— Привет, малыш! Как дела? — Здравствуй, Алина. Хорошо. — Какие новости? — Я вчера в город ходил, больше пока не пойду. Неспокойно там. Стражи на улицах больше, чем людей, а всё равно жутенько. — Жутенько? Кассиль кивнул. — И ты не пойдёшь. Не пущу. — Как скажешь. У меня и тут дел полно, после болезни-то. — Ничего страшного, теперь способности усилятся. У меня усилились, да и из лекарей-студентов, кто переболел — все заметили. — Да уж, не было бы счастья, да несчастье помогло. — Это у вас так говорят? — Да, поговорка. Есть ещё одна: нет худа без добра. Из той же оперы. — Оперы? Что такое оперы? — О, это такой спектакль песенный, где все актёры поют. — Водавель что ли? — козырнул сложным словом парнишка. — Водевиль весёлый, а опера может быть грустная тоже. Ладно, я рада, что всё в порядке, — я наклонилась к Касу поближе и зашептала на ухо, чтобы больше никто не услышал: — Кстати, информация про конфеты подтвердилась. И про мужчину, который к девочкам хотел приставать, тоже. Так что будут ещё озарения — обязательно говори. — Да было уже. Я через Сарлема передал аккуратно, сказал, что в коридоре слышал, но не понял от кого. — Молодец! Горжусь тобой. — Ты на обход? — Да, посмотрю, где нужна помощь. — Да справляются они, выписывают пачками, новых везут тоже много особенно от стражников. Пока что сил хватает. Синнай силён, ты не представляешь, насколько. Чудненько за ним наблюдать. Я с тобой пойду. — Пойдём, я скучала по тебе. — Вот вечно вы девчонки со своими нежностями, — фыркнул он, но погладить по кучерявым волосам дал и локоть не вырвал, когда я за него уцепилась. Весь день прошёл в привычных хлопотах, после болезни мне было одновременно и сложнее и проще. Тело ослабло. А магию я ощущала иначе, в первую очередь в своих артефактах. Котёл оказался невероятно сильным, я чувствовала его даже сквозь стены на другом конце клиники. Ованес тоже ощущался по-иному, он был практически разумен. И если котёл просто обладал своеволием и немного дурным нравом, то Ованес настраивался на мои эмоции и словно бы сам радовался нашему союзу. Он испытывал ко мне что-то вроде нежности, насколько это вообще возможно для артефакта. Детей было много, и, как ни странно, большинство были новыми лицами. Целители то ли стали сильнее, то ли обрели равновесие, но факт остаётся фактом: мы успешно справлялись. Весь день я помогала отпаивать малышей и лишь к вечеру мне пришлось выйти в приёмное отделение, потому что приехали несколько купцов в компании господина Вериомаса, которому я обещала экскурсию по клинике. Мужчины оказались совершенно разными на вид, но их объединял внимательный и цепкий взгляд, который словно разведывал: чем же тут можно поживиться? Одеты мои гости были вроде просто, но при этом чувствовалось, что их одежда дорога пропитана магией. Кассиль и Сарлем тоже нас сопровождали, поэтому даже незнакомая компания смутить не могла. Вопросы они задавали толковые, а дальше стали предлагать то, что уже давно изобретено в нашем мире: платные индивидуальные палаты, сиделок за отдельную сумму, дополнительные процедуры на заказ. Я честно ответила, что мы работаем на пределе и для нас важно выживание пациентов, а не их комфорт. Пустая покойницкая, пожалуй, произвела самое большое впечатление. Здесь мы встретили уставшего Келая, медитировавшего на голые столы. Пришлось объяснить, что мы здесь находим силы и больше всего боимся, что эта комната начнёт наполняться. После общих помещений мы прошлись по палатам, и я показала, как именно мы поим и ухаживаем за детьми. К этому моменту визитёры больше не гомонили, не указывали на варианты заработка, не подначивали меня колкими вопросами. Прониклись. Пришлось немного задержаться и помочь Салли закончить с несколькими пациентами, и на пару минут я вообще забыла об их присутствии. Кас и Сарлем тоже не остались в стороне, привычно подхватывая, поддерживая, переворачивая малышей. — Я думал, что слухи о том, что вы лично ухаживаете за детьми, очень преувеличены, — заметил господин Вериомас, когда мы покинули палату. — Однако, моё искреннее восхищение вашим мужеством. — Не стоит. Первые дни были действительно тяжёлыми, кажется, что за первую половину недели я едва ли спала десять часов. Затем пришли добровольцы из города и подкрепление из Магистрата. Стало сильно проще. Сейчас мы справляемся и спим довольно регулярно. Кроме того, Эделика и Эмила тоже заботятся о детях, лечат и контролируют пищеблок. — Удивительная самоотдача для таких юных и благородных барышень. — Отнюдь. Для меня скорее удивительно, что здесь оказались не все. На мой взгляд нет ничего более естественного, чем заботиться о тех, кому требуется помощь. И император полностью разделяет мои взгляды. — Последние дни были тяжёлыми для всех, и мы приложим усилия, чтобы успокоить ситуацию. — Буду крайне признательна. Возможно, представители других гильдий тоже захотят приехать и посмотреть лично, чтобы успокоить своих людей. Уверена, что у вас много контактов. — А некоторые уже здесь, уважаемая Алина. Вот, к примеру, представленный вам альтен Коренней — глава Кузнечной и Рудодобывающей Гильдии. А вот этот скромный господин — один из богатейших людей в стране и возглавляет Ювелирную Гильдию. Высокий худой господин с большими чёрными глазами навыкате и выдающимся носом на узком лице вежливо улыбнулся. — Так уж и богатейший, господин Вериомас. Госпожа Алина, мы крайне благодарны вам за отведённое время, думаю, что нам стоит вернуться в наши вотчины, чтобы переговорить с людьми и остудить горячие головы. Кроме того, постараемся убедить всех отправлять отпрысков сюда, а не заниматься самолечением. Лекари гильдии уже давно не справляются. — Наши двери открыты для всех, но вам стоит понимать, что все дети в равных условиях, никаких привилегий за происхождение. — Это неожиданно ново. Однако я готов довериться вашему суждению. На нас произвела впечатление ваша покойницкая, — отвесил мне вежливый поклон один из посетителей. — И ваши личные усилия, — не остался в стороне Вериомас. — Спасибо, господа, мне было крайне приятно ваше общество. Сейчас мне необходимо возвращаться к своим обязанностям. Кас, милый, проводи, пожалуйста, наших дорогих гостей. — Спасибо, уважаемая госпожа Шиманская, за уделённое время. Господа чинно попрощались, и я вернулась к Салли. Следующие несколько часов прошли в работе с кратким перерывом на ужин. Вечером я немного пела в столовой, но только лишь чтобы немного поднять настроение людям. К счастью, среди студентов оказалось несколько талантливых ребят, и на время моей болезни они подхватили знамя моей инициативы, выступая по вечерам в столовой. Вот и сегодня я послушала местные песни с огромным удовольствием. Эти небольшие музыкальные паузы были жизненно необходимы всем, отвлекая и давая силы для новых подвигов. Ринар вернулся уже глубокой ночью. Я всё находила себе дела, ожидая его возвращения и оттягивая момент, когда нужно будет вернуться в свою комнату и лечь спать одной. Его появление словно дало мне второе дыхание. Секунду назад ноги едва держали, но стоило увидеть его уставшее лицо, как я чуть не побежала в его объятия, усилием сдерживая шаг. — Привет. Устал? — Ужасно. — Голодный? — Нет. — Тогда пошли отдыхать. Путь до комнаты прошёл в тишине, а горячая мужская рука крепко сжимала мою ладошку. Наши отношения с Ринаром изменились. В первую очередь изменилось моё отношение к нему. Сил злиться на прошлое больше не было, и я простила все предыдущие обиды. Хотелось, конечно, чтобы он обстоятельно извинился и попросил прощения, но разумнее вернуться к этому вопросу позже, когда у него будут силы. Также молча мы помогли друг другу раздеться, а потом вместе приняли тёплый душ. Стеснения больше не было, я наслаждалась нашей близостью и его ласковыми прикосновениями. Сегодня всё было как-то пронзительно нежно. Ринар не стал настаивать на продолжении, мы просто уснули в объятиях друг друга. Проснулась я от настойчивых прикосновений. Кто-то выспался и был полон сил. Особенно полная сил часть тела упиралась мне сейчас чуть пониже поясницы, а горячие ладони скользили по телу, рождая волны удовольствия, которые скручивались внизу живота в тугую горячую спираль. Я выгнула спину и погладила его плечо. — Доброго утра. — Солнечного утра, моя сладкая ягодка. — Кажется, кто-то обещал не приставать… — Кажется, кому-то не стоит ложиться спать обнажённой и так восхитительно пахнуть, если хочется избежать приставаний. Рука Ринара прошлась по животу, мягким движением очертила линию вокруг пупка и скользнула ниже. Наверное, стоило бы воспротивиться, но мне было настолько хорошо, что я раздвинула колени в порочном, приглашающем жесте. Резкий вдох за спиной показал, насколько правильными были мои действия. Горячие губы целовали шею, одна рука ласкала грудь, прижимая меня всё теснее к сильному мужскому торсу, а вторая медленно и неторопливо гладила чувствительные складочки между ног. Я всхлипнула и закинула руки назад, запуская пальцы в густые чёрные волосы, оглаживая широкие мускулистые плечи. Ноги сами раздвинулись ещё шире, не просто приглашая, а требуя более откровенных ласк. Его пальцы скользнули к чувствительной точке, но тут же двинулись в сторону. — Ещё… — я смяла его волосы в руках и двинула бёдрами, прижимаясь ближе, провоцируя, дразня. Его пальцы вернулись к месту, требовавшему прикосновений, и начали ласкать, увеличивая темп. Я чувствовала, как он горит рядом, и впитывала его огонь, сходя с ума от возбуждения. Разрядка наступила быстро и ярко, заставив выгнуться в его руках и мелко задрожать. Жар, терзавший моё тело секунду назад, остался пульсирующим теплом внизу живота, готовый разгореться с новой силой в любую секунду. — Теперь твоя очередь, — развернувшись в его объятиях, я прижалась к горячему телу и обхватила пальцами его возбуждённую плоть. — Покажи, как правильно, я не умею, — от признания щёки стали горячими, но я смотрела прямо в его глаза, не давая стеснению испортить этот момент. Мы не делаем ничего предосудительного, доставлять удовольствие любимому мужчине естественно и приятно. Мысль споткнулась на слове «любимому», когда его ладонь накрыла мои пальцы и задала направление и ритм, поднимая во мне смятение. Какой же он горячий! Как же я умудрилась влюбиться? Свободной рукой я гладила широкие пластины его груди, целовала гладкую кожу на шее, впитывала ревущее пламя, рвущееся из него наружу. В какой-то момент он стал каменным в моих руках, мышцы напряглись, и я почувствовала, как удовольствие простреливает его тело, выплёскиваясь лавой мне на живот. Его глаза закрыты, губы сомкнуты, он весь напряжён, и тихий глубокий стон словно проникает в меня, вибрируя внутри уже моего тела, резонируя, лишая воздуха и ясности мысли. Его удовольствие отозвалось во мне настолько глубоко, что во мне с треском ломаются все запреты, требования морали, приличия, представления о правильном поведении. Секунду спустя я с рыком укладываю его на лопатки, усаживаюсь на живот и яростно целую, прижимая пойманное запястье к подушке. Он отвечает с той же горячностью, переворачивая на спину уже меня, прижимая к постели, обрушиваясь всем весом, но его тяжесть только подстёгивает мою страсть. Не знаю сколько времени мы целовались в этом сладком угаре, я совершенно потеряла ориентиры, а вокруг нас был только огонь, мы ласкали друг друга в плотном пламенном коконе, остальной мир словно перестал существовать. Я целовала, кусала, сжимала в объятиях и признавалась в любви. Полное сумасшествие. Не знаю смогли бы мы остановиться сами, но в нашу страсть с треском и грохотом ворвалась действительность. Мы спалили кровать, и её остатки подломились под нами с таким звуком, будто мы решили снести всё здание. К счастью, этого хватило, чтобы прийти в себя и порадоваться тому, что я в момент падения была сверху, иначе щеголяла бы не только засосами, но ещё и сломанными рёбрами. А засосы были, да, причём, к моему огромному стыду, не только у меня. Осмотрев закопчённые и подгоревшие простыни, лопнувшую подушку, поверженное любовное ложе и потных, взъерошенных и исцелованных друг друга, мы продемонстрировали миру две абсолютно противоположные реакции. Ринар захохотал, а я покраснела с головы до ног. И было мне настолько стыдно, что я как встала у стеночки, голая в копоти и частично перьях, так и не могла даже глаз поднять на жениха.