– С годовщиной, милая, – тихо произношу и, сжав пальцами ее лицо, целую. Я сам себе отвратителен в этот момент. Будто сдыхающий от жажды, нашедший в пустыне только ракетное топливо. И ведь будешь пить, потому что жидкость. Дурацкое сравнение, но чувствую я себя именно так. Милена цепляется за мою руку, которой я продолжаю давить на ее лицо, чуть ниже локтя. Больно, но ей от моей хватки наверняка еще больнее. Только что это значит, когда внутри намного хуже? И тут острая боль, как выстрел, пронзает мозг. Отстраняюсь и прикладываю пальцы к губе. Кровь… Ненавижу ее вид. Один уголок губ Милены тоже в моей крови, и я усмехаюсь: – Решила зубы показать? – Жизнь заставила. Передо мной уже не та восемнадцатилетняя девочка, которую я встретил ровно десять лет назад. Сейчас я вижу и пролегшую на лбу морщину, и темные круги под глазами, и изменившийся, немного погасший взгляд. Жизнь, говорит, заставила? – Ты сама это выбрала, – обвожу рукой пространство убогой кухни. Милена не отвечает. Подходит к раковине, включает воду и смывает кровь с лица. Потом берет полотенце и, намочив край, подрагивающими руками передает мне. – Это ты выбрал, – говорит наконец-то. Сколько времени меня мучили сомнения, и сейчас они достигли критической точки. Приложив полотенце к губе, молча выхожу из кухни и иду в единственную комнату. Шкаф с закрытой картоном дырой вместо отсутствующего стекла, прогнувшийся диван, застеленный покрывалом, детская кроватка рядом… Пустая. Милена появляется в комнате следом и, стреляя глазами, спрашивает: – Что ты делаешь? Я игнорирую ее вопрос. – А где твой ребенок? Дергается от моего вопроса, даже, я бы сказал, пугается его. Но через пару секунд отвечает: – У Брониславы. Как интересно… Ребенка сестре, а сама в полной заднице. Но я не могу промолчать. Убираю полотенце от лица и замечаю: – Жена из тебя получилась так себе, а мать, видимо, еще хуже. Возможно, с Брониславой ей будет даже лучше. Я специально не произношу имя, потому что оно рвет в клочья остатки моего сердца. И снова сомнение: а вдруг все-таки моя? Я так и не смог открыть присланный файл со свидетельством о рождении. Не знаю даже, чего боялся… Сопоставить даты? И понять, мой это ребенок или нет? – Когда ты стал такой сволочью? И голос дрожит, и в глазах слезы – занимательная картина, только не трогает. Что-то сегодня дрогнуло, когда я увидел Милену, а сейчас вернулось обратно. И мне это нравится больше – я пуст, никаких эмоций. Это привычно уже, это правильно. – Предсказуемый итог, когда ты разочаровываешься. Сам пустой, а хочу ее эмоций. И даже мысленно прошу их. Милена реагирует быстро. Подходит ближе и бьет кулаком мне в грудь, а слезы уже катятся градом по щекам. – Ты! Я всего лишь хотела попросить о помощи… Я предупредила и тебя, потому что не хочу, чтобы… Но тебе плевать, на всех плевать! Продолжает бить кулаками, пока несет несуразицу, а у меня на лице расплывается какая-то болезненно-удовлетворенная улыбка. Хотел – получил. И пока Милена меня бьет, будто срабатывает закон притяжения к дивану. Я уже возле него, упираюсь ногами в край и тяну ее за собой. Падает на меня сверху и замирает, глядя так, как в первый раз. Диван скрипит, тоже как в первый раз. Все напоминает о нас прежних, даже взгляд Милены становится другим. – Марк… И этот голос, сводивший меня с ума изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Только она умеет так произносить мое имя, только она умеет так смотреть, что и возбуждает, и страшно становится. Лишь бы не сделать ей больно. В первый раз я боялся к ней прикоснуться, а сейчас хочу именно боли. Ее боли… Чтобы Милена поняла всю глубину моей. – Попробуешь еще раз укусить… – Марк, уходи. Я хочу губами прикоснуться к ее слезам, которые катятся по вискам, хочу, чтобы она не закрывала глаза, хочу… ее хочу. Мне всегда было мало, а сейчас это желание ощущается настолько остро, что я не могу рационально мыслить, лежа на женском теле, слыша учащенное биение сердца. Милена до сих пор меня сводит с ума – с этим, увы, я ничего не могу сделать. Она мне нужна сейчас, и пусть к черту катится весь мир… Глава9. Милена Своеобразное поздравление с годовщиной нашего знакомства. И я вообще удивлена, что Марк о ней помнит. Ему больно, я чувствую это. Смесь боли, ненависти и неконтролируемого желания – и он переносит все это на меня, будто хочет разделить на двоих те эмоции, что не может вынести один. А я разделяю, как и раньше… Прошу уйти, но не хочу, чтобы уходил. Сердце набатом бьет в ушах, дыхание неровное, тяжесть тела сверху, такая знакомая, но такая уже непривычная. – Марк, уходи, – повторяю я скорее самой себе, чем ему. – Ты на самом деле хочешь, чтобы я ушел? Его лицо так близко, и я хочу, чтобы он меня поцеловал, но не признаюсь в этом. Только мы слишком хорошо знаем друг друга. Марк все понимает по моему взгляду. Забыв про рану на губе, он снова меня целует. В этом поцелуе ноль нежности, как и в нас самих – только острая необходимость в диком, по-настоящему животном сексе. Я стягиваю с Марка пиджак и добираюсь до пуговиц на рубашке. Даже не верится, что сейчас дотронусь до горячего тела, а не до холодного экрана ноутбука. Моя одежда уже на полу, скрип дивана перемешивается с моими нетерпеливыми стонами. Я даже не понимала до этого момента, как хочу его. Рубашка отправляется следом за пиджаком, и я касаюсь мужской груди. Веду пальцами по коже и останавливаюсь в районе небольшого шрама. Марк перехватывает мою руку и, прервав безумный поцелуй, смотрит мне в глаза. И во взгляде столько всего – настоящее зеркало сломанной души. – Марк… – Молчи, просто молчи. Марк отпускает мою руку, и я молча тянусь к ремню, не разрывая зрительный контакт. В прикосновениях, в поцелуях мне не хватает того, что было между нами раньше, но появляется что-то новое, безумно притягательное, сумасшедшее. Наверное, я схожу с ума, если получаю удовольствие от всего происходящего. Я еще острее чувствую злость Марка, когда он начинает двигаться во мне. Но в то же время внутри что-то лопается, как мыльный пузырь напряжения. Сильные руки, которые сжимают мои бедра до боли, губы, которые касаются шеи и груди, мои пальцы в коротких жестких волосах – как это все знакомо, но уже другое. – Зачем? – слышу в самое ухо. – Зачем ты вернулась в мою жизнь? Молчу. Сказать, собственно, на это нечего. Да и вопрос, скорее всего, риторический. Марк сжимает мою шею, а я цепляюсь ногтями в его плечи. Мы точно рехнулись, если нам доставляет удовольствие собственная боль и боль, которую мы причиняем друг другу. Синяки и царапины нам обеспечены, но мне плевать, даже если бы Марк задушил меня, только чтобы не останавливался… Но я все равно не сдерживаюсь, когда позже Марк тянется за сигаретами. – С годовщиной, милый.