Я вижу эту машину около своего дома не в первый раз. Возможно, у меня развивается паранойя, но в маленьких дворах быстро запоминаются все автовладельцы, и даже эта неприметная иномарка вызывает в нынешней ситуации подозрения. Ускоряю шаг, сворачивая к подъездам, сердце стучит в унисон каблукам по тротуарной плитке. Фонари горят не везде, света в окнах почти нет. Только оказываясь в спасительном островке света, я ненадолго выдыхаю, а потом снова ступаю в темноту. Уже долгое время мне кажется, что я схожу с ума. Мне везде мерещатся те парни с оружием, что ко мне приходили, кажется, будто безопасного места для меня не осталось. Наверное, это инъекция сумасшествия прямо в мозг, но я пошла на крайние меры. К Марку… Ничего из этого не вышло, но я хотя бы попыталась, пересилила себя. Понимала, что ничего хорошего из нашей встречи не получится, но встретилась с его ненавистью, яростью, злостью лицом к лицу. И пережила… Почти. – Эй, красотка, – слышу сбоку, с детской площадки, свист и ускоряю шаг. Вид у меня, наверное, для этого района шикарен: узкое вечернее платье, туфли на шпильках, остатки дорогих украшений. И я, дура, в таком виде еще и на последний автобус успела. Почти бегу до подъезда и набираю номер квартиры на домофоне. Меня никто не преследует, но нервы расшатаны уже до такой степени, что даже мотылек возле перегорающей лампочки над дверью вызывает дрожь и панику. – Кто? – отвечает сонный голос. – Это я, Борь, открой. Писк домофона, но я не бегу по лестнице – тяну на себя железную дверь, чтобы никто не зашел следом, чтобы не чувствовать чужие взгляды затылком. Когда понимаю, что магниты надежно соприкоснулись, Борька перевешивается через перила пролетом выше и спрашивает: – Где ты, Милен? – Иду. Наваливается такая усталость, что я еле передвигаю ноги, но поднимаюсь по лестнице. Это уже мое привычное состояние – я падаю на колени, поднимаюсь и через силу иду дальше. Лестница в полтора года – тяжелая, болезненная, местами прогнившая, шипованая, скользкая… Я прошла все, казалось бы, осела на своей ступени, а сейчас снова поднимаюсь с первой. – А где твоя сумка? – спрашивает Боря, когда я останавливаюсь на нашей лестничной клетке. – Потеряла, – отмахиваюсь. – Ну ты даешь, – сосед идет к себе и выносит запасные ключи от моей квартиры. – Держи. – Спасибо, – отвечаю и вымученно улыбаюсь. – Не получилось? – Борька не уходит к себе, а я на общение сейчас совсем не настроена. – Борь, – оборачиваюсь, открыв дверь, – тебе бы держаться подальше от меня. После разговора с Мишей и его вопроса, что за мужик отирается рядом со мной, не хочу, чтобы еще и у соседа из-за меня были неприятности. – Милена, да что случилось-то? – Боря собирается зайти в квартиру вместе со мной, но я говорю: – Я устала, не сейчас. Он нехотя кивает и идет к себе, а я закрываю дверь и наконец-то сбрасываю ненавистные туфли. Маленькая съемная квартира с потеками на обоях и потрескавшейся плиткой на кухне и в совмещенном санузле, старые деревянные рамы на окнах, щели в которых зимой приходится затыкать утеплителем, чтобы не превратиться в сосульку. Но зато дешево. Пусть район и не самый благополучный, но я точно знаю, что никого из своей прежней жизни здесь не встречу. Тишина в квартире непривычная, без Веры как-то пусто и одиноко. Только ей пока без меня будет лучше. Переодевшись, делаю чай и, несмотря на усталость, думаю, глядя в окно, что же делать дальше. Марк был последней надеждой, но он мне не поверил. Обратиться в полицию? Смешно. И что я им скажу? Мне угрожают, потому что думают, что я кого-то шантажирую. Наверное, по такому поводу еще никто и никогда к ним не обращался – запомнят надолго, только вряд ли что-то сделают. Открываю ноутбук и, найдя папку с фотографиями, долго смотрю на иконку. Пусть здесь основательно все почистили, но не подумали, что я сохраняю все еще и на карты памяти. И зачем я перенесла эту папку снова на компьютер, сама не знаю. Мне, наверное, нравится издеваться над собой. Нажимаю на иконку и вздыхаю. У меня его фотографий очень много, в этой папке самые любимые. Вот Марк смотрит прямо в объектив, улыбаясь, и его темные глаза светятся такой любовью, что это взгляд способен растопить лед. На следующей он в профиль, с обнаженным торсом и чашкой кофе в руке. Пальцы сами тянутся к экрану, чтобы дотронуться до груди, но чувствую я, конечно, только стекло. Чай давно остыл, за окном уже занимается рассвет, а я смотрю фотографии, с каким-то извращенным удовольствием вспоминая, как я была тогда счастлива. Я помню каждый день на этих снимках, воспроизвожу в памяти, и боль разливается по каждой артерии, идя прямо от сердца по всему телу. Звонок в дверь раздается в полшестого. «Борька», – думаю я и, не глядя, открываю. Делаю шаг назад, испугавшись, а предательское сердце готово выпрыгнуть из груди. Марк совсем не вписывается в своем дорогом костюме в серость этого подъезда, в убогость моей квартиры. – Марк… – выдыхаю я, и он морщится. Переступает через порог, захлопывает дверь и говорит: – Миленько у тебя. – Что ты?.. То есть зачем?.. Я не нахожу слов, а Марк, не обращая на меня внимания, проходит прямо в обуви в кухню и смотрит на экран ноутбука. Господи… Смотрит долго, и я замечаю, как на его лице эмоции сменяют друг друга. Весь спектр. И мне бы бежать отсюда – я это чувствую. Увиденное Марку не нравится. – Какого черта, Милена? – наконец-то переводит взгляд на меня. – Прости… Сама не знаю, за что извиняюсь, но и слов других нет. – Ты… – Марк делает шаг ко мне, второй, третий. Мы слишком близко, и это сводит меня с ума. Он тяжело дышит, водит взглядом по моему лицу, по телу. Катастрофа слишком близка. Мы не можем это контролировать… Глава8. Марк Фотографии… Как мало в них жизни и как много в них смысла. Я помню тот день. Милена была моей… женой. Но больше всего мне нравилось, что она была моей. Сумбурно, но штамп в паспорте для меня ничего не значил. Больше значили чувства. Память – странная штука, и я ее закапываю каждый день уже полтора года, просыпаясь в одиночестве. Бью в стену кулаками, понимая, что мне не хватает Милены, но и простить, принять саму мысль не могу. Дилемма, которая довела меня, хоть с виду и не скажешь, что меня что-то жрет изнутри. И сейчас она не могла знать, что я приду. Значит… Да ни черта не значат эти дурацкие фотографии? Нравится ей смотреть? Пусть смотрит и вспоминает, что потеряла. Только ярость уже закипела во мне. И это «прости» только больше вывело из себя. – Зачем ты приехал? – снова спрашивает Милена, но не отходит ни на шаг. Мы так близко, и без узкого коктейльного платья, без туфель на шпильках она такая родная, домашняя. И ведь действительно, нахрена я приперся, едва получил сообщение с адресом? Всю дорогу повторял сам себе, что хочу взглянуть на фотографии, но как-то неубедительно. – Фотографии, – отвечаю, хотя сейчас мне нет до них дела. А вот до Милены, кажется, есть. Это какое-то безумие – так ненавидеть и так хотеть ее. И она это понимает. Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы не заметить малейшее изменение во взглядах, в жестах, в мимике. Еще эта квартира… Она почти копия той, в которой началась наша семейная жизнь. И ведь мы были там счастливы, несмотря на отсутствие ремонта и наличие тараканов на кухне. Оказавшись здесь, я будто перенесся на почти десять лет назад, когда у меня не было ничего. Была она, моя жена. И пусть я ничего не мог ей дать, она все равно была со мной. Когда все изменилось и полетело в бездну? Милена вздрагивает, когда я наклоняюсь к ней, но не отступает.