– Милена, там работает отличный врач, старый друг нашего отца. Если бы… – Миша запнулся. – Он бы вышел и сообщил. Значит, Марк пока жив. Пока… Почему он так сказал? Боль снова прострелила грудную клетку, а слезы, подступившие к глазам, размазали больничный коридор. – Василий Владимирович, – подорвался Миша, когда чертовы двери наконец-то открылись. – Присядь, – положил ему руку на плечо мужчина в хирургическом костюме и перевел взгляд на меня: – Жена? Я кивнула, боясь и ожидая слов, которые могут стать или моим спасением, или моим приговором. – Мишань, – врач говорил с сочувствием, и я даже дышать перестала. – Марк сильный мужик, но не думаю, что он выкарабкается. Слишком долго продлилась клиническая смерть. За его организм работают аппараты, и вам надо решить, сколько это будет продолжаться. Я слишком много повидал, чтобы верить в чудо. Что он сейчас сказал? Что мой муж одновременно жив и мертв? Миша выглядел растерянным, а я в тот момент собралась. Поняла, что если есть хоть один шанс, то я его использую. В чудо я, может, тоже не верила, но верила в нас. – Можно его увидеть? – спросила я спокойно, чем вызвала удивление и у врача, и у Миши. – Он в реанимации, но ладно, я сделаю для вас исключение… Меня раздражал звук приборов, жалостливый взгляд медсестры за стеклом и провода, похожие на змей. – Давайте только недолго, – попросил врач и, дождавшись моего кивка, вышел, прикрыв за собой дверь. Я сжала ладонь Марка и сказала дрогнувшим голосом: – Вернись ко мне, любимый. Я буду дышать за нас двоих. Мое сердце будет биться и за твое. Ты мне обещал навсегда, а сейчас бросаешь? Не поступай так со мной. Прибор заверещал еще сильнее, и медсестра теперь уже с удивленным взглядом бросилась ко мне. – Вы что-то трогали? – спросила она. За ней в реанимацию пришел и Василий Владимирович, посмотрел на показатели и покачал головой. – Что? – спросила я. Врач с медсестрой переглянулись, и он сказал уже мне: – Любовь сильнее смерти… – Меня, кажется, хотят убить, – говорю Марку, и он удивленно на меня смотрит. Не верит. Я знаю каждый его взгляд, каждое движение. Помню, что они означают. Наверное, что бы я ни сказала, как бы ни пыталась убедить Марка, он не поверит просто потому, что не хочет. А волны гнева, нет, даже ярости, которым становится тесно в салоне автомобиля, бьют в грудь и высасывают весь кислород. Еще и сигаретный дым режет глаза, дерет горло. Я чувствую себя похороненной заживо в машине. Марк наконец усмехается и произносит: – А жизнь как бумеранг, да, Милена? – Ты ведь не слышишь меня. – Я слышу тебя. Но скажи, какое мне должно быть дело до твоих проблем? Во имя былой любви? – на последнем слове запинается, будто говорит не о том, что было у нас, по-настоящему чистым, а о чем-то отвратительном, вызывающем брезгливость. Отгораживается от новости, которую я ему сообщила. Специально вспоминает о любви, а не о нашем ребенке. Марк снова не хочет верить и не хочет принимать. Только словосочетание «былая любовь» ко мне вряд ли можно применить, сколько себя ни убеждай. – Ты прав, Марк. Прощай. Тянусь к ручке, дергаю, но дверь заблокирована. Какая я дура, черт возьми! Сама разрушила тот островок спокойствия, который, казалось, удалось создать после нашего расставания. Марк хватает меня за затылок и притягивает к себе. Морщусь от боли и прошу: – Отпусти. – Не знаю, какую игру ты затеяла опять, но больше я на твой крючок не попадусь. Он говорит мне прямо в лицо. Так близко, что мы, кажется, снова готовы раствориться друг в друге, будто нет недоверия и стен недопонимания. Марк переводит взгляд на мои губы, и я чувствую, как их начинает покалывать, а затем они нестерпимо зудят. Это предвкушение, полное нашей болезненной зависимости друг от друга. Но, видимо, ярость Марка сильнее. Он отталкивает меня так же резко, как и притянул. Раздается щелчок замка. – Если есть что сказать, то говори. Но подумай дважды. Если это какой-то очередной гениальный план, не советую нарываться. Молча проглатываю последнюю фразу Марка. У меня был только один план: жить с мужем долго и счастливо. Но не столько у судьбы, сколько у людей на нас нашлись свои планы. А ведь я просила, как чувствовала, не лезть в этот чертов бизнес, не пытаться охватить все. Стук в окно прерывает мои воспоминания. Марк опускает стекло со своей стороны, и я слышу: – Лейтенант Бессонов, предъявите документы. – В чем дело? – Здесь остановка запрещена. Сейчас я благодарна гаишнику, что он впустил хоть немного свежего воздуха в пропитанный злостью, воспоминаниями и дымом салон. Марк откидывает козырек и в документы кладет купюру. Вот он, способ решать все проблемы. Жаль, что в моем случае не подходит. – Счастливо, Марк Захарович, – благодарно салютует лейтенант. – И вам. Окно снова закрывается, и машина трогается с места. Я понимаю, что молчание Марка раздражает, и начинаю говорить: – Где-то два месяца назад знакомый фотограф сломал руку и попросил меня заменить его на свадьбе. Жених с невестой против не были, деньги обещали приличные, и я согласилась. – Им не понравились твои фотки? – усмехается Марк, когда я замолкаю, думая, как продолжить. – Понравились, – не обращаю внимания на его иронию. – Но что-то в кадр не должно было попасть. – Конкретнее! – Я не знаю! – тоже повышаю голос. – Дай же мне объяснить. – Милена, ты целый вечер ходишь вокруг да около, и меня уже это порядком достало. То ты мне заливаешь про своего ребенка, то теперь про какую-то свадьбу. Я здесь при чем? Никогда мне не было так сложно с ним разговаривать. Будто о глухую стену бьюсь. – Через месяц после свадьбы ко мне пришли двое парней настоящего бандитского вида и сказали, что добропорядочных людей шантажировать нехорошо. Вели себя вполне прилично, но предупредили, что это только на первый раз. Я ничего не поняла, а через несколько дней увидела, что кто-то копался в моем ноутбуке, пока мы с… – запинаюсь и подбираю слова, чтобы еще больше не нервировать Марка. – Пока меня не было дома. Все файлы и даже облако снесены. Но через неделю те же самые парни пришли ко мне уже с оружием и сказали, что если мне дорога собственная жизнь и жизнь моего ребенка, то я должна прекратить, иначе… – Тебя убьют? – заканчивает за меня Марк. – Не сразу, – вздрагиваю, вспомнив все обещания. – Милена, если это на самом деле ты… – Да не я! – уже почти в истерике кричу. – Зачем мне кого-то шантажировать? – А кто тебя знает… – тихо говорит Марк и снова закуривает, остановившись уже на парковке возле торгового центра. Он снова мне не верит. Я одна черт знает против чего или кого. Но закончить надо, потому что рассказала я не все. – Еще через неделю мне позвонили и спросили, не решила ли я подзаработать, пока шпионила для бывшего мужа. – Что? – Марк поворачивается ко мне, вздернув брови, и, кажется, теперь ему по-настоящему интересно. – Я, конечно, ответила, что мы с тобой не общаемся и до сих пор понятия не имею, о чем речь, но мало ли… – Еще скажи, что из беспокойства обо мне пришла, – снова усмехается. – И что тогда? Мы упадем в постель, мои мозги, как сказал Миша, перетекут ниже пояса, а потом я получу пулю в сердце? Сжимаю кулаки. Мы не придем к пониманию. Марк будет думать, что я его подставляю, использую или еще что-то в этом роде. – Марк, просто… Будь осторожен.