– О чем ты так серьезно думаешь? – спросил Адам, устраиваясь рядом. – О моем ребенке, – ответила Ася. – О том, как я буду любить его и какой матерью стану. – И что надумала? – Что мне надо будет очень стараться, чтобы не мешать ему жить, – принялась загибать она пальцы. – Чтобы поддерживать, но не давить. Чтобы не навязывать свои желания, а слышать его. Чтобы позволить быть таким человеком, которым он хочет. Звучит как предвыборная агитация, правда? Никто не выполняет тезисы из предвыборной агитации. Возможно, я стану самой ужасной матерью в мире. Дети очень гибкие, их любовь безусловна, и они подстраиваются под взрослых. Что подводит нас к главному вопросу – как любить своего ребенка так, чтобы он рос свободным? – Что важнее – свобода или безопасность? – Именно, – энергично подхватила Ася. – Чем больше свободы – тем больше рисков. Чем больше контроля – тем меньше рисков. Обложить ребенка подушками безопасности так заманчиво, это такой простой и эффективный способ спасти свою психику и сказать себе: ну, я сделал все, что мог. Это все для его блага. Ох, Адам! Мне требуется постичь новые формы любви. И она, повернувшись к нему, оперлась щекой на руку, глядя на него сверху вниз. – И еще я думала о тебе, – договорила Ася, хмуро кусая губы. – Я так стараюсь тебя защитить, что лишаю свободы воли. В конце концов, если смотреть на все с точки зрения… Адам провел пальцем по ее губам, чтобы она оставила их в покое. Ася на минуту сбилась, цапнула его за палец, дунула на него и продолжала: – С кармической точки зрения, возможно, мы встретились для того, чтобы ты набил себе юношеских шишек и в итоге познал дзен. Может, я послана тебе для того, чтобы закалить твою волю и укрепить характер. Поэтому делай все, что хочешь. Я не буду обкладывать тебя подушками. Адам тихо улыбнулся ее решимости. – Вопрос не в том, чего хочу я, – мягко шепнул он, – а в том, чего хочешь ты. Со вчерашнего ты как переполошная курица хлопочешь обо мне. Что насчет тебя? – Чего хочу я? – проговорила Ася медленно. Казалось, она удивлена этому вопросу. – Мультипликационный сериал по Гарри Поттеру, например. – Не увиливай. – Не увиливаю, – она склонилась чуть ниже и едва коснулась губами его губ. – Можно я не буду сейчас ничего хотеть? – Так разве бывает? – удивился Адам, который в эту минуту как раз хотел очень многого. – Я буду просто плыть по течению, – объявила Ася. – Не буду ни о чем думать и не буду ни о чем беспокоиться. Просто воспринимать тебя… как подарок на Новый год. Ну знаешь, коробка со множеством разных конфет и кедровой шишкой. Ты понимаешь, что рано или поздно эти конфеты закончатся, но все равно радуешься им. – Я как конфета на Новый год? – переспросил Адам завороженно. Он уже начинал думать, что изрядно достал Асю своей прилипчивостью, и теперь ее слова рассыпались искорками по груди. Она умиротворенно выдохнула и снова легла на спину, созерцая потолок. – Пойдешь со мной послезавтра на УЗИ? Можно будет узнать, мальчик у меня или девочка. Ужасно волнуюсь. – А сама ты как думаешь? Вика все утро была как на иголках, но Ася строго-настрого запретила Адаму обсуждать с ней вчерашнее происшествие. И поскольку его вполне устраивало перемирие, которое они заключили, ввязываться в новую свару не хотелось. Хотя Адаму было что сказать Вике. Почему все всё время забывают, что его няня беременна? Нельзя обижать беременных нянь. Ася и Ева спустились в офис после десяти утра. – Тук-тук, – взъерошенная голова просунулась в стеклянную дверь. – Нет никаких видеоконференций? Я вхожу? – Доброе утро, – озадаченно отозвался Адам, разглядывая поднос в ее руках. – Заходи. – Мы с Евой испекли печенье для всех сотрудников, – широко улыбаясь, заявила Ася и просочилась в кабинет. Она подошла к столу Вики и движением фокусника сорвала салфетку с выпечки. – Сварить тебе кофе, дорогая? – Ты в них плюнула? Насыпала туда яда? Перца? – подозрительно спросила Вика, невольно отодвигаясь. – А вот и нет, – Ася схватила печеньку и демонстративно закинула себе в рот. – Это моя благодарность. – Благодарность? – переспросили Вика и Адам. – За носочки. Я глубоко тронута. Буду трепетно хранить их под подушкой до конца дней своих. И Ася, еще раз широко улыбнувшись, покинула их кабинет, чтобы помочь раздать Еве остальное печенье. – Даже не знаю, чего мне больше хочется – оторвать ей голову или стать лучшей подругой, – пробормотала Вика. – Адам! Ты же не в самом деле… Я хочу сказать, что у твоей дочери богатое воображение, да? – Нет, – спокойно ответил Адам. – Я влюблен в Асю. – Ты – что? Как? Почему? – Вика вскочила со стула, рассыпав печенье, и тут же села обратно. – Это шутка? Ты издеваешься? Она же старше меня на десять лет и толще на десять килограмм! Это… Эдипов комплекс? Тебе мамочки не хватает? Или это из-за Евы? Чтобы не разлучать ее с няней? Почему ты молчишь? Назови мне хоть какую-то адекватную причину! В голове не помещается. Адам! Извращение какое-то. – Даже странно, что тебе прежде в голову не приходило такое развитие событий, – заметил он. – Кое-кто мне вчера сказал, что у меня на лице все написано. – Это же всего лишь чокнутая няня! – зашипела Вика. – Тетка в пижаме! – Прости, – искренне произнес Адам. – Мне правда очень жаль. – А знаешь, что самое дурацкое? – легко отмахнулась от его извинений она. – Я же ей все рассказывала, а она меня утешала. Говорила, что ты сейчас полностью сосредоточен на дочери, что тебе нет никакого дела до женщин. Вы вдвоем просто превратили меня в идиотку. Я беру отгул, – и Вика, схватив сумку, выскочила из кабинета. Развернувшись в кресле, Адам смотрел, как она несется по офису и как Ася, вручив Еву стажеру Марине, несется следом. На улице Вика села в свою машину, и его няня с прытью, вовсе не свойственной этой женщине, прыгнула на заднее сиденье. Резко сорвавшись с места, автомобиль вылетел с парковки. Адам моргнул. Что это сейчас такое было? …Найти бар, который работал в десять утра, было непросто, но Вика справилась. Вскарабкавшись рядом с ней на высокий стульчик, Ася глазела на сонных официантов, которые еще только расставляли бокалы на стойке. – Я бы с тобой напилась, – сказала она с сожалением, – и поехала в Нижний, но не могу. – Почему в Нижний? – Вика уже залпом опрокинула в себя одну текилу и теперь грызла лайм. – А черт его знает, почему-то меня после выпивки всегда туда тянет, – ответила Ася и заказала себе минералки. – Вот чего мне сейчас не хватает – это спонтанности. Ну и иногда ужасно хочется тяпнуть. Думаю, что после того, как закончится эта эпопея с деторождением, я найду себя в беспамятном состоянии где-нибудь на Покровке. – Ты алкоголичка? – с презрением спросила Вика и выпила еще текилы. – Увы, такая радость мне не дана, – вздохнула Ася. – Было бы здорово. Пиши пьяным, редактируй трезвым. Кто знает, какие глубины во мне бы открылись. – И зачем ты притащилась сюда? – Ты мне нравишься. Ты энергичная и честная. Я хочу сказать, что если ты сейчас запретишь мне любые неуставные отношения с Адамуром Фаридовичем, я подчинюсь. – Серьезно? – Вика повернулась к ней. – Ты думаешь, что я поверю в эту брехню? Я молодая, но не наивная. Ася засмеялась. У нее было ощущение, что она прогуливает школу. Хоть ее и терзали маленькие угрызения совести из-за того, что она бросила Еву на произвол судьбы, оказаться с утра пораньше в баре было приятно. Даже если и рядом с человеком, который ее сейчас ненавидел. По сути, Вику терзала вовсе не ревность или боль от отвергнутой любви, а уязвленное самолюбие. Обидно, когда выбирают не тебя, а кого-то с характеристиками похуже. Это ставит тебя перед тем неумолимым фактом, что жизнь несправедлива и что не всегда твои усилия приводят к хорошему результату. А человек, который перестает верить в усилия и результат, может словить и депрессию. – Можно? – Ася забрала у Вики рюмку и вдохнула пары текилы. – Мммм. Я становлюсь моложе от этого. – А я – старее, – Вика выхватила у нее рюмку и выпила. – Я злюсь, потому что не понимаю Адама. А я всегда его понимала. Мы проработали бок о бок четыре года, три из них – встречались. И он никогда не говорил о любви. Принимал меня, как погоду за окном. – Ну и ты принимай его как погоду за окном, – посоветовала Ася, – вряд ли ты или я можем повлиять на него сейчас. Надо просто немного подождать, пока его отпустит. Запретный плод сладок, а надкушенный – скучен. – И что потом? – резко спросила Вика. – Принять его обратно? – Это уж сама решай, – уклонилась от ответа Ася. – Но по крайней мере, ты сможешь позлорадствовать, когда я получу отставку. Просто дождись этого момента. – Как ты можешь так спокойно рассуждать о подобных вещах? Совсем бесчувственная? – еще больше разозлилась Вика. – Зачем вообще начинать, если сразу думать о том, как все закончится? – Ничто не длится вечно, – пожала плечами Ася. – Ты рождаешься, взрослеешь, стареешь. Ждешь ребенка. Потом он вырастет и уедет от тебя. Морщин станет больше, а сожалений – меньше. Жизнь утечет сквозь пальцы, и, оглядываясь назад, ты так и не поймешь, на что ее потратила. Так какая разница, чем закончится одна из множественных историй на длинном и бессмысленном пути? – Почему пью я, а пьянеешь ты? – Вика заглянула на дно пустой рюмки, налила себе еще. – Как примитивно с твоей стороны давить сейчас на жалость. Из нас двоих пострадавшая – я. – Как знать, – отозвалась Ася.