не на руках же их туда притащил, правильно? Это раз. И второе, девчонки были не из таких, которые прыгают в машину к первому встречному.
— К слову сказать, и Кузнецову, пропавшую в мае, перед майскими праздниками подвозил какой-то знакомый аж до Луньевки. При тебе же, Толик, был разговор. — Добавил я.
— И вы хотите вдвоём взять маньяка? — Усмехнулся Широков. — Я думал, только ты, Молчанов, свихнулся, оказывается и ты, Рысец, б…ь, чокнулся.
Я хотел было выдать Широкову, что лучше ловить маньяка, чем курить, бухать и выбивать деньги из маленьких детишек, но тут в коридоре нас встретил Генка Третьяков и намеренно громко сказал, чтобы слышали все старшеклассницы и Дина в том числе:
— Готовься, футболист, сегодня в финале порвём вас как тузик грелку, ха-ха! Сделаем из вас клоунов!
— Скучаешь в одиночестве? — Хмыкнул я.
— Не понял? — Зло осклабился Третьяков.
— Что непонятного? Цирк уехал, ты остался. Иначе, зачем тебе другие клоуны? — Улыбнулся я.
— Думаешь, если у меня правая кисть болит я сыграть не смогу? — Огрызнулся моментально покрасневший Генка, когда девочки вокруг захихикали. — Ошибаешься. Я уже вчера 9-му «А» показал, как надо под кольцом бороться.
— Так вот оказывается кто герой вчерашней игры. — Я покивал головой. — А я думал — это ваш Лёха, который двадцать очков положил. Причём победный мяч забросил за три секунды до конца матча.
— Встретимся на паркете, — проворчал Третьяков угомонившись.
— Сука, — шепнул мне Рысцов, когда мы двинули дальше на второй этаж. — Ума много затолкать восьмиклассников под щитами не надо. Зато потом он месяц будет хвастаться, как выиграл первенство школы.
— Я ему сегодня, б…ь, потолкаюсь, — прошипел Толя Широков.
* * *
Через час на торжественную церемонию в столовую народу набилось видимо-невидимо. В прошлый раз было гораздо меньше, отметил я про себя, чуть-чуть потрясываясь от волнения за кулисами. На первые ряды, чтобы вместить всех желающих принесли длинные и низкие лавки из спортзала, и лишь потом наставили стулья. «Да, подзабыл я это мероприятие», — подумал я, лихорадочно перебирая аккорды романсов. Мне спустя годы казалось, что кроме нас, 10-го «А» и 9-го «Б», никто со своей самодеятельностью не выступал, а на самом деле тут целая программа. И девчонки из музыкальной школы будут петь, и детишки мелкие русские народные танцы плясать. И естественно будет произведено награждение заслуженных учителей.
— Ты что с детьми делал на уроке? — Неожиданно подошла ко мне Наина Файзиевна, классная 9-го «Б».
— Уже нажаловались. — Тяжело вздохнул я.
— Ты что? Наоборот! — Очень эмоционально всплеснула руками учительница. — Теперь все пятые классы хотят, чтоб ты с ними такой урок провёл. Дети в восторге.
— Могу, когда захочу, — пробурчал я.
— Ладно, потом у завуча поговорим, я к своим пошла, — протараторила физичка и, протиснувшись сквозь снующих за кулисами юных артистов, поспешила к своим бэшкам.
«Только завуча мне не хватало», — подумалось вдруг, и наконец, зазвучали фанфары из магнитофона, подключенного к большим колонкам. «Даже не технику не поскупились, — удивился я, попытавшись в очередной раз, унять дрожь в руках. — Ничего главное на сцену выйти, а там я уже разыграюсь, разогреюсь и не ударю лицом в грязь».
А спустя примерно полчаса рядом со мной перед сценой трясся весь наш 8-ой «А» вместе с классной Мариной Алексеевной. «Тут огромный Советский союз на грани распада, а я рефлексирую по поводу простого номера школьной самодеятельности!» — обозлился я на себя и неожиданно произнёс вслух:
— Тяпнуть бы, Марина Алексеевна, чего-нибудь для храбрости.
— Что? — Вздрогнул классная.
— Чаю хочется, — пробормотал я.
— На сцену приглашаются ученики 8-го «А» класса! — Неприятным высоким голосом выкрикнула со сцены конферансье, десятиклассница, имя которой я не помнил. — «Горе от ума» Александр Сергеевич Грибоедов.
И мы словно табун лошадей протопали по боковой деревянной лесенке. Секунд пять покрутились перед уже улыбающимися, ожидающими косяков, зрителями. Я в самом центре сел на стул напротив единственного микрофона, а одноклассники, как будто для фотографии с выпускного вечера, выстроились за моей спиной. «Да гори всё синим пламенем!» — выругался я и дал по струнам. Первый романс «Не для меня придёт весна», прошёл на ура, и оцепенение, душившее всё моё существо почти сорок минут, тут же улетучилось, и на смену ему пришла пьянящая безбашенная легкость. «Окрасился месяц багрянцем» жахнули ещё более уверено, а отрывки из бессмертной комедии в прямом смысле слова, вообще отскакивали от зубов. Даже классная руководительница, смотревшая на нас из правых кулис, не переставая улыбалась. «Сейчас сбацаю «Гори, гори, моя звезда» и гори всё с удвоенной силой синим пламенем!» — ликовал я. Почему же мои пальцы сами собой взяли не те аккорды, а я запел «Короля и Шута» было не объяснимо:
С головы сорвал ветер мой колпак.
Я хотел любви, но вышло все не так.
Знаю я ничего в жизни не вернуть,
И теперь у меня один лишь только путь...
Самое главное одноклассники вовремя сориентировались и припев мы грянули уже хором:
Разбежавшись, прыгну со скалы.
Вот я был, и вот меня не стало.
И когда об этом вдруг узнаешь ты,
Тогда поймешь, кого ты потеряла…
Гогот в просторном помещении столовой стоял минут пять, когда закончилась песня. Завуч и директор, переглянувшись, о чём-то коротко переговорили. Я же подумал, ну вот и загремел я под фанфары. Бедная наша классная, когда мы выходили со сцены, стояла красная как рак и, дождавшись моей скромной персоны, зло бросила:
— Всем в четверти по четыре, а тебе, Молчанов, три! И родителей в школу!
— Родители-то ту при чем? Я ведь сам на гитаре научился играть, — пробормотал я. — Вам надо монаха Гвидо Аретинского вызвать на ковёр.
— Кого? — Вспыхнула Марина Алексеевна.
— Монаха, который ноты изобрел, всё зло от нот, — с виноватым видом ответил я.
— У завуча поговорим, — прошипела она, выбежав в зал.
— Ты, Молчанов, хулиган, — заявила Томка Полякова. — Завтра отсядешь от меня на свою четвёртую парту.
— Кому я ещё насолил? Высказывайтесь, не стесняйтесь, в ком я убил веру в человечество? — Я обвёл взглядом весь наш класс.
— Ну, ты, Валерон, и дал! Ха-ха, во! — Показал большой палец единственный друг детства Андрюха Рысцов.
* * *
А спустя два часа, когда мы уже бились в финале первенства школы по баскетболу, посвящённому Дню учителя, выяснилось, что зря наша классная переживала. Концертный номер, в котором «Горе от ума» случайно смешалось с «Королём и Шутом», директор и завуч признали удачным решением, тем более в школе теперь все только про наш 8-ой «А» и говорили. Поэтому в перерыве матча Марина Алексеевна подошла и принесла извинения.
— Свои люди сочтёмся. — Улыбнулся я. — Я ведь не со зла вместо романса спел про скалу. Перепутал от волнения.
— Хорошо, — не поверила мне литераторша и спросила команду. — Матч-то хоть выиграете?
— Сложный вопрос. — Почесал затылок Рысцов. — Пока 15 : 20 в пользу 10-го «А». У них Лёшка — зверь, метр восемьдесят пять рост, и подбирает, и мяч водит, и трёхи кладёт. Вопрос, можно сказать, философский, смотря что считать победой.